Странно как-то получается: в такой непростой ситуации, казалось бы, ответь на простой вопрос, когда тебя спрашивают, так нет – этот Йоси начинает что-то крутить и изворачиваться. Неужели всех их тут настолько вымуштровали всякими строгостями и инструкциями, что они даже в критических ситуациях, молчат, как партизаны?! Ну, что за упёртость? Я же искренне собирался помочь человеку, но всей этой публике, охраняющей его, не нужна моя помощь… Будто я могу навредить своему же родственнику! Или… они не перестраховываются, а поступают совершенно правильно, так, как нужно? Если уж я засветился в компании с убийцей, поднявшей руку на их сотрудника, какое мне может быть после этого доверие?
Я снова выглянул в окно, где в дыму и языках пламени уже вырисовывался силуэт пожарного, спешащего нам на выручку. Он ловко вскарабкался на подоконник, спрыгнул на пол и, подняв защитное стекло каски, принялся вытирать лицо от пота.
– Ну, наконец-то! Мы здесь! – крикнул я ему и сделал два шага навстречу, но вдруг остановился, как вкопанный.
Передо мной в полной экипировке пожарного стоял Виктор Николаевич.
– Как ты… вы здесь оказались? – только и сумел прошептать я.
– А ты сомневался, что я тебя найду? – самодовольно усмехнулся он.
– А форма пожарного откуда?
– Там один парнишка зазевался, пришлось его легонько пристукнуть и раздеть…
– Он же там уже шум, наверное, поднял!
– Шум? Нет, он ещё нескоро очухается… Но не о том мы говорим. Где находится Зенкевич, ты уже узнал?
– Наверное, у себя наверху. Его должны были привести сюда, но до пожара не успели.
– Наверное или точно? – Виктор Николаевич нахмурился и нервно махнул в воздухе пожарным топориком. – Что ты здесь всё это время делал?
– Общался с директором заведения. Вон с ним, – я кивнул в сторону Йоси, который непрерывно ощупывал обожжённое лицо и пока не вслушивался в наш разговор.
– Давай-ка у него спросим. Я буду спрашивать, а ты переводи. – Виктор Николаевич решительно направился к Йоси.
– Ты директор этой богадельни? – Комитетчик схватил его за воротник и натянул петлю галстука.
Йоси удивлённо глянул на него, потом на меня, но, когда я перевёл вопрос, безвольно опустил руки и тяжело задышал.
– Где сейчас находится ваш жилец с восьмого этажа, к которому пришёл этот господин? Живо отвечай, а то задушу.
Йоси захрипел и засучил ногами, но так ничего и не ответил.
– Последний раз спрашиваю…
– Он у себя, на восьмом этаже, – выдавил директор и стал задыхаться.
– Сейчас ты нас отведёшь к нему. Огня там пока нет, поэтому поднимемся нормально.
– Лифты не работают, – выдавил через силу Йоси.
– Пешком, по лестнице пойдём. – Виктор Николаевич рывком поставил его на ноги и подтолкнул к выходу на лестницу.
Йоси всё ещё задыхался и семенил мелкими неуверенными шажками. В спину ему упирался револьвер, который Виктор Николаевич держал в правой руке, в левой же руке у него был пожарный топорик, которым он угрожающе помахивал и всё время оглядывался на меня, неохотно плетущегося за ними следом.
– Кто кроме старика ещё находится на восьмом этаже?
Йоси помотал головой и сдавленно ответил:
– Только охранник на входе и, может быть, ещё кто-то внутри. Мне туда доступа нет.
– Что за люди? Сколько их там?
– Откуда я знаю! Кто-нибудь, наверное, из обслуги.
– Ты, директор, и не знаешь, кто у тебя работает?
– Там не наши сотрудники. Они мне не подчиняются.
Шкурой я чувствовал, что обстановка накаляется, и мой кровожадный напарник готов натворить новых бед. У меня даже мелькнула мысль малодушно скрыться куда-нибудь в пустые коридоры, и догонять меня он вряд ли помчится. Но что случится с ничего не подозревающим Йоси и другими людьми, которые встретятся ему на пути, даже представить страшно.
На лестнице гарью пахло меньше, и чем выше мы поднимались, тем меньше доносились до нас шум и крики с улицы. Толстяк директор уже основательно запыхался, к тому же он не опирался на перила, а прикрывал ладонями раны на обожжённом лице.
Тяжёлая металлическая дверь с цифрой «8» оказалась запертой. Несколько раз ткнув в неё кулаком, Йоси развёл руками и пробормотал:
– Вообще-то она должна быть в целях пожарной безопасности всегда открыта, – и даже попробовал неловко сострить, – а сейчас эта самая пожарная опасность присутствует, а дверь закрыта…
– Как её открыть? – Чувствовалось, что Виктор Николаевич свирепеет всё больше и больше, но сдерживается из последних сил. – Что хочешь делай, но дверь через минуту должна быть нараспашку!
– Что я могу сделать? – снова развёл руками Йоси. – И вообще, молодой человек, что вы тут раскомандовались? Не хватало ещё, чтобы мне указывал что делать какой-то пожарник! Не знаю я, как открыть закрытую дверь! Нет у меня от неё ключей! Ломайте, если хотите.
Всё это я переводил, и с каждой фразой, сказанной Йоси, мне становилось всё хуже и хуже. А директор даже не подозревал, какие тучи сгущались над ним.
Мой напарник молча отодвинул его плечом и несколько раз подёргал дверную ручку, потом принялся стучать по двери сначала кулаком, потом пожарным топориком. Несколько раз он замирал и прислушивался к тому, что происходит за дверью, а потом принимался колотить с новой силой.
Как ни странно, но дверь неожиданно заскрипела и стала открываться.
– Наверное, охранник нас услышал! – обрадованно закричал Йоси и принялся помогать открывать дверь, потом оглянулся на Виктора Николаевича и пробормотал. – Только вы пистолет спрячьте, молодой человек, потому что он тоже вооружён и начнёт стрелять, если возникнет нештатная ситуация. У него инструкция такая.
– У меня тоже своя инструкция, – пробормотал Виктор Николаевич, но пистолет из рук не выпустил.
– Что вам надо? Кто вы такие? – раздался из-за двери голос, и мой напарник попробовал рывком распахнуть дверь, однако человек с той стороны придержал её и даже пригрозил. – Предъявите свои документы, иначе я вас не пущу.
– Скажи ему на иврите, что мы пожарные, которые пришли их спасать, – шепнул мне Виктор Николаевич, но Йоси нас опередил и закричал в образовавшуюся щель:
– Это я, директор бейт-авота Йоси, ты меня должен знать. Со мной ещё два человека, один из них преступник…
Ни слова не говоря, комитетчик ударил его пистолетом в затылок, отчего Йоси снопом повалился на пол, потом, сунув руку в щель, несколько раз наугад выстрелил…
Я никогда не переоценивал своих возможностей и твёрдо знал, что герой из меня никудышный. Даже в самом большом гневе, хоть таковой и случался не часто, я и мухи обидеть не мог. Не говоря уж про то, чтобы причинить какую-то серьёзную неприятность человеку, на которого разгневан. Наверное, виной всему какая-то моя излишняя рассудочность: каждый раз я невольно ставил себя на место обиженного мной и представлял, как ему будет плохо и неприятно, если я причиню боль.
Но сейчас у меня словно что-то перемкнуло в голове. Гнев, сверкнувший ярким и ослепляющим всплеском адреналина, подхватил меня и вытолкнул из инертного состояния, в котором я находился всё последнее время. Лишь сейчас я до конца понял, что этот негодяй, уже убивший человека и теперь на моих глазах стрелявший в охранника, пришёл сюда не с миром, а для того, чтобы захватить несчастного старика и силой выпытать из него какие-то секреты. Если это не удастся, то просто его уничтожить. Как и уничтожить всех, кто встанет у него на пути.
По большому счёту, я уже сто раз мог скрыться от Виктора Николаевича, и он меня не нашёл бы. Шкуру свою спас бы, но… но я оставался с ним, потому что шёл сюда с противоположной целью, сам того не осознавая. Кроме меня никто сейчас не мог защитить брата и уберечь остальных людей от этого жестокого человека. И дело уже совсем не в том, что нас со стариком связывали какие-то мифические родственные узы. Наверное, я с таким же рвением защищал бы и любого другого человека, на которого объявили такую жестокую охоту.
И это было для меня сейчас самым главным. Ничего другого больше во мне не осталось – только гнев, отчаяние и полное безразличие к тому, что произойдёт со мной дальше.
Я обхватил своего мучителя сзади, не давая ему протиснуться в полуоткрытую дверь, и стал оттаскивать назад. Ему тяжело было бороться со мной в грубом пожарном брезенте. Он лишь топтался, пытаясь сбросить мои руки, и сдавленно матерился сквозь зубы.
Наша возня не могла продолжаться бесконечно, и я понимал, что физически он всё-таки крепче меня и рано или поздно вывернется. Тогда мне придётся совсем плохо, потому что у него пистолет и топорик, а у меня… Я оглянулся вокруг себя, и на глаза мне неожиданно попалась мусорная корзина из нержавейки, стоявшая на лестничной площадке.
Неуклюже отскочив от своего соперника, я схватил корзину и, не дожидаясь, пока тот развернётся, с размаху ударил его по голове. И хоть он был в пожарной каске, но удар оказался, наверное, настолько сильным, что Виктор Николаевич грузно осел на пол и повалился на спину. А я уже не мог остановиться и продолжал бить до тех пор, пока сам не повалился рядом. Из моих глаз брызнули слёзы, но я ничего вокруг себя по-прежнему не видел.
На мгновение наступила тишина, и слышно было лишь, как где-то на нижних этажах потрескивает горящий пластик стен и потолка. Я лежал на спине и тупо рассматривал, как едкий чёрный дым, поднимавшийся вверх по лестничным пролётам, сочится сквозь щели между листами обшивки.
С трудом поднявшись и перешагнув через неподвижное тело своего врага, я попытался открыть дверь. На сей раз её ничего не держало, и дверь распахнулась почти полностью. В двух метрах от меня сидел на полу у стены молоденький парнишка в чёрном полицейском бронежилете и, зажимая простреленную руку, немного удивлённо и испуганно глядел на меня. Его короткоствольный автомат «узи» лежал рядом в луже крови, но дотянуться до него простреленной рукой охранник, похоже, не мог.
Меня это немного успокоило, ведь ему ничего не стоило выпустить очередь и в меня. Хорошо, что на моём месте сейчас не оказался Виктор Николаевич, а то бы он не упустил момент дострелить раненного охранника. А тот только молча рассматрив