– Ну, и что в этом необычного?
– Сам посуди. Если бы ты или я, не приведи господь, решили кого-то вздёрнуть, то завязали бы, не заморачиваясь, самый простой узел, лишь бы держал, ведь так? Не думаю, что убийца без навыка плетения узлов смог бы завязать такой узел в экстремальной ситуации, когда каждая секунда дорога, и кто-то может его увидеть.
– А если у него верёвка с узлом была заготовлена заранее?
– Думаешь, он настолько тщательно всё подготовил, что даже учёл такие детали?
– Не исключено… То есть, могу предположить, что убийца достаточно хитёр, имеет навык плетения сложных узлов, физически крепок и невысок ростом. Может быть, даже был моряком или альпинистом. Плюс к этому, у него крепкая психика…
– А уж это ты как определил?
– Смотри, провернуть подряд два убийства и не оставить следов – не так просто. Нервы у парня должны быть железные.
Немного помолчав, я выдал единственное, что пришло мне сейчас на ум:
– Ну, и я когда-то занимался альпинизмом. Многие сейчас умеют сложные узлы вязать… А может, это теракты? Арабские братцы выходят на охоту по ночам?
– Не думаю. Те, как правило, бьют ножом и убегают. Простенько и шумно. И арабам, как складывается у меня впечатление, нужно не столько скрываться от правосудия, сколько как раз попасть в руки полиции, чтобы сесть в комфортабельную тюрьму, где их будут кормить и содержать за счёт налогоплательщиков, плюс к тому обеспечивать семью гарантированной зарплатой от своих же арабских спонсоров. Да что я тебе рассказываю – будто сам не знаешь!
– Иными словами, – тут я почему-то сглотнул слюну, – этот человек – такой же, как ты или я?
– Ну, почему такой, как я? – усмехнулся Мартин и повёл своими накачанными плечами. – Я большой, а ты сам сказал, что его рост – метр семьдесят. Скорее он похож на тебя, Фаркаш.
– Шутишь?
– Эх, если бы это было шуткой! – Мартин тяжело поднялся со своего кресла и оно жалобно скрипнуло под ним. – Да уж, «мозговые» упражнения куда угодно заведут… Время уже обеденное. Пойдём, что ли, в кафе и перекусим, что бог послал, а то появится Винтерман и какой-нибудь гадостью аппетит испортит. За ним не завянет…
3. Арти:
…Интересно, чем сейчас занимаются наши хвалёные копы? Кого из них ни встретишь на улице, у каждого физиономия сытая, довольная и надменная. Будто во рту у него золотая монета, а в глазах что-то для простого смертного непостижимое. Да эти полицейские просто обалдели от уверенности в том, что для них всё всегда было, есть и будет хорошо. И ничто не омрачит их размеренную жизнь в нашем тихом и спокойном провинциальном болоте. В этом райском уголке мира – Израиле. На этой самой прекрасной из планет – Земле. В этой самой страшной из всех и ненавистной Вселенной…
Смотреть на них просто омерзительно. Поэтому и стараюсь не выходить на улицу днём, а только вечером, когда все они уже сидят по домам, дуют пиво перед телевизором, а перед сном загадывают самое простенькое и самое главное изо всех земных желаний: вот бы и завтра ничего из ряда вон выходящего не случилось, и они смогли просидеть весь день за компьютерным пасьянсом в своём полицейском кабинете с кондиционером, а вечером вернуться к телевизору и пиву. Чтобы очередной раз загадать то же самое на завтра и на каждый последующий день.
Хотя все эти местные копы, по большому счёту, не стоят моего внимания. Это мелочь, на которую лучше не обращать внимания, когда ты перед собой поставил более глобальную задачу. Выбрал ступеньку, на которую надо ступить, поднимаясь всё выше, и ничто тебя не должно отвлекать от выбранного пути…
Но всё равно они меня раздражают! Хватит! Я им больше не дам жить так, как они привыкли. Если моя жизнь наполнена кошмарами, то почему им должно быть спокойно и мирно? Чем они лучше меня?
Или они думают, что если представляют в городе властные структуры, носят пистолеты на боку и откровенно поглядывают на всех свысока, то не найдётся ни одного человека, который покажет им, что такое страх и опасность по-настоящему? Заставит их бояться и оглядываться каждый раз, когда за спиной раздаётся шорох? Есть такой человек – это я.
Давным-давно, когда я был совсем маленьким и как-то раз гулял с мамой в парке, за мной погналась собака. Чей-то домашний белый пуделёк. Наверное, это была добрая, игривая и совсем неопасная собачка, однако я смертельно перепугался, стал убегать от неё и упал. Я зарылся лицом в траву, чтобы спрятаться как можно глубже и дальше, и только с замиранием сердца прислушивался, как пёсик остановился и принялся жарко дышать в ухо, обнюхивая меня. Потом прибежала хозяйка и оттащила его за поводок, но эти мгновения, – когда он стоял надо мной и дышал, – запомнились навсегда. Большего страха, чем тогда, я уже никогда в жизни не испытывал…
Вот я и хочу сегодня, чтобы полицейские начали мечтать зарыться лицом в траву, закопаться поглубже в землю, чтобы не видеть того, что за спиной. А за спиной – неизвестность и леденящий душу страх…
Иногда задаю себе вопрос: ну, и чего ты хочешь этим добиться? Уйдут те, которых ты люто ненавидишь и собираешься ежечасно преследовать, на их место придут другие, которые ничем не лучше. Что это изменит? Имя им – легион. Хочешь воевать один против всех?
Ничего я не собираюсь менять, и даже мысли такой у меня никогда не возникало.
А может быть, и собираюсь…
Это желание сегодня вытеснило всё, что когда-то привлекало моё внимание, и стало главной игрой в жизни – азартной и жестокой, которой никакое казино в подмётки не годится. В казино можно только лишиться денег, но редко кто отваживается пустить себе пулю в лоб, когда проигрался. У бедняги всегда есть выбор. А тут – никакие деньги не в цене, а отсчёт сразу начинается с крови, с настоящей крови. И никакого выбора никому я не даю. Даже себе.
Страх жарко дышит в спину. Всем подряд.
Самое примечательное во всём этом, что и правил никаких нет. Так решил я. Правило здесь изначально только одно – выжить. Притом выжить можно лишь в одном случае – когда подавишь волю соперника, сделаешь его своей послушной марионеткой, а чтобы такое случилось, он должен начать бояться не только тебя, но и самого себя. Это лишает его сил и превращает в безвольную мишень. Превращает в жертву. Он сам себя приговаривает, а я лишь привожу приговор в исполнение.
Поэтому мне везёт. И завтра будет везти. И всегда будет везти. Потому что я могу предсказать любые, даже самые отчаянные шаги своих жертв, а они – нет. Людям с их полётом фантазии такое недоступно…
Кстати, вспомнил недавно, как тогда, в детстве, хозяйка называла своего пуделька. Когда оттаскивала его за ошейник от лежащего меня, она громко, чтобы все слышали, приговаривала, и я это хорошо запомнил:
– Как тебе не стыдно, Арти, пугать малышей?! Ты же совсем нестрашный!..
Арти… Хорошее имя. И не страшное… до поры до времени.
Значит, так и назовёмся.
До последнего времени я даже не представлял своих возможностей. Мне казалось, что с этим миром можно кое-как договориться по-хорошему, потому что он, вероятно, пристально наблюдает за каждым из нас, воздаёт каждому муравью по его муравьиным заслугам, защищает обиженного и наказывает обидчика. Справедлив он или нет, это другой вопрос, но, главное, не равнодушен ни к кому, даже к своему самому ничтожному созданию…
А оказалось, как я выяснил, что ни ты, ни кто-то другой никому никогда, по большому счёту, не был нужен, и слова о вселенской справедливости или несправедливости – всего лишь пустые слова. Кого-то эти рассуждения, может быть, и греют, но никогда не согревают, лишь позволяют оправдывать собственную неспособность к решительному поступку. Меня же такие отговорки никогда не устраивали, а чаще всего, просто возмущали, поэтому я и решил взять в свои руки свою судьбу и заодно судьбы остальных созданий этого неласкового мира. Не такой уж он всевластный и непобедимый, этот прежде грозный мир…
Я выхожу из своего импровизированного убежища по ночам и кожей чувствую, как всё вокруг меня замирает в ожидании. Казалось бы, что может сделать маленький и слабый человечек, взявший себе имя ничтожной собачонки, когда его окружает бесконечный космос с его неподвластными разуму стихиями и катастрофами? Но происходит странная метаморфоза, и вселенский разум, который раньше даже не замечал этого человечка, теперь волей-неволей пристально вглядывается в него и чувствует в нём если уж не равного, то, по крайней мере, достойного партнёра…
Партнёра? Может, и так… Некогда мне сейчас искать правильные слова, чтобы выразить свою мысль. Всего-то одну из многочисленных мыслей, которые волнами накатываются на меня, смешиваются и борются друг с другом, чтобы в итоге получилась гремучая смесь, может быть, нелогичная и странная, но не дающая возможности стоять на месте или хотя бы сосредоточиться на чёмто одном. Мысль, в конце концов, уже реально беспокоящая это гнусное и неповоротливое животное – мироздание…
Я постоянно в движении. У меня нет конкретных целей, вернее, их настолько много, что ежедневное, ежеминутное достижение их превращается в мой образ жизни. Каждый день новая цель, и, если я не достигну её сейчас же, значит, я в чём-то ошибался, и день прожит напрасно. И это уже доставляет мне реальную боль. Жгучую и невыносимую…
Но я никогда не ошибаюсь. А боль… она всё равно не исчезает.
Хоть мне, по большому счёту, никто сегодня не нужен, но когда-то у меня был друг. Единственный, с кем я мог находиться вместе. Я уже забыл, как его звали, но он был мне действительно другом. Сегодня я зову его N, и мне следовало бы от него уже избавиться и забыть окончательно, как всех остальных, но… мы с ним почему-то по-прежнему общаемся.
Он всегда был для меня обузой и тянул к той жизни, которой живут все люди на свете и от которой я старался уйти. Если не уйти – это означало бы, что моим планам не суждено сбыться. А ведь я никогда ничего о планах ему не рассказывал, но он откуда-то знал обо всём, что творится в моей голове! Может быть, просто догадывался, а может, втайне хотел быть похожим на меня.