Я понимал, что мы с N полные противоположности, но именно таким он мне и был нужен. В наших бесконечных и путаных разговорах мне постепенно становилось ясно, как я должен поступать, чтобы, наконец, стать самим собой и не быть похожим на него, моего антипода. Каждая моя цель после очередного разговора становилась всё более ясной и чёткой, словно вырисовывалась в мозгах строгой каллиграфической вязью на листе китайской рисовой бумаги…
Может быть, N об этом даже не подозревал. И поэтому он был мне вдвойне нужен.
А со временем я даже захотел его убить. Захотел до помрачения рассудка, до жжения в ладонях – дышать иногда просто не мог! Это произошло, когда я понял, что всё необходимое от него получил. Больше мне не требовался ни советчик, ни свидетель… Друг? И друг тоже.
Но он, этот N, тем не менее, был.
Я представлял, как перерезаю ему горло или затягиваю на шее тугую петлю, как он хрипит и смотрит на меня непонимающим и удивлённым взглядом, а потом всё заканчивается. Когда он, наконец, поймёт, что другого варианта у меня не оставалось.
И каждый раз мне казалось, что я его и в самом деле убил…
Правда, N всё равно периодически возвращается ко мне. Уж, и не знаю, каким образом. Он приходит в мою берлогу, садится напротив меня и долго смотрит. Нет, уже не осуждающе, потому что в глубине души он прекрасно понимает, что иначе поступить я не мог. Просто в его глазах отныне и навсегда замер немой вопрос: ну, добился того, чего хотел? Тебе от этого стало хоть чуточку легче?
– Я же тебя убил, сто раз убил, – всегда кричал я ему, – тебя больше нет на этом свете! Зачем ты приходишь? Ты никак не сможешь мне теперь помешать! А помощи от тебя я не ждал и раньше!
Ничего не отвечая, он каждый раз вставал и уходил. А у меня потом долго болело сердце и раскалывалась голова…
Для чего он всё-таки приходит? Наверное, думает, что меня замучили угрызения совести, и мне всё-таки понадобилась от него какая-то помощь? Или извинений попрошу? Голову пеплом посыплю? Ха-ха…
Мне, повторяю, ничего ни от него, ни от кого-то другого не нужно, а необходимо лишь доказать себе, что зло и добро равноценны. Ни больше, ни меньше. Это главное, что мне нужно. Вселенной совершенно безразлично, чем занимается и что творит её самое ничтожное из созданий – человек. Я или тот же самый N. И никакого противостояния между добром и злом нет, как нет и весов, на чаши которых можно положить наши хорошие и плохие поступки. Это необходимо лишь для тех, кто сомневается или не уверен в себе.
Каждую нашу встречу я с пеной у рта разъясняю N эти простые истины, но он меня не слышит или делает вид, что не слышит. Даже после смерти он упрямо приходит ко мне, хватает за рукав и тащит в свои скучные и приторно сладкие райские сады, в которых всё благостно и пристойно. Вселенская любовь и доброта – фу, как здесь тоскливо! Мне здесь не место…
– Я тебе докажу, – кричал я ему, – что человек самоценен лишь своими побуждениями! Но только теми побуждениями, что заканчиваются поступками. Только они могут служить мерилом нашей значимости для этого мира! Поступки – это всегда следствия побуждений, и если они мотивированы, то уже не важно, какие они – добрые или злые… Говорю же тебе: никто не знает, что такое абсолютное добро и абсолютное зло. Потому я волен делать то, что мне кажется необходимым! И лишь это будет благом в моих глазах. Тогда – с моей помощью! – наступит равновесие и покой во вселенной, и никому уже не интересно будет знать, на каком фундаменте эта новая вселенная построена – на добре или зле. Я создам для вас новую вселенную, где каждый из вас сможет стать счастливым!
N опять ничего не отвечал и уходил, чтобы вернуться через некоторое время.
Зачем он это делает? Почему молчит и не отвечает?.. Зачем он меня мучит своим молчанием?!
А потом я убил одного за другим двух эфиопов – девчонку и парня. Рано или поздно это должно было случиться. Наверное, для того, чтобы воочию доказать этому проклятому N, что человеческая смерть в общей картине мироздания ничего не значит. Жизнь не стала ни хуже, ни лучше из-за того, что тех двоих человек не стало. Тысячи и миллионы исчезнут – тоже ничего не изменится. Даже количество зла от этого не увеличится и не уменьшится…
Желание убивать пришло совершенно спонтанно. Наверное, мне просто хотелось поскорее прекратить наш бесполезный спор с N, а точнее, поставить какую-то веху, назад за которую уже не вернёшься. Тогда останется только идти вперёд и вперёд. Поставить для себя новую точку отсчёта в моей персональной зарождающейся вселенной…
Ни эта девчонка, ни этот парень ничего плохого мне не сделали, да я их и не знал, и на их месте мог оказаться кто-то другой. Просто им не повезло – попали под раздачу. Всё произошло, повторяю, спонтанно… и, в то же время, нет.
Раз за разом до этого я возвращался к своей ненависти к полицейским. Это было что-то иррациональное и необъяснимое, а я очень не люблю, когда нет полной ясности или долго не нахожу ответа на вопрос. Полицейские ничем не хуже прочих обывателей, просто чаще попадаются на глаза.
Что ж, поиграем для начала по их правилам, решил я, а потом уже начну диктовать свои условия. Выбираем игру. Детектив с убийствами? Леденящий душу триллер? Пожалуйста. Всем это нравится смотреть по телевизору, по ту сторону толстого экранного стекла, а вот самому заглянуть в закатившиеся глаза убитого, услышать последний выдох из его губ, почувствовать запах свежей застывающей крови – слабо? Что ж, разыграем эту партию. Ведь этого хочется, как я подозреваю, не только мне, а и всем окружающим, затаившим дыхание по ту сторону настоящего действа, только духу у них не хватает самим стать охотником. Жертвой – тоже не хотят, но другой роли для них у меня нет. И за толстым экранным стеклом телевизора отсидеться им не дам.
Я не планировал, как стану совершать убийства и какой изощрённый способ для этого придумаю, но мне хотелось и до сих пор хочется, чтобы наша игра напоминала самую любимую и древнюю игру человечества – кошки-мышки. Что может быть более увлекательным, чем гонять свою будущую жертву из угла в угол, заставить её дрожать и вздрагивать, озадачивая раз за разом какими-нибудь новыми неразрешимыми загадками!
Пускай вместо своего благословенного вечернего сидения перед телевизором наши доблестные копы (опять я про них!) круглосуточно ломают голову над тем, как поймать хитроумного серийного убийцу, который рано или поздно постучит в их дверь. Как уберечь своё тихое семейное благополучие от озверевшего маньяка.
Именно серийного убийцу я им заготовил! Ведь они начнут рисовать свои стандартные схемы поведения преступника, притягивать к работе ботаников-психологов с их никчемными построениями и психологическими портретами, искать по картотекам аналогичные преступления. А я выжду какое-то время и неожиданно поменяю придуманную специально для них схему на противоположную! Я подброшу им очередную головоломку и нового серийного преступника, которого они снова начнут вычислять и стандартно просчитывать, – и так будет до бесконечности, потому что они никогда не смогут предсказать, что у меня на уме и каких новых монстров я вытащу для них из преисподней завтра.
В конце концов, они постигнут неприятную истину, что фантазия преступника, которого они ловят и никак не могут поймать, неистощима и гораздо богаче, чем их фантазия, а в игре, которую он затеял с ними, победителя, по большому счёту, нет… Ведь для меня их поражение никакая не победа, а только способ временно удовлетворить свои амбиции, убедиться в том, что я прав. Главное – не цель, а доказательство своего… да-да! – могущества. Мелкая блоха – человечек, оказывается, тоже в состоянии диктовать свои правила громадной вселенной. И потому гордиться собой. Может быть, и не стать равным Всевышнему, но хотя бы поразмышлять его категориями…
Хотя и не очень-то эти полицейские годятся в равные соперники.
Первую свою жертву я подстерёг недалеко от своей берлоги… Да, забыл сказать, что у меня есть своё лежбище – старое заброшенное бомбоубежище, оставшееся от полуразрушенного дома. Мне там удобно и спокойно, потому что владелец земли и этих руин, оставшихся от здания, заломил такую высокую цену, на которую не готов ни один строительный подрядчик. Вот и стоит мой дворец в самом центре города, огороженный пыльной помятой сеткой и кучами строительного хлама. Мало кто рискует поломать ноги, забравшись за эту сетку.
Так вот, первой моей жертвой стала девочка-эфиопка. Я не видел её лица, и мне совершенно неинтересно было разглядывать, кто она. Я пришёл в этот двор, едва стемнело, дождался, спрятавшись в тени деревьев, пока последние старики с лавочек разойдутся по домам, и стал следить за дорожкой, по которой в это время уже никто не ходит.
Когда девчонка появилась, мне не составило большого труда подкрасться к ней сзади, забросить на шею капроновый шнур, который я припас заранее, и затянуть его до упора. Она даже не успела испугаться и почти не сопротивлялась. Я оттащил тело за кусты и принялся размышлять, стоит ли имитировать ограбление, но потом решил, что складывающийся почерк нового серийного убийцы не нужно усложнять лишними деталями. Пускай всё у девчонки остаётся при ней, а полицейским, которые уже завтра начнут расследовать преступление, придётся, как следует, поломать голову над мотивами убийства. А мотивов-то никаких как раз и нет – вот что самое главное! Но до них-то это никогда не дойдёт!
После этого я отправился к себе в берлогу и спокойно лёг спать. Лишь под утро в моей голове созрела мысль о том, что одного преступления, наверное, мало. Никак оно не потянет на серию, которую мне хотелось преподнести на блюдечке нашим копам. Интрига будет неполной, если я остановлюсь и буду наблюдать со стороны за происходящим…
Через день я вернулся на то же место и в то же время. Мне было очень важно, чтобы всё прошло, как и в первый раз. Даже в качестве жертвы мне хотелось иметь теперь именно эфиопа… Я ничего против эфиопов не имею, но раз уж так вышло первый раз, то продолжим и сейчас.