Впрочем, это ничего сегодня не меняло – парнишка был уже обречён. Обречён хотя бы потому, что попался мне на глаза в эту минуту.
Я тихо обошёл вокруг него, и уже заучено и быстро набросил ему на шею капроновый шнур, который теперь постоянно носил в заднем кармане джинсов. Студентик даже не сопротивлялся, лишь попробовал отпихнуть мою руку и что-то жалобно пискнул, но потом захрипел и стал биться в конвульсии. Сотовый телефон полетел вниз по ступеням, и я некоторое время провожал взглядом огонёк на его экране, который постепенно уменьшался, потом погас, видимо, завалившись за ступеньку. Его рюкзак я даже не задел.
Но сразу от лежащего тела я не отошёл, а задумался: может, хватит играть с полицией в кошки-мышки? Ведь они гоняются за моей тенью и, вероятно, даже накопали какие-то следы. Но эти следы наверняка настолько ничтожны, что сыскари не приблизились ко мне ни на шаг. И это меня удручает. Мне требовалось совсем другого. Чтобы они не подумали, будто я опасаюсь их и трусливо заметаю свои следы.
Неинтересно играть со слабым соперником. Мне всего-то и нужно было для начала посрамить всех этих хвалёных сыскарей, чтобы сбить с них спесь и показать, кто в нашей игре решает, по каким правилам играть. С другой стороны, настоящий драйв наступает лишь тогда, когда соперники более или менее равны. А кому интересно соревноваться со слабаком? Хоть в полиции далеко не дураки, но и нет всё же такого уникума, с кем можно было бы поиграть в догонялки на равных. Или есть, и я ошибаюсь?
Сегодня же мне, несмотря ни на что, захотелось чего-то большего.
Наверное, следует дать им фору. Какой-нибудь хитрый опознавательный знак, чтобы каждый раз после долгих размышлений они могли догадаться, что имеют дело со мной. Именно со мной, а не с кем-то другим. Но дать им не какую-нибудь уголовную банальщину типа игральной карты на трупе или нарисованной углём чёрной кошки на стене, а что-то именно своё оригинальное. Так, чтобы они вычислили не сразу, но рано или поздно всё равно вычислили бы. Но не меня, а след от придуманного мной преступника. Играть так играть – с хорошими ставками, реальной опасностью и мощным драйвом…
Откуда я, кстати, вспомнил о карте на теле покойника и о кошке на стене? Когда-то давно я, кажется, читал, что кошка была опознавательным знаком какой-то легендарной бандитской группировки в России. Впрочем, ничего конкретного я об этом не помню, да мне это сейчас и не надо. Пускай воспоминания остаются в угасающей памяти, там им самое место. На мутном дне. Я и так почти ничего не помню – только какие-то смутные обрывки из полузабытого прошлого… Своего ли?
Арти – белый весельчак-пудель день за днём гонится за мной и никак не может догнать. А может, мы уже давно с ним поменялись ролями? Чья теперь очередь нырять лицом в траву?
Надо бы придумать какую-то собственную визитную карточку, которую оставляет маньяк на месте преступления. «Маньяком» меня точно уже окрестили в полиции. Значит, не будем их разочаровывать, поиграем пока в маньяков по их правилам. По стандартным их раскладам. Свои правила продиктуем чуть позже, когда окончательно загоним ищеек в тупик.
Чем это всё закончится? Не знаю, не хочу предполагать. Поймают они меня или нет – совершенно неважно. Наверное, моя драгоценная жизнь не настолько ценна, как та идея, которую я вынашиваю. Обидно будет, если не успею во всей красе выложить её миру. И это единственное, что обидно…
Хотя наверняка, если меня не станет, появится кто-то другой, кто придёт на моё место. Я в этом даже не сомневаюсь.
Только бы мой друг-враг N не переставал приходить ко мне время от времени. Чувствую, что он непременно когда-то скажет мне что-то очень важное, и ради этого стоит вести свои игры… Иначе для чего-то же он существует в моём воображении?
Пошарив по карманам, я не нашёл ничего интересного, что можно было бы оставить в качестве своей визитной карточки. В рюкзачке студентика тоже не оказалось ничего занимательного – тетради и книжки. Да ещё небольшой пластиковый японский ножик для бумаг. Немного подумав, я вытащил этот ножик и стал вертеть в руках.
А вот и идея! Отрезав кусочек от шнура, которым был задушен парень, я завязал на нём три узелка и, немного полюбовавшись на свою работу, сунул его в карман брюк убитого. Завязать три узелка, да ещё нестандартных, а таких, какие вяжут альпинисты или моряки, – гениальная мысль. Почему три? Потому что это третий мой убитый. При первом и втором у меня ещё не было такого замечательного сувенира для полицейских, потому что я просто до него не додумался. А теперь пусть поломают голову.
Думаю, они рано или поздно решат эту задачку, когда в их руках окажется обрывок шнура с четырьмя узелками, а потом с пятью. Не стану их долго томить…
Вокруг меня по-прежнему было тихо, и я осторожно выбрался на ближайшую аллею и пошёл к выходу из университета. Всю дорогу до самой вертушки на выходе мне никто не встретился.
Но когда впереди замаячила будка, в которой сидел охранник, я вдруг подумал, что он может меня запомнить. В это время большого потока посетителей уже нет, поэтому каждый входящий и выходящий у него на виду. Завтра же, когда сюда явятся полицейские и эксперты, они непременно начнут опрашивать всех, кто был здесь в вечернее время. Доберутся и до охранника. А мне так не хочется выходить из игры раньше времени. Это не трусость, это просто трезвый расчёт…
Отойдя в тень под деревья, я неспешно огляделся и вытащил из кармана шнур. Аккуратно отрезав ножиком небольшой кусок, завязал на нём четыре хитрых узелка и принялся ждать.
По-прежнему вокруг никого не было, и пожилой охранник, сидевший в будке, был неподвижен – он давно уже клевал носом. Последний раз оглянувшись, я в два прыжка подскочил к будке, рывком распахнул дверь и, пока старик не опомнился, накинул ему шнур на шею.
По-моему, он даже не понял, что происходит, и умер с блаженной улыбкой дремлющего человека на устах. Сунув в карман его форменной рубашки обрывок шнура с узелками, я неторопливо вышел из будки, аккуратно прикрыл дверь, пробрался через вертушку и отправился по улице к ближайшей автобусной остановке.
В свою берлогу я попал без приключений. В принципе, долго находиться в ней невозможно, но, когда нужно успокоиться и прийти в себя, ноги приводят меня сюда постоянно. Живу-то я не здесь, но именно здесь моё настоящее царство, в котором никто меня не побеспокоит, и доступ сюда имеет один лишь N. И он приходит каждый раз, едва каким-то шестым чувством почувствует, что мне необходимо его общество, словно между нами и в самом деле есть незримая мысленная связь. А может, и есть…
Пока он не явился, я решил немного полежать на своём грубом топчане, составленном из пластиковых ящиков из-под бутылок, принесённых от ближайшего магазина, и застеленных какой-то бесформенной ветошью, валявшейся здесь до меня.
Но я был перевозбуждён, и спать мне не хотелось, поэтому я принялся рассуждать, что же предпримет полиция, когда обнаружит сразу два свеженьких покойника. Такие размышления меня всегда радуют и бодрят.
Я даже представил себя на месте какого-нибудь крутого полицейского сыскаря, которому поручат расследовать новые убийства в придачу к старым. Это будет наверняка умный и опытный коп, за спиной у которого не одно раскрытое серьёзное преступление. Он, конечно, пропашет весь амфитеатр сантиметр за сантиметром, обнюхает, как ищейка, задушенного студентика, перелопатит его вещи и, конечно же, сразу наткнётся в кармане на обрывок шнура с тремя узелками. Но поначалу никакого особого внимания на него он не обратит, а только засунет его по стандартному протоколу в пластиковый пакет и отправит на экспертизу. А вот когда спустя некоторое время обнаружат убитого охранника, и в кармане его рубашки отыщется обрывок совершенно такого же капронового шнура, но только с четырьмя узелками, тут-то вся эта рать и задумается. А потом завертится, как чёрт на сковородке.
Конечно же, задачу с количеством узелков сыщики решат быстро, если, конечно, сообразят сопоставить убийства эфиопов и убийства студентика и охранника. При определённом навыке и складе ума это совсем несложно. Один и тот же капроновый шнур, который продаётся в любом хозяйственном магазине, и хозяйки применяют его в качестве бельевых верёвок, использовался мной во всех четырёх случаях. Я бы мог, конечно, запутать поиски, если бы использовал разные типы верёвок и узлов, но не захотел. Пускай ребята идут по следу, который я им предлагаю, и это мой подарок следствию, а уж позднее запутывать очередные следы и озадачивать следаков новыми ребусами у меня возможность представится ещё не раз.
Больше раздумывать на эту тему не хотелось, потому что всё равно никакие оригинальные мысли в голову не приходили, а к новым подвигам я сегодня больше не готов.
– Привет! – Это передо мной материализовался N.
Впервые он заговорил со мной, и я с интересом стал вслушиваться в его глуховатый, почти бесстрастный голос.
– Значит, ты, наконец, решился на это. – N уселся на ящик перед моей лежанкой и положил свои большие тяжёлые руки на импровизированный столик в изголовье. Потом его внимание привлёк моток шнура, от которого я каждый раз отрезал куски, когда выходил на улицу. – Вот какое у тебя, оказывается, основное орудие убийства…
– Чем оно тебе не нравится? – усмехнулся я и стал подниматься с лежанки, но неожиданно в висках стрельнуло такой острой болью, что меня даже покачнуло из стороны в сторону и бросило назад на спину. – Это лучше, чем носить нож в кармане.
– Опасаешься, что тебя могут с ножом на улице задержать?
– Ты прекрасно знаешь, что я ничего не опасаюсь.
– Знаю, – покачал головой N и отвернулся. – Ну, теперь ты собой доволен? Доказал всему миру, какой ты крутой?
Что ответить, я не знал. Как ему объяснить, что в затеянной мной опасной игре главными соперниками для меня были вовсе не полиция и даже не этот мир, на который всё время показываю пальцем, а я сам? Я – главный соперник себе, и воюю только с самим собой. За что воюю? Пока тоже не могу внятно объяснить. Но и догадываюсь, что никто мне сегодня не угрожает больше, чем я сам. Потому что полицию со всеми её хвалёными ищейками в принципе перехитрить не трудно, направить по ложному следу, искусно перевести стрелки на кого-то постороннего… а как обмануть самого себя? Как победить эту непрекращающуюся головную боль, которая не даёт усидеть на одном месте, и я забываю о ней лишь тогда, когда затягиваю на чужой шее этот проклятый капроновый шнур? А мир… Мир – только отражение того, что мы видим в себе и хотим видеть вокруг себя, не более того. Отражение, я бы сказал, моей головной боли. Без меня и этого мира не существовало бы…