ослепительного сияния круги, однако продолжалось это недолго. Раздался вздох, скрип кресла, и, наконец, вспыхнул свет.
Оказывается, я находился в какой-то комнате, смутно знакомой мне. Повсюду лежали знакомые вещи, но не они привлекли моё внимание. Руки мои, действительно, были закованы в самые настоящие наручники. В кресле у противоположной стены сидел какой-то грузный мужчина в полицейской рубахе, который с трудом дотянулся до выключателя, и после этого его рука безвольно опустилась на колено.
– Кто ты? – спросил я, и горло у меня неожиданно перехватило спазмом. – Ты… тот самый N? Первый раз я разглядел твоё лицо, и ты оказался именно таким, каким я тебя представлял…
– Какой N? – Лицо мужчины было грустным и одновременно настороженным. – Что ты бредишь? Разве ты меня не узнаёшь? Я же Мартин…
И опять мне это имя показалось знакомым.
– Что с тобой, Фаркаш? – Мужчина стал пристально вглядываться в моё лицо, и теперь он уже и сам выглядел крайне удивлённым. – Что с тобой творится?
– Мне очень плохо, Мартин. Сними с меня наручники – зачем ты их надел? И дай мне воды!
– Подожди, я хочу узнать, кто ты на самом деле. Мне говорили о своих подозрениях Алекс и Ронит, но я им не поверил. Мне казалось, что это полный бред. Хочу, чтобы ты сам рассказал… Так это ты убил всех этих людей? Зачем? Что они тебе сделали плохого?
Поначалу боль в переносице начала заметно стихать, но после его слов снова усилилась, и я уже не мог ни на что реагировать, лишь пытался пошевелиться, хрипел и с трудом выдавливал слова:
– Ты так ничего и не понял, мой старый добрый друг N, или – как там тебя? – Мартин? Как же так? Мы столько обо всём с тобой говорили, столько времени провели вместе… Принеси воды!
Некоторое время Мартин размышлял, потом отрицательно покачал головой:
– Нет. Я вызвал патрульную машину, скоро она приедет и отвезёт тебя в управление. Там во всём разберутся. Если ты не хочешь ничего говорить сейчас, то не говори, там расскажешь.
– Ты, наверное, решил, что я и есть маньяк, который убивает людей?
Десятки раз я разыгрывал в воображении ситуацию, при которой кто-то задаст мне вопрос о причинах всех этих убийств, и мне потребуется отыскать нужные слова, чтобы меня правильно поняли. Не оправдываться я собирался, а только хотел, чтобы меня поняли. И хоть я давно ждал этой минуты, внутри у меня всё похолодело, потому что я даже представить не мог, что всё закончится так стремительно и быстро. А ведь я пока даже на шаг не приблизился к разгадке тайны, которая меня мучила и ради которой всё это было затеяно. Вот и мама мне про неё говорила…
– А это что? – Мартин указал пальцем на лежащий на столе моток капронового шнура, который я всегда носил в кармане, и скомканные резиновые перчатки. – Именно этим шнуром…
– Хватит! – Больше мне не хотелось его слушать. – Если тебе хочется знать правду, то да, я всех этих людей убивал…
– Зачем?!
Я пожевал сухими губами, но отмалчиваться дальше было невозможно. Иначе рушилась пирамида моих фантазий, в основе которой был этот убогий и насквозь прогнивший мир, а на вершине возвышался я – победитель и вершитель судеб этого мира.
– Когда ты был не Мартином, как сейчас, а N, ты прекрасно читал мои мысли и понимал меня с полуслова, – старательно выговаривая слова, прохрипел я. – Может, и не одобрял того, на что я решился, но хотя бы догадывался о моей конечной цели. Неужели ты не помнишь ни о чём, забыл наши бесконечные разговоры?!
Мартин поднялся с кресла и стал неловко расхаживать по комнате, почёсывая плохо выбритую щёку и только покачивая своей большой головой. Я следил за ним безразличным взглядом и лениво раздумывал, как его перехитрить и заставить снять с меня эти проклятые наручники, а дальше уже что-нибудь придумаю, лишь бы освободиться. Если конечная цель не достигнута, то и сдаваться рано. Даже самый лучший и преданный друг не сможет мне помешать. Да и какой он мне друг…
Моток пластикового шнура лежал на столе, и я тоже некоторое время разглядывал его и прикидывал, что, если не освобожусь, то он мне, наверное, больше не понадобится. Понадобится ли мне ещё что-нибудь в этой жизни, неизвестно, но об этом раздумывать мне совершенно сейчас не хотелось.
Неожиданно на меня нахлынула какая-то удушающая и окончательно сковывающая движения волна безразличия, но с ней, как ни странно, мне сразу стало легко и беззаботно, будто все неразрешимые загадки я разом разрешил, и мне больше не о чем беспокоиться в этой жизни.
Вот только эта невыносимая боль в висках, которая никак не проходит. И… новая боль от наручников в запястьях.
– Скажи, – проговорил я громко и внятно, от чего мой собеседник даже вздрогнул, – как тебе удаётся быть одновременно N и этим… как ты себя назвал… Мартином?
– О чём ты? – удивился Мартин и даже замер на месте. – Фаркаш, друг мой, что с тобой творится? Ты в своём уме?!
– Друг? Когда это мы с тобой стали друзьями?
Мартин замолк, ошарашенно разглядывая меня.
Некоторое время я лежал молча, лишь изредка шевелил затёкшими посиневшими запястьями. Хватит болтовни, нужно что-то предпринимать.
– Принеси воды, я же тебя просил! – Голос мой звучал уже более требовательно, и Мартин тут же послушно подхватился, огляделся по сторонам, словно кто-то кроме нас здесь мог присутствовать, и отправился на кухню.
До боли выкручивая руки, я залез в карман брюк и вытащил тонкий китайский ножик, который этот полицейский увалень так и не нашёл у меня, когда надевал наручники. Нужно было тщательно обыскать карманы, а он ограничился только мотком шнура и перчатками, вероятно, обрадовавшись, что нашёл, наконец, главные улики.
Прикрыв нож ладонью, я замер на диване в прежнем положении.
– Вот, пожалуйста. – Мартин появился в комнате с высоким прозрачным стаканом, до краёв наполненным водой.
Он наклонился и попробовал поднести его к моим губам.
– Подними меня и поставь на ноги, – попросил я. – Не могу же я пить лёжа!
Мартин отставил стакан в сторону и легко, как пушинку, приподнял меня и поставил рядом с диваном. Я достигал, максимум, его подбородка, но это уже ничего не значило. Пока он тянулся за стаканом, я зажимал нож в правой руке, но как он только повернулся ко мне, быстро полоснул им по его глазам.
Я чувствовал, как острое лезвие слегка пружинило, вспарывая упругое глазное яблоко, а потом на мгновение зацепилось за хрящ переносицы, но и он очень быстро поддался острию. А потом второй глаз…
Мартин сперва даже не понял, что происходит, лишь слабо дёрнул головой и охнул, потом выронил стакан и потянулся руками к лицу. Тут же его руки залила обильно хлынувшая кровь вперемешку с какой-то полупрозрачной мутной слизью. Его покачнуло, но он устоял, лишь принялся молча зажимать ладонями то, что осталось от глаз.
А я уже не мог остановиться – быстрым движением воткнул нож в его горло, туда, где кадык, и повёл им из стороны в сторону.
– Прощай, мой бедный друг N, – пробормотал я и отчего-то сразу сильно закашлялся, – ты прекрасно знал, что тебя ждёт в финале! Наша дружба не могла закончиться чем-то другим. Я уже убивал тебя один раз, но это было в каком-то другом мире, придуманном и невзаправдашнем, а вот теперь… Пока ты был полицейским Мартином – и я это, несмотря ни на что, прекрасно помню! – мы худо-бедно с тобой ладили. Но когда ты превращался в загадочного N, который приходил ко мне в самое неурочное время и терзал меня своими каверзными вопросами, у меня даже не оставалось сомнений, что рано или поздно придётся с тобой таким неприятным способом расстаться. Я не мог поступить иначе, ты это должен был понять ещё тогда… Ты непременно стал бы очередной моей жертвой. Которой по счёту, уже и не вспомню, но это никакой роли не играет… Или наоборот, я бы стал твоей жертвой… Разойтись миром нам было уже невозможно. Мне не удалось тебя задушить, как всех остальных, но обрезок верёвки с узелками я обязательно положу на твой труп, не сомневайся. Чтобы у твоего полицейского начальства не возникло сомнений, что это сделал я – серийный маньяк-убийца, которого вы никак не можете поймать. Что молчишь? Больше нечего сказать? Или думаешь, ты меня сейчас поймал? А вот и нет…
Это прозвучало немного глупо и театрально, но мне было всё равно, и остановиться я не мог. Дешёвая театральщина так и пёрла из меня. Неужели это всё, на что я способен?..
Мой взгляд упал на моток капронового шнура, всё ещё лежавшего на столе, и я потянулся за ним. Руки и нож были в крови Мартина, поэтому шнур выскальзывал из рук и сразу же покрылся грязно-красными пятнами. Резать его в наручниках и вязать узелки было крайне неудобно, и у меня даже мелькнула мысль, что у Мартина непременно где-то в кармане лежит ключ от наручников…
Стоп! Ключ… Что-то мне это слово напоминало. Только что?
Я присел на диван и задумался. Ключ – почему я вспомнил о нём? Он же всегда должен открывать какую-то дверь… Дверцу… Какую дверцу?!
И вдруг в голове, незнакомый и грубый голос медленно и нараспев принялся читать:
««…– Эта дверца и этот золотой ключик, – проговорил Карло, – сделаны очень давно каким-то искусным мастером.
Посмотрим, что спрятано за дверцей. Он вложил ключик в замочную скважину и повернул…»
Вспомнил! Это же из сказки, которую мама читала мне в детстве!
Я зажмурился и потёр глаза. Совсем, как тогда, в детстве. Что-то странное происходило вокруг меня – всё окружающее словно менялось на глазах. Воздух сгущался в какую-то вязкую и тяжёлую вату, которая давит на глаза, забивает нос и рот, забирается в уши. Из последних сил цепляюсь остатками разума за исчезающие воспоминания, а впереди пустое поле, чистая доска tabula rasa, и нет вокруг ничего – ни звуков, ни красок. Лишь эта тяжёлая вата и слизь, которая вытекает из разрезанного глаза, заполняя всё вокруг…
…Я – взрослый и серьёзный мужик, полицейский Фаркаш, который поймал несколько опасных преступников, сейчас оказался в совершенно дурацкой фантастической ситуации, и даже не помню, что со мной творилось каких-то несколько минут назад! Очередные провалы в памяти у меня, что ли? Как я очутился в своей собственной квартире? Я же был в совершенно другом месте! Словно вынырнул из какого-то глубокого омута и до сих пор никак не могу отдышаться. И при этом ничего не могу вспомнить.