Я все еще не мог поверить, что он говорит всерьез. А когда неделей позже я спросил Тревоза об успехах Джан-Ива, то не мог поверить, что всерьез говорит Тревоз.
– Этот твой братишка такой забавный, – сказал он мне за пинтой пива в пабе. – Смелый такой парень. Шахта ему не нравится, он терпеть не может находиться под землей, до смерти боится динамита, но терпит. В нем нет высокомерия. Он не доказывает всем, что лучше всех. Мне он нравится.
Я был изумлен. Тревоз редко признавался, что ему кто-то нравится, редко кого-нибудь хвалил. На самом деле я был так удивлен, что подольше посмаковал бы это чудо, если бы в тот момент голова моя не была так занята финансовыми проблемами шахты. Вскоре я отправился в Пензанс, чтобы повидать своего банковского менеджера и обсудить с ним возможность кредита, но его ответ не настолько окрылял, насколько мне хотелось бы. Во всяком случае, мне так показалось.
– Дорогой мистер Касталлак, – сказал он мне извиняющимся тоном, – мне бы очень хотелось вам помочь, но вы, конечно же, понимаете, что времена сейчас крайне тяжелые. Я был бы счастлив предоставить вам половину требуемой суммы. Две трети чрезвычайно сложно. Кредит же еще более крупный, боюсь, совершенно невозможен. – И он завел разговор о том, что поместье находится у меня в доверительной собственности, о том, что шахтерское дело пребывает в депрессии, и довел меня до такого отчаяния, что я вышел из его кабинета намного решительнее, чем следовало.
На Маркет-Джу-стрит я решил охладить свой пыл и прогуляться по городу, по извилистым улочкам над гаванью и по холму к эспланаде и садам Морраб. Я не мог поверить, что, несмотря на наследство, мне так сложно получить живые деньги. В гневе я шагал вперед. В голове начали крутиться всевозможные «если бы только». Если бы только у меня был капитал, который я мог бы тратить. Если бы только я мог продать Пенмаррик и вложить вырученные деньги в шахту. Если бы только… Мне приходили в голову сотни «если бы только», но ни одно из них не решало моих проблем.
Мне нужны были деньги.
Мне нужен был сын.
Я остановился и посмотрел на море. Если бы я женился на богатой женщине, обе эти мои проблемы были бы решены.
Я развернулся. Передо мной была гостиница «Метрополь», где шесть лет назад я ужинал с действительно очень богатой женщиной.
Конечно! Я в восторге улыбнулся. Прекрасное решение. Мне нужно жениться на Хелене Мередит.
И, довольный тем, что меня осенила такая прекрасная мысль, я повернулся и бодрым шагом пошел прочь от моря к центру города, где мой шофер ждал меня в машине из Пенмаррика.
Глава 8
(Ричард) использовал Англию, как банк, из которого он мог брать и брать деньги, чтобы финансировать свои честолюбивые подвиги в чужих краях… Говорят, что однажды он сказал: «Я бы продал Лондон, если бы мог найти подходящего покупателя».
Чтобы добыть денег, все спускалось с убытком… Все было выставлено на продажу.
Конечно, я не был настолько глуп, чтобы вообразить, что влюблен в Хелену, но я был достаточно честен с собой и уже не строил иллюзий, что сильно влюблюсь в кого-либо, а раз так, то решил воспользоваться ситуацией наилучшим образом. Я не любил ее, но она мне нравилась, я ее уважал и не видел, почему бы нашему браку не увенчаться успехом. Вероятно, я хотел жениться на ней прежде всего ради денег, но был готов постараться составить ее счастье, и она мне все-таки нравилась. Я не смог бы связать себя с кем-нибудь, кто мне не нравился, даже ради Сеннен-Гарта.
Я представления не имел о том, находит ли она меня привлекательным или нет, но мне казалось, что теперь, когда я стал хозяином Пенмаррика, я стал достаточно привлекательной партией, а в тот единственный раз, когда я приглашал ее на ужин, нам было о чем поговорить. Но как только я вспомнил тот вечер в «Метрополе» почти шесть лет назад, я забеспокоился. Может быть, ей не понравилось, что больше я никуда ее не приглашал? Может быть, она заподозрила истинную причину приглашения и ей не понравилось, что ею воспользовались в корыстных целях. Но каковы бы ни были ее чувства, мне нужно было, чтобы изменить нашу прозаическую дружбу, впрыснуть в нее немного романтики и вести себя так, словно я только что заметил Хелену. Конечно, не следовало попирать приличия с ловкостью слона в посудной лавке, заявляя с присущей мне открытостью: «Послушай, я знаю тебя шесть лет и теперь неожиданно понял, что ты мне нравишься и я мог бы найти применение твоим деньгам. Почему бы нам не пожениться?»
Такое было немыслимо. Требовались деликатность, тонкость, даже хитрость. Для этого мне надо было вести себя вопреки собственному характеру.
Какое-то время я потратил на размышления, и наконец мне пришло в голову дать в Пенмаррике небольшой ужин на восемь – десять человек из своих сверстников, чтобы привлечь внимание Хелены и направить наши отношения в новое русло. Жанна и я будем хозяином и хозяйкой, а кроме Хелены и ее брата, я решил пригласить Уильяма, Джан-Ива и, возможно, Ребекку, которую не видел уже несколько месяцев из-за ее ссоры с матерью. Я не сердился на Ребекку; я поссорился с Хью, а не с ней, да и горечь, которую я испытывал по отношению к Хью, померкла после его смерти. Помимо Ребекки мне нужно было пригласить еще одну особу женского пола для равного количества, ну а поскольку мне казалось, что следовало похвастаться перед Хеленой своим положением в графстве, то я решил пригласить Фелисити Карнфорт, единственного выжившего ребенка сэра Джастина. Фелисити, похожая на лошадь крепкая девушка в возрасте хорошо за двадцать, была комична, но я не мог придумать, кого еще пригласить. Сестры Питера Уеймарка были уже замужем, а девушки Сент-Энедок находились в Лондоне; даже Лиззи, чье присутствие могло бы стать удобным разрешением проблемы, проводила Рождество у друзей в Кембридже.
Ужин состоялся в канун Рождества и, к моему невероятному удивлению, оказался гораздо успешнее, чем я ожидал. Поначалу я до смешного нервничал, но вскоре взял себя в руки, а после ужина мне удалось подсесть к Хелене в гостиной и сделать ей пару комплиментов. Это было несложно. На ней было бледно-зеленое платье, волосы высоко подняты, и она, без сомнения, была самой привлекательной женщиной в комнате.
Вскоре я сказал ей непринужденным тоном:
– Надеюсь, мы будем чаще видеться теперь, когда я веду более нормальную жизнь.
– Нормальную?
– Вряд ли мою жизнь можно было назвать нормальной, когда я жил на ферме и работал на шахте. Когда к Новому году я перееду в Пенмаррик, все будет по-другому.
– Надеюсь, ваша жизнь не слишком изменится, – сказала она с улыбкой. – Вы не должны радикально меняться теперь, когда стали хозяином Пенмаррика.
– Если я и изменюсь, – сказал я, – то обещаю вам, что к лучшему.
И мы улыбнулись друг другу.
На следующей неделе я пригласил ее на обед в Пенмаррик и стал регулярно заглядывать в особняк Ползиллан. Каждый мой шаг был успешен; ни одно предприятие еще не шло так четко по плану. К февралю я решил, что пора еще раз сводить Хелену в «Метрополь», потому что к этому времени мне уже удалось занять такое положение в ее глазах, что я мог оправдаться насчет нашего предыдущего визита туда, и после поездки в Пензанс на машине из Пенмаррика мы отлично поужинали в роскошном ресторане «Метрополя». Мне не хотелось вспоминать наш предыдущий визит, но Хелена сама заговорила о нем без малейшего смущения, и я сразу понял, что она на меня не сердится и ей не нужны никакие неловкие объяснения. Я почувствовал такое облегчение, что пригласил ее на танец, но она, кажется, знала, что я не люблю танцевать, и поэтому предложила взамен прогуляться по эспланаде.
В отличие от предыдущего вечера, когда мы гуляли там, сегодня небо было затянуто тучами, луна не светила. В саду Морраб дрожали пальмы, листья с тоской вздыхали о родных тропиках. Море дружелюбно билось о берег, а с юго-запада наши лица овевал холодный ветер.
Я быстро соображал. К тому времени я весьма регулярно встречался с Хеленой на протяжении полутора месяцев. Мы уже хорошо узнали друг друга. Единственное неловкое препятствие, тот короткий ужин шесть лет назад, было без труда преодолено. Я вел себя по отношению к ней с более чем просто дружеским интересом, изображая настойчивое, но вполне приличное ухаживание; если только она не была дурой (а дурой она не была), то уже должна была догадаться, что я ухаживаю за ней не без цели, и теперь мне стоило выказать более явный интерес, если я не хотел, чтобы ей это надоело. Я вспомнил, что в их доме появился новый врач, некий молодой человек по имени Доналд Маккре, который навещал ее брата по нескольку раз в неделю; я ничего о нем не знал, но его присутствия в жизни Хелены, каким бы невинным оно ни казалось, было достаточно, чтобы напомнить мне, что она может оказаться привлекательной и для других поклонников. Если я буду слишком долго колебаться или не смогу соответствовать ее представлениям о том, как должен вести себя влюбленный мужчина, то в одно прекрасное утро рискую обнаружить, что она помолвлена не со мной.
– Должно быть, я был слеп шесть лет назад, – сказал я непринужденно. – Подумать только: пригласить вас поужинать один раз и больше никогда не приглашать!
А когда она повернулась, чтобы улыбнуться мне, я ее обнял и наклонился, чтобы поцеловать.
Я был удивлен тем, как теплы ее губы. Мне почему-то всегда казалось, что женские губы дряблы и холодны. Но ее губы были не такие. Они были теплыми и упругими, приятно влажными.
– Мм! – сказал я в удивлении.
Она вздохнула, на секунду сомкнула веки, а когда снова открыла глаза, я более не сомневался, что она меня любит.