– Ты очень будешь скучать по нему, – с жалостью сказал я. – Тебе будет тяжело.
– Я предпочитаю, чтобы он был счастлив в Канаде, чем несчастлив в Корнуолле, – сказала верная Филипу мать, – и это правда. Я не переношу, когда он несчастлив. Конечно, я была шокирована, услышав о его планах, но, убедившись, что он на самом деле этого хочет, я приложила все усилия, чтобы примириться с неизбежным. Я никогда не стояла у Филипа на пути. Я всегда хотела для него самого лучшего, а если для него наилучшее – отправиться на три года за границу, то с моей стороны было бы неправильно умолять его остаться. Кроме того, я буду не совсем одна. Я каждый день смогу общаться с Энни и с девушками Тернер, а ты и Жанна живете всего в нескольких милях отсюда. Мне не на что жаловаться. – Она замолчала, чтобы отхлебнуть чаю, а я как раз приготовился пообещать, что буду часто заходить, когда она сказала: – Мистер Барнуэлл будет заходить ко мне время от времени, хотя он и очень стар и мало двигается. Мистер Барнуэлл был мне хорошим другом с тех пор, как я приехала в Зиллан. Печально, что он скоро покинет свой пост, но я рада, что он по-прежнему будет жить в своем доме.
– Да, для тебя это очень хорошо, – нейтрально проговорил я и сразу вспомнил о новом священнике, сыне моего отца от соперницы матери, Розы Парриш. Я решил, что более тактично будет увести разговор от темы зилланского священника.
– Что касается планов Филипа… – начал я, но был прерван.
– Я слышала, что на помощь мистеру Барнуэллу приедет Адриан Парриш, – перебила меня мать. – Мне сказал Филип вчера вечером.
– Да, – пробормотал я. Мне было как-то не по себе. – Мне он тоже сказал. – Я не знал, о чем говорить дальше.
– Филип сказал, что я смогу посещать церковь в Сент-Джасте, а Адриан не будет ко мне заходить.
– Конечно, мама, – быстро произнес я. – Я распоряжусь, чтобы каждое воскресное утро машина из Пенмаррика приезжала за тобой и отвозила в Сент-Джаст.
– Но я не хочу ездить в Сент-Джаст, – сказала она. – Церковь в Зиллане – моя любимая церковь, я не хочу больше нигде молиться. – Она прихлебнула чай. – Только не говори Филипу, – попросила она. – Его расстроит, что я посещаю богослужения, которые проводит Адриан, поэтому я не скажу ему, что не поеду из Зиллана в Сент-Джаст. Не думаю, что мне будет неприятно посещать службы Адриана. В конце концов, священник есть священник, не правда ли? Не имеет значения, кто он и откуда. Не следует поддаваться предрассудкам, и, кроме того, мистер Барнуэлл так его любит, что, наверное, в нем есть что-то, заслуживающее похвалы, правда?
– Конечно… – Я был так удивлен ее решением, что не мог придумать, что еще сказать.
Но мать уже переменила тему разговора.
– Жаль, что Хелена не будет жить в Пенмаррике, – сказала она, и тень промелькнула у нее на лице. – Я обещала Филипу, что в его отсутствие присмотрю за делами усадьбы, но меня удивило, что Хелена не сможет сама о них позаботиться.
Я решил не касаться скользкой темы брака Филипа.
– Я рад, что хотя бы ты будешь туда ездить, чтобы содержать дом в порядке, – быстро проговорил я. – У меня нет уверенности в том, что Саймон Питер Рослин сумеет поддерживать имение в порядке.
– Саймон Питер Рослин! – воскликнула мать и презрительно скривила губу. – Не знаю, чем руководствовался Майкл, нанимая в помощники сына фермера, но война так многое изменила, от старых времен ничего не осталось. Джаред, конечно, рад, что его сын так хорошо продвинулся, работает на должности, приличествующей джентльмену…
– …которая позволяет ему раз в месяц посещать Пенмаррик в качестве почетного гостя, – ввернул я. – Да, кстати, мама, а как часто ты сама собираешься ездить туда?
– Ну, раз в две недели, вероятно.
– Я бы, конечно, предложил подвезти тебя, – с деланым сожалением произнес я, – но я уверен, что Филип этого не позволит. Мне строго-настрого запрещено посещать Пенмаррик, пока его не будет там.
– Ерунда! – сразу сказала мать. – Мне гораздо удобнее ездить с тобой в Пенмаррик на машине, и я уверена, что Филип не станет возражать, если ты будешь время от времени провожать меня туда! Я ему все объясню, и он, конечно, поймет… Еще чаю, дорогой?
Я не отказался. Я почувствовал себя лучше; тепло удовлетворения, которое появляется после того, как выполнено сложное задание, разлилось по телу.
Одной ногой я уже стоял в преддверии своей грезы.
Через неделю я сжал зубы, собрал весь свой запас ханжества и заехал к Ребекке, чтобы поздравить с удачей, выпавшей ее сыну. Она сердилась на меня, потому что после злосчастного визита в Пенмаррик я у нее не был, но я привык к тому, что она сердится, и сумел быстро поправить ее плохое настроение, так что она заулыбалась. Она даже пригласила меня остаться на обед, но я уже договорился с Уильямом и Чарити пообедать в Сент-Джасте, поэтому пообещал пообедать у нее в другой раз.
Уильям хотел переехать из Сент-Джаста. Он удивительно по-философски отнесся к увольнению из Пенмаррика, и я понял, что ему не нравилось работать на Филипа и он с радостью ухватился за должность управляющего в Карнфорте. Политика Филипа по выдавливанию всех возможных денег для поддержания жизни Сеннен-Гарта не совпадала с традиционной политикой Уильяма, который стремился поддерживать хорошие отношения с арендаторами и заботился об их финансовом положении в тех случаях, когда у них возникали трудности. Филип обвинил Уильяма в непрофессионализме, а я был слишком хорошо знаком с состоянием дел, которые находились под началом Уильяма, чтобы защищать его перед Филипом, но непрофессионализм не самый страшный грех, и я без колебаний порекомендовал Уильяма тестю, как только узнал, что он вот-вот потеряет работу в Пенмаррике.
Когда я в тот день приехал в его дом, Чарити сказала мне, что Адриан уже прибыл из Оксфорда и в следующее воскресенье будет служить свою первую литургию в Зиллане. Сообщив эту новость, она вернулась на кухню, чтобы позаботиться об обеде, и я оказался в обществе своих сводных братьев.
Когда я вошел в комнату, они стояли у камина: Адриан – высокий и худой, Уильям – на дюйм-другой ниже и на несколько дюймов шире в талии. Они не были похожи, и все же между ними имелось какое-то странное сходство. У них были одинаковые жесты, одинаковые ужимки, одинаковые выражения лиц, и это неуловимое подобие было особенно заметно, когда они стояли рядом.
– Джан-Ив! – тепло сказал Адриан и протянул руку, чтобы меня поприветствовать.
Он сделал шаг вперед, его худая фигура излучала энергию, рукопожатие было замечательно крепким. У него был очень подходящий для священника характер. Никто бы не усомнился в его цельности, в нем была мужественность, которая вызывала уважение у прихожан обоих полов, а не только женской части его паствы. У него был сильный рот, редеющие каштановые волосы и голубые поблескивающие глаза.
Я часто задумывался, почему он так и не женился.
– С приездом, – ответил я, пожимая ему руку. – Как ты себя чувствуешь по возвращении в эту часть Корнуолла? Жду не дождусь твоей первой службы.
– Мне понадобится твоя моральная поддержка! Я рад, что ты придешь.
– Ничто не удержит меня, – сказал я с улыбкой, – и, как ты, должно быть, удивишься, мою мать тоже ничто не удержит. Она сказала мне недавно наедине, что зилланская церковь – ее любимая и что она не собирается молиться где-нибудь в другом месте. Она, конечно, не сообщит об этом Филипу, но, мне кажется, с нетерпением ждет твоего появления за кафедрой.
Наступило молчание. У Уильяма на лице было неопределенное выражение, то самое, какое всегда появлялось, когда речь заходила о моей матери, но я увидел, что его глаза расширились от удивления. Я посмотрел на Адриана. На его лице не было ни неопределенности, ни недоверия. На один краткий миг он обомлел и смутился, но это выражение тут же исчезло, сменившись проявлением вежливого интереса.
– Это прекрасно с ее стороны, и я с нетерпением жду ее появления. Но все же я не навещу ее, пока она сама меня не пригласит. Одно дело – видеть меня в церкви, где я под сутаной теряю личные качества, и совсем другое – оказывать мне гостеприимство за чашкой чая в гостиной.
Я понял, что ему не хочется идти к ней, и я не винил его. На его месте я и сам вряд ли пошел бы к ней.
– Ты, наверное, слышал, что Филип назначил Джонаса наследником, – сказал я, пытаясь переменить тему. – А знаешь, как теперь процветает Саймон Питер Рослин? Непонятно, почему Филип ему так симпатизирует.
– А я думаю, это понятно, – возразил Уильям, прежде чем Адриан смог вставить слово. Уильям был намного проницательнее, чем многие думали. – Филип симпатизирует Саймону Питеру не вопреки его происхождению, а как раз благодаря ему. Если бы Саймон Питер был джентльменом, я очень сомневаюсь, что Филип заметил бы его; мы ведь знаем, что Филип страдает от извращенного снобизма, и это только еще один пример предпочтения, какое он выказывает выходцам из рабочего класса.
Пока Уильям смешивал напитки и подавал нам бокалы, мы еще поговорили о Саймоне Питере. Адриан считал, что очень похвально со стороны Саймона Питера столь преуспеть, несмотря на свое низкое происхождение, но я указал ему, что, каким бы это происхождение ни было, у Саймона Питера все же имелись деньги; несколько лет назад отец Ребекки оставил своему единственному племяннику приличное наследство.
– …А мы все знаем, что Джосс Рослин прикарманил деньги жены и очень мало из них потратил, – заключил я. – Саймон Питер вполне обеспечен. Это действительно так, – сказал я, заживо задетый несправедливостью ситуации, – у него, уж точно, куда больше денег, чем у меня.
Когда я ехал домой в особняк Карнфорт, то думал об этом неприятном факте, но в конце концов отбросил эту мысль и решил больше о Саймоне Питере не думать. Я все еще полагал, что думать о нем было ниже моего достоинства, хотя инстинктивно чувствовал, что мне, хотя и против воли, следует принять его незваное присутствие в моей жизни, гордость же продолжала говорить мне, что такую мелкую сошку лучше просто игнорировать.