Здание было похоже на серого раскинувшегося зверя, а когда мы подъехали ближе, мне показалось, что тусклые стены, злобные горгульи[7], высокие трубы, окна, из которых не открывалось никакого вида, и гротескные фальшивые бойницы насмехаются надо мной.
– Мило, не правда ли? – сказал Уильям. – Мне нравится.
Я промолчал. Когда мы вышли из коляски, передняя дверь распахнулась и папа выбежал мне навстречу.
– Адриан! Добро пожаловать в Пенмаррик!
За ним спешили Жанна и Элизабет.
– Привет, Адриан! – сказала, запыхавшись, Жанна. – Как здорово, что ты приехал! Это ведь самый красивый дом на свете, не правда ли? Так здорово быть дома!
– Привет, – сказала Элизабет. – Кухарка специально для тебя приготовила к чаю особый крем из лучшей корнуолльской сметаны. Еда здесь действительно очень хороша.
В дверях появился Маркус.
– Привет! – воскликнул он. – Тебе нравится вид на море? Мы приготовили для тебя бывшую комнату Филипа, чтобы ты мог смотреть на мыс Лендс-Энд. Потрясающая комната.
Через холл летела Мариана.
– Адриан, как чудно! Проходи в дом. Тебе нравится мое кольцо? Бриллиант в середке ужасно красивый, не правда ли? Это самое лучшее кольцо в моей жизни…
– Медлин, – сказал папа дворецкому, – пожалуйста, чай в гостиную через десять минут. Джеймс, будь добр отнести вещи наверх.
Лакей резво подскочил ко мне.
– Я покажу тебе твою комнату, – предложил Маркус. – Очень надеюсь, что она тебе понравится. Хорошо ведь жить одному после стольких лет в Алленгейте, когда тебе приходилось делить комнату с Филипом.
По широкой лестнице мы прошли в длинную галерею. Я, против своей воли, остановился посмотреть на портреты на стенах.
– Прежние Пенмары, – с усмешкой заметил Маркус. Он быстро, по-галльски пожал плечами. – Странное сборище, не так ли?
Потом шел огромный мрачный коридор. Маркус открыл дверь, и мы вошли в невероятных размеров комнату с высокими потолками и солидной викторианской мебелью. За окном плескалось море.
– Очень мило, – вежливо произнес я.
– Тебе нравится? – с готовностью откликнулся Маркус. Ему всегда так хотелось, чтобы людям все нравилось, чтобы все были счастливы. – Прекрасный вид, не правда ли?
– Прелестный, – сказал я.
– Ванная совсем близко: пройдешь до конца коридора, потом направо, первая дверь налево. Как только будешь готов, спускайся. Лакей покажет тебе, где гостиная.
– Хорошо. Спасибо, Маркус.
– До встречи! – Он улыбнулся мне.
– Да.
Он вышел, закрыл за собой дверь, и я наконец остался один.
Я медленно огляделся. Мне все не нравилось. Это был самый холодный особняк из всех, какие я видел, и я сразу понял, что не буду здесь счастлив.
На следующий день из Харроу приехал Хью. Он задержался в Пенмаррике, только чтобы поужинать и сладко выспаться, а на следующее утро оседлал лошадь и уехал в Зиллан повидаться с матерью. Его не было целый день, и вернулся он лишь затем, чтобы не рассердить папу опозданием к ужину.
– Она хорошо выглядит, не правда ли? – спросил его Маркус. – Как тебе показалось, она сильно изменилась?
– Не очень, – сказал Хью, тщательно обдумав вопрос. – В волосах больше седины, но в остальном все такая же. Мне показалось, что для своего возраста она замечательно выглядит.
– Она так по тебе скучала, – сказала Жанна. – Просто дождаться не могла. «Как хорошо будет снова увидеть Хью! – сказала она в прошлую субботу. – Жду не дождусь, когда он вернется!»
Хью улыбнулся своей странной сладкой улыбкой, он был доволен.
– Она сказала, что я похорошел, – спокойно сказал он, – и еще сказала, что уверена, что со временем я стану таким же высоким, как Филип. Хоть бы это было так! Несправедливо, что я такой коротышка. Все высокие, кроме меня.
– Ты сделал маме подарок? – с нетерпением спросил Маркус.
– Конечно! По дороге из Харроу, в Лондоне, я купил ей французские духи. С очень изысканным ароматом, – подчеркнул он, – и ей отлично подходят. Я долго их выбирал.
– Как мило! – выдохнула Жанна. – Ей понравилось?
– Очень, – сказал Хью. – Я знал, что ей понравится. Замечательный подарок.
– А обед был вкусный? – с интересом спросила Элизабет. – Мама сделала корнуолльские пирожки? У нее они хорошо получаются.
– Нет, – сказал Хью. – Гризельда приготовила по старинному рецепту рагу с травами. Честно говоря, это не очень вкусно, но я съел из вежливости.
Я спросил, борясь со вновь подкравшимся чувством обособленности:
– Кто такая Гризельда?
– А, жуткая старая карга, – небрежно ответил Хью. – Ей по крайней мере девяносто. Кажется, она была когда-то маминой няней.
– В прошлую субботу мы очень мило провели время на ферме, – сказала Элизабет. – На поздний завтрак выпили немного бузинного вина и ели лучшие медовые бисквиты, какие мне приходилось пробовать.
– Честное слово, Лиззи, – сказала Мариана, подняв глаза от своего ежедневного письма жениху в Лондон, – ты когда-нибудь думаешь о чем-нибудь, кроме своего желудка?
– А мама обрадовалась твоей помолвке, Мариана? – поинтересовался Хью.
– Пришла в восторг. Она была так мила! Сказала, что у меня очень красивые руки, как раз для бриллиантов, и…
Я уже начал порядком уставать от бриллиантового кольца Марианы.
– …И еще она сказала, что очень довольна: для меня это весьма подходящая партия. Мне кажется, что папа поступил с ней не очень хорошо, как вы считаете? Конечно, у него были свои причины, чтобы чинить ей всякие препятствия для встреч с нами в Алленгейте, но… все равно она должна прийти на новогодний бал, который папа дает для Ника и для меня, и, конечно же, она должна познакомиться с Ником, как только он приедет в Пенмаррик после Рождества… Хотя все это будет немного неловко. Как я поведу Ника на эту ужасную ферму? Жаль, что мама живет там.
– Я тоже не могу этого понять, – согласился Хью. – Трудно себе представить, чтобы женщина с таким тонким вкусом и утонченными манерами могла предпочесть ферму Пенмаррику. Боже милостивый, там даже нет настоящей уборной! Мягко говоря, ужасающе примитивное сооружение.
– Мама могла бы прийти на чай в Пенмаррик, чтобы познакомиться с Ником, – предложил Маркус. – Это разрешило бы проблему и не создало бы ни для кого неловкой ситуации. Не думаю, что папа будет возражать.
– Какая хорошая мысль! Я поговорю с ним об этом за ужином.
Когда мы остались одни, я спросил Уильяма:
– Нам ведь не надо будет с ней знакомиться, правда?
– С миссис Касталлак? Конечно же нет! Мы вот что сделаем: когда Филип привезет ее на чай, поедем в Зиллан навестить священника. Он милый старикан, а его внучка Элис Пенмар что-то вроде нашей приемной двоюродной сестры. Ее отец был приемным сыном Жиля Пенмара, который жил здесь до папы, а ее мать – единственной дочерью священника. Они оба умерли, поэтому Элис воспитывали бабушка и дедушка, но миссис Барнуэлл, ее бабушка, тоже недавно скончалась, и Элис теперь сама ведет хозяйство. Она классная. Не красотка, но веселая. Мне кажется, она тебе понравится.
– Сколько ей лет? – с подозрением спросил я, потому что девушки по-прежнему смущали меня и их компания мне не нравилась.
– Она моего возраста! – засмеялся Уильям. – Слишком стара для тебя! Не беспокойся, я не собираюсь вас сводить. Она, может быть, заглянет в Пенмаррик на этой неделе, чтобы повидаться с Марианой, так что у тебя будет возможность увидеть ее.
– У меня сейчас нет желания ни с кем встречаться, – упрямо сказал я. – Лучше я побуду один: не хочу напрягаться и заводить знакомства.
И, несмотря на старания Уильяма переубедить меня, первые дни после приезда в Пенмаррик я провел в одиночестве. Я гулял по усадьбе, спускался в крохотную бухту под террасой, обследовал пару пещер, но потом погода испортилась, скалы окутало туманом, и у меня пропало желание выходить из дому. Я постоянно поддерживал огонь у себя в комнате и проводил долгие часы, читая романы Энтони Троллопа[8] из папиной библиотеки.
Я оставался один даже на Рождество. В Пенмаррике устроили замечательное празднество на корнуолльский лад, но я по-прежнему чувствовал себя чужим, аутсайдером, которого преследовало чувство обособленности, поэтому как можно больше держался в тени. Все остальные веселились как могли. Уильям и Маркус один или два раза напились и гонялись за горничными под омелой; вскоре они начали часто уезжать по вечерам в Сент-Джаст, а то даже в Зеннор или Зиллан, чтобы выпить в пабе, и нередко возвращались в Пенмаррик глубокой ночью.
Я по-прежнему проводил время у себя в комнате или иногда отправлялся в одиночестве на короткие прогулки и все время со слезами на глазах вспоминал прежние рождественские праздники в Алленгейте с мамой.
В Пенмаррике бывало много гостей. С фермы Гернардз в Зенноре приезжал молодой Питер Уеймарк; Джордж и Обри Карнфорт с сестрой Фелисити приезжали из Карнфорт-Холла, который располагался между Пензансом и Маразионом. Вечеринки, приглашения, ответные визиты случались то и дело, но я игнорировал их все без исключения.
– Поедем, – говорил Уильям. – Пожалуйста! Почему ты не хочешь? Послушай, никто не знает о…
– Дело совсем не в этом, – отвечал я.
– Они думают, что мы просто какие-то бедные родственники, в которых есть кровь Пенмаров! Никто не думает, что папа…
– Все равно. Терпеть не могу вечеринки и не хочу ни с кем встречаться.
– Но вечеринки – это весело, Адриан! Девушки – это здорово! Ты так много упускаешь!
Я упрямо качал головой и еще глубже прятался в свою скорлупу.
К счастью, после Рождества из Лондона приехал жених Марианы Николас де Леонард, и все, развлекая его, были слишком заняты, чтобы беспокоиться обо мне. Но Джан-Ив, не то что я, не находил удовольствия в том, что его игнорируют, и однажды утром сердито признался мне, что его тошнит, оттого что «этот глупый лорд» отнимает у Уильяма все время.