– Не может быть, Хью!
– Ну, тогда, значит, Вера, Надежда и Благотворительность![9]
Мы засмеялись.
– А сейчас Джаред Рослин ведь в Морве?
– Да, у него и его брата Джосса фермы рядом. У Джосса мешки денег, но он ни на что не тратится, только на помощь брату. Мама говорила, что его жена когда-то была леди, но сейчас этого по ней не скажешь. Мама их не любит. У них вражда.
– Вражда?
– Да, Джосса Рослина никто не любит. Он настоящий ублюдок. – Хью закашлялся. – Прости, старина, вырвалось. Не хотел тебя обидеть.
Но я думал уже о другом.
– Кажется, жена Джосса выросла в Пенмаррике? Почему она вышла за фермера?
– Amor vincit omnia[10], – важно произнес Хью, – во всяком случае, так говорят.
– А у них есть дети?
– Девочка. Я видел ее однажды, очень давно, еще до того, как переехал в Алленгейт.
На горизонте показалась ферма, и я с удивлением обнаружил, что она красива. Над шиферной крышей поднимались пастельного цвета трубы, а под крышей в утреннем солнце купались стены приятного серого оттенка; у крыльца росли кусты жимолости и вьющейся розы.
Привязав лошадей у конюшни, мы прошли через двор к задней двери.
– Гризельда! – заорал Хью, входя в старомодную кухню. – Гризельда! Где мой пирог?
Послышался топот. Появилась служанка, с виду слабоумная, и произнесла нечто нечленораздельное.
– Привет, Энни, – сказал Хью. – Гризельда приготовила мне пирог?
В дальнем конце кухни открылась дверь. Старая карга в черном платье и черной шали прошаркала в комнату.
– Гризельда, – спросил Хью, – ты испекла?..
Она произнесла что-то резкое, и я с ужасом увидел, что ее палец нацелен на меня. Она говорила с таким сильным корнуолльским акцентом, что я ее не понимал.
– A-а, это мой школьный друг, – пояснил Хью, пуская в ход свой дар врать без запинки. – Он остановился в Пенмаррике.
Старая карга побагровела и принялась на него орать. Я наблюдал за этой сценой с беспокойством, но одновременно был заинтригован поведением старухи; она вела себя вовсе не как прислуга, а скорее как хозяйка дома.
– Глупости, Гризельда, – спокойно произнес Хью. – Не понимаю, о чем ты. Пирог готов? Если готов, я съем его на улице.
Старая карга что-то пробурчала и покачала головой. Хью повернулся ко мне:
– Он будет готов через несколько минут. Пойдем, я покажу тебе дом.
Я молча последовал за ним по коридору. Закрыв дверь, он сообщил:
– Она догадалась, кто ты.
– Что? – Я похолодел. – Но каким образом?
– Бог ее знает. Не беспокойся, если она проговорится маме, я скажу, что она ошиблась, что это был Обри Карнфорт. Вы примерно одного роста и телосложения… Ну что ж, вот холл, а вот гостиная…
Я пошел вслед за ним в комнаты. Они были красивы, со старинной, солидной мебелью, простор радовал глаз. Все содержалось в безупречной чистоте и порядке.
– Какой прекрасный дом, – проговорил я с искренним восхищением. – Он нравится мне гораздо больше, чем Пенмаррик. Такой теплый, уютный и спокойный.
– Странно! А мне здесь совсем не нравится, я предпочитаю Пенмаррик! Там гораздо больше цивилизации, тебе не кажется?
– Потому что там оборудована пара современных ватерклозетов?
– Да, приходится признать, что водопровод – большое преимущество. – Хью говорил совершенно серьезно. Казалось, он совсем не замечал очарования фермы. – Хочешь посмотреть комнаты наверху?
– А можно? Я бы взглянул.
Комната Филипа смотрела окнами на пустошь. На столе у окна лежали несколько книг по истории Корнуолльского Оловянного Берега, включая том об истории шахты Левант. Я взял ее и перелистнул несколько страниц, но Хью уже вышел в коридор, поэтому я положил книгу и последовал за ним. Миссис Касталлак занимала приятную комнату рядом, со старомодной кроватью возле окна и с огромным шкафом вдоль стены.
Я огляделся.
– Какие смешные часики! – воскликнул я, подойдя к каминной полке. – Они мне нравятся! Не знаешь, откуда они?
– Никакого понятия, – сказал Хью. – Они тебе действительно нравятся? Мне кажется, они ужасны… Иди сюда, полюбуйся видом. Правда замечательный?
Мы вместе полюбовались видом и вернулись на кухню. Пирог был готов. Мы вышли с ним на улицу, нашли уединенный уголок у каменной стены и уселись за ранний обед.
Пирог оказался необычайно вкусным. Вскоре Хью принес сидра, а когда мы закончили обед, то легли на спину и смотрели, как легкие облачка плывут по голубому небу.
Хью уснул.
Я встал и пошел искать хоть какой-нибудь нужник, но, поскольку поиски оказались тщетными, просто зашел за амбар. Потом вернулся к дому и заглянул на кухню. В доме никого не было видно. Я вошел, нервничая, и снова побродил по этим красивым комнатам, легко проводя пальцами по мебели. Никто мне не мешал. Я поднялся наверх, и под моими ногами заскрипели половицы. Дверь в комнату миссис Касталлак была приоткрыта. Я подошел к окну, потом к кровати, потом к камину. Часики все тикали на каминной полке. Я дотронулся до них и невольно обернулся, словно ожидая, что кто-то за мной наблюдает, но никого не было, только на подоконнике пела птичка, и на ветру чуть колыхались занавески.
Я вышел, вошел в комнату Филипа, взял в руки книгу о шахте Левант. К моему удивлению, она оказалась интересной. Я сел и принялся читать. Минуты летели, утро переходило в полдень.
Я как раз подумал, что пора возвращаться к Хью, когда услышал, как хлопнула дверь.
Я встал, положил книгу и вышел в коридор.
Из холла послышался мужской голос:
– Может быть, ты оставила ее наверху.
Но это был не Хью. Это был Филип.
Я прирос к месту от ужаса, на лбу проступил пот, а Филип добавил:
– Пойду посмотрю.
Мне захотелось убежать. Я в ужасе оглядел закрытые двери, но паника была столь велика, что я не мог решить, в какой комнате укрыться.
А потом заговорила она. Голос ее был низким и тихим, похожим на звук прибоя, разбивающегося о пляж внизу:
– Не беспокойся, дорогой. Я сама ее найду. Мне кажется, я знаю, где она.
Я не мог дышать. Сердце стучало так сильно, что заболела грудь. Я все еще не мог двигаться, но, когда ступеньки заскрипели у нее под ногами, я неожиданно понял, что делать. Я прошел к началу лестницы. Я решил ее встретить. Внизу голос Филипа говорил:
– Интересно, где же Хью? Он сказал, что утром приедет. Пойду спрошу Гризельду…
Я увидел ее. Она взглянула на меня, и я вспомнил ее холодные голубые глаза, которые впервые увидел много лет назад в ресторане в Брайтоне. Они расширились, ее рука подлетела к горлу, и я услышал всхлип страха. Словно перед нею было привидение.
Она произнесла имя, мужское имя, знакомое мне, но, прежде чем я успел вымолвить хоть слово, мимо нее по ступенькам ко мне пронесся Филип с криком:
– Ты, ублюдок, убирайся отсюда! Убирайся, убирайся, убирайся!..
Я пошел вниз. Она повернулась, пропустила меня, а я сказал:
– Простите. Я не собирался приходить. Простите.
Она захлопнула дверь гостиной.
– Чертов ублюдок! – все еще орал Филип. – Если ты еще хоть раз сунешь сюда нос…
Хью стоял в холле. Его глаза были того же холодного голубого цвета.
– Он предложил мне зайти, – сказал я Филипу дрожащим голосом. – Он сказал, что все будет в порядке. Он сказал…
– Совершеннейшее вранье, – сказал Хью. – Ты сам на этом настоял. Ты ехал за мной всю дорогу до Чуна. – Он повернулся к Филипу. – Я сделал все, что мог, чтобы отвадить его, но…
– Лжец! – заорал я. – Маленький, отвратительный…
Филип ударил меня в челюсть. Я отлетел к шкафу, поднялся и прошел к передней двери, доковылял до крыльца и побежал по дорожке. Воздух был напоен запахами трав, солнце мирно светило с прозрачного южного неба.
Я обернулся.
Я заметил ее лицо в окне гостиной, прежде чем она отступила за занавеску. Оно было бледное, искаженное, словно она плакала, и, вслепую пробираясь к конюшне, я размышлял: была ли она расстроена только потому, что я был незаконным отпрыском ее мужа, или на одну ужасную секунду ей показалось, что призрак моего деда Лоренса Касталлака вернулся из мира мертвых, чтобы напомнить ей о прошлом.
Глава 5
Леди Элис отправилась ко двору короля Генриха… казалось, это было к добру, потому что, как говорили, он привязался к ребенку.
Наследовала герцогу (Бретани) дочь по имени Констанс… Бретонские бароны ненавидели нормандское засилье.
Я въехал в деревню Зиллан. Подъезжая к дому священника, я уже не плакал. Я был совершенно спокоен. Кухарка сказала мне, что Элис ушла на соседнюю ферму покупать молоко и яйца, а священник в кабинете, готовится к воскресной проповеди.
Я долго с ним разговаривал.
– Я похож на Лоренса Касталлака? – спросил я. – Похож?
Он улыбнулся.
– Да, – сказал он, – сходство есть. Должен признаться, что отчасти поэтому ты меня заинтересовал с первого же раза. Мы с Лоренсом были друзьями.
Я сделал над собой огромное усилие. Это мне многого стоило, но я смог произнести:
– Он мой дед. Мой опекун мне не дальний родственник, а отец.
После этого все стало просто, и плакать мне расхотелось.
– Бедная миссис Касталлак, – говорил потом священник. – Да, без сомнения, она пережила сильное потрясение, увидев тебя, да еще так неожиданно. Надо же такому случиться! Хью очень плохо поступил, что отказался от тебя, но мне кажется, что он больше боится навлечь на себя немилость матери, чем твой гнев… Знаешь, надо научиться прощать. Миссис Касталлак была не очень любящей матерью – у нее было слишком много собственных проблем, – и в результате дети очень стремятся заслужить ее внимание и любовь.