жы́дами! – нужно расследовать немедленно. У вас максимум неделя. Красное Гадово колено – они же дикари. Хуже: звери, гиены! И даже шакалы. Весь мир должен всё узнать, как можно скорее. Желаю успеха!
И Гайда ушёл.
– Скажите, Алексей Павлович, – снял черные очки Зайчек и показал прищуренные глаза в красной паутине капилляров. – Мне, чеху, всё равно, что вы ответите… Но всё-таки хочу спросить. Вы русский человек? Православный?
Наметкин молча расстегнул воротник рубашки и показал нательный крестик.
– Значит, вы можете действовать с чистой совестью, не оглядываясь на расовые интересы или на предрассудки иудейского интернационала.
– Иосиф Николаевич, мне нужны помощники, – наставление Зайчека Наметкин пропустил мимо ушей.
– Я не могу подбирать вам помощников. Кроме того, уже есть группа. Она вас ждёт. Командует капитан Малиновский. В ней же приказом начальника гарнизона состоит и поручик Шереметьевский, который имел честь с вами сегодня познакомиться.
– Да… – криво усмехнулся Наметкин. – Имел честь, действительно. Ради знакомства поручик не пожалел револьвера. Треснул меня по голове. Такая любезность.
Зайчек расхохотался.
– Поручик, в самом деле, целеустремлённый человек. Зато, когда он будет рядом с вами, я уверен, что смогу рассчитывать на ваше доверие и помощь. Могу? – и он подмигнул в сторону пыточного кресла.
– Безусловно! В пределах моих полномочий, – на всякий случай уточнил Наметкин.
– А вот это… – указал капитан на стопку стеклянных фотопластинок. – Самые настоящие сокровища. Лично для вас старались.
– То есть?
– Обычно фотохудожники, выполнив заказ обывателей, оставляют себе негативы. Мы собрали их по всем фотопавильонам. Вы, конечно, догадываетесь, что может извлечь из них хороший сыщик. Или следователь судебной палаты.
– Персоны. Установление личности.
– Вот-вот! Установление большевиков и их родственников. Достаточно пройтись по списку заказчиков, и рыбки в сачке.
Капитан нажал кнопку звонка. Появился Шереметьевский.
– Господин поручик, не откажите в любезности, проводите нашего почётного гостя. Салют и цветы в другой раз.
Во дворе, час назад пустом, толпились русские солдаты и офицеры. Лопатами и кирками они усердно перекапывали землю.
– Что это, поручик? Что они ищут? – спросил следователь. – Сокровища царские?
Злобно глянув на Наметкина, поручик произнес сквозь зубы:
– Волонтёры. Неравнодушные русские военные люди. Вашу работу работают, между прочим, пока вы хлещете водку.
– В чём же тут моя работа? – водку Наметкин решил не заметить.
– Трупы Романовых искать. И найти!
– А разве большевики их не увезли? Живыми. Или мёртвыми.
– Это я должен у вас спросить, господин дезертир. Почему-то не повешенный.
– Ну, какой же я дезертир! – мягко запротестовал Наметкин. – У каждого своя служба, свой устав и правила свои. У армейских свои, у судейских свои.
– Ты мне дурочку ещё покрути! – с угрозой произнес Шереметьевский и положил ладонь на кобуру. – Война идёт! Какие правила? Тебе военная власть приказывает! За неповиновение – расстрел на месте. Не единственный сыскарь ты здесь. Засажу тебе сейчас пулю в башку при попытке к бегству. А завтра другой следователь придёт и с удовольствием продолжит дело.
– При попытке к бегству? Разве я арестован?
Не отвечая, поручик плюнул Наметкину под ноги.
Наметкин прижал обе руки к груди и заговорил как можно добросердечнее:
– Дорогой Андрей… Андреевич, кажется? И я тоже как человек и как юрист не меньше вашего хочу найти истину. И очень рад работать вместе с вами – с таким решительным и целеустремлённым офицером.
– Хм… Рад он!.. Меня-то за дурака не держи.
– Напрасно вы так, – заверил Наметкин. – Совершенно напрасно.
– У вас приказ чехословацкого командования. И полномочия. Вот – берите волонтёров, командуйте.
– Нет, Андрей Андреевич, – решительно сказал Наметкин. – С вашего позволения, нечего здесь нам делать. Это я точно вам говорю. Но всё равно, пусть копают до конца. Самостоятельно. А потом мы уже с полным обоснованием исключим версию о возможном захоронении возможно расстрелянных Романовых в саду дома инженера Ипатьева.
– Пожалуй… – с неохотой согласился поручик. – Землекопам руководство следователя не нужно.
– Почему-то я уверен, Андрей Андреевич, что мы с вами хорошо сработаемся.
– Куда вы от меня денетесь!.. – усмехнулся поручик.
– Как и вы от меня. Поскольку приказом заняты в следовательской группе. Под моим началом. Официально. В криминальной части, – уточнил Наметкин.
– Да что вы заладили, как попугай, – «официально-неофициально!» Повторяю, если не поняли: война! Решения принимаются быстро, и приговоры исполняются мгновенно.
– Тогда начнём завтра. Встречаемся у начальника гарнизона. Только … – Наметкин многозначительно замолчал, усмехаясь внутренне.
– Что «только»? – не выдержал поручик.
– Скажу вам по секрету, если желаете… Но – между нами. Хорошо?
– И что же?
– Обещаете?
– Смотря что…
Склонившись к уху поручика, Наметкин сказал, чётко выговаривая каждое слово:
– Никто Романовых не расстреливал. До завтра, поручик.
Наутро, ровно в восемь Наметкин был в штабе полковника Голицына. Здесь его уже ждали два офицера и трое штатских.
– Капитан Малиновский Дмитрий Аполлонович, – крепко пожал Наметкину руку седой высокий, очень худой и очень загорелый офицер.
– Дмитрий Аполлонович назначен руководителем, – подал из-за стола голос полковник Голицын. – Это не значит, что капитан будет вам, Алексей Павлович, во всем приказывать. Его задача – обеспечить работу следователя.
К Наметкину подошёл пожилой штатский – чеховская седеющая бородка, пенсне на чёрном шнурке, потёртый сюртук.
– Доктор Деревенко Владимир Николаевич. Лейб-лекарь. Бывший, разумеется.
– Очень рад. Наметкин.
Во втором штатском военного можно было узнать за версту.
– Профессор академии генерального штаба Медведев Александр Иванович, – представился он. – Криминалист. Буду рад оказаться вам полезным.
Наметкин встрепенулся, замигал, заулыбался.
– Профессор… Большая честь! Я читал все ваши работы. Премного благодарен. Мечтать не мог, что буду вот так, рядом с вами, в общем расследовании. Премного… – говорил он, с чувством пожимая руку профессору.
Поручик Шереметьевский сделал вид, что не заметил следователя. Но Наметкин подчёркнуто ему поклонился издалека.
– А это кто? – тихо спросил Наметкин доктора, когда все расселись за столом, и кивнул в сторону высокого и сгорбленного старика с небольшим клином седой бороды. Он не сел за стол, а остался, отвернувшись, в углу – с таким видом, словно попал сюда случайно. Иногда коротко и с раздражением оглядывал кабинет и собравшихся и снова отворачивался.
– А! – сказал Деревенко. И громко старику: – Терентий Иванович! Что же вы там? – а Наметкину шепнул: – Царский камердинер.
– Да-да! – подхватил полковник Голицын. – Пожалуйте, господин Чемодуров. Без вас никак, вы такой же участник расследования.
– Итак, – продолжил полковник. – Познакомились. Вам слово, Алексей Павлович. Да, кстати, господин Наметкин, вот ваш документ, извольте. Я попросил для удобства бумагу сюда доставить.
Наметкин прочёл:
Прокурор екатеринбургского областного суда
г-ну судебному следователю по важнейшим делам Наметкину А. П.
На основании 288 ст. уст. угол. суд., предлагаю Вам незамедлительно приступить к производству предварительного следствия по делу убийства бывшего Государя Императора Николая Второго по признакам преступления, предусмотренного 1453 ст. улож. о наказаниях.
При сем прилагаю протокол допроса Фёдора Никитича Горшкова.
И. д. прокурора Кутузов
Секретарь Богословский
– Это то, что вы ждали? – спросил начальник гарнизона.
– Именно. Но Кутузова, товарища прокурора, кажется, в городе не было?
– И сейчас нет, – ворчливо сказал полковник. – На даче разыскали. Так он, юрист, долго понять не мог, что такое приказы военной власти. Ничего, скоро все привыкнут.
– Позвольте?.. – рассеянно произнес Наметкин и продолжил читать.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
31/18 июля 1918 года в городе Екатеринбурге и. д. прокурора екатеринбургского окружного суда Кутузов допрашивал гр. Фёдора Никитича Горшкова, 28 лет, проживающего в городе Екатеринбурге по Тимофеевской набережной, дом №10-а, который показал, что дня за два до занятия чехословацкими войсками города Екатеринбурга встретил вечером в Харитоньевском саду судебного следователя Михаила Владимировича Томашевского, проживающего по 2-й Береговой улице. В разговоре по поводу убийства бывшего императора Николая Второго Томашевский мне сказал, что он слышал от лица, как бы бывшего очевидцем, или же от лица, близко стоявшего к советской власти, подробности совершения этого убийства. На дальнейшие мои расспросы он сказал, что вся царская семья была собрана в столовой комнате, и тогда им объявили, что все они будут расстреляны. Вскоре после этого последовал залп латышей по царской семье, и все они попадали на пол. Затем латыши стали проверять, все ли убиты, и здесь обнаружилось, что великая княжна Анастасия Николаевна жива, и когда прикоснулись к ней, то она страшно закричала. Ей был нанесён удар прикладом ружья по голове, а потом нанесли ей 32 штыковых раны. На этом разговор был окончен. Могу добавить, что в доме, где жил Томашевский, живут ещё 4 комиссара. Томашевский жил в квартире комиссара Александра Ивановича Старкова, приехавшего из Сысертского завода. Однажды я заходил в квартиру Томашевского, но никого из комиссаров не видел. Жил он на 2-й Береговой улице, со стороны Покровского проспекта по правой стороне, в красном полукаменном доме, вблизи лавки Общества потребителей. Царская семья была расстреляна ночью, а куда были увезены трупы, он мне ничего не говорил.