не хозяева! – заявил поручик.
Станция, где вчера кипела погрузка в чехословацкие эшелоны, была пуста. Ни вагона, ни паровоза. И непривычная тишина. Только на перроне начальник станции, сняв красную фуражку, загорал на скамейке, подставив солнцу жёлтую лысину.
– В Коптяки? И не надейтесь, господа, бесполезно, – сказал он Наметкину, не вставая. – Ничем помочь не могу. Даже маневровых нет, все чехи расхватали.
– А дрезина у обходчиков?
– Чехособаки и дрезину утащили. К себе домой повезли.
– Так-с, – констатировал Малиновский. – А проходящие поезда? Какой ближайший по расписанию? Кстати, вы обратили внимание, уважаемый, что перед вами офицеры?
– Виноват, ваше высокоблагородие, – вскочил начальник и нахлобучил красный картуз. – Давно не видел офицеров. Всё большевики да чехословаки…
– Так что с расписанием? Когда проходящий?
– Извольте что полегче спросить, ваше высоко…
– Просто «господин капитан», – поправил Малиновский. – Теперь такое правило.
– Ваше высокоблагородие господин капитан, – старательно поправился начальник. – Давно нет никакого расписания. Пассажирских нет, и курьерских, никаких… Одне чехословацкие. Иногда диким образом, чаще ночью, как пластуны, наши пассажирские или товарняк проскакивают. А чехословацкие следуют, когда хотят, маневрируют, никого не спрашивая. Составляют эшелоны, заправляются водой, углём без спросу и без меры. Как испортят паровоз, то просто бросают, скидывают с насыпи. А паровозы, которые на ходу, отбирают силой. Говорят, что дорога теперь сплошь ихняя территория, чехословацкая. И теперь правила действуют только чехословацкие. А кто их читал, те правила? Так что лучше ихнего начальника поспрашивайте насчёт оказии.
– И где же оно, чешское начальство нынче располагается?
– Там же, где наше было. В моем кабинете, за моим столом. Мне туда теперь ходу нет, отставили меня чехи. Но на службу все равно выхожу каждый день и вовремя. Ведь жалованье совсем потерять могу. Могу? Или уже потерял? – спросил он Наметкина. – Вот вы, как судейский, можете сказать, положено мне жалованье? Или служба совсем пропала?
– А чехов спрашивал? – поинтересовался поручик.
– Лучше бы не спрашивал, – усмехнулся станционный начальник. – Только заикнулся – офицер сразу меня по морде… да ещё раз, да ещё…. С того дня не спрашиваю. Что же теперь? Большевики, не в обиду будь вам сказано, господин капитан, платили справно, даже прибавили. Однако ж дорога всем нужна. Красным, белым, и чехам тоже. Зачем служащих выгонять?
–Да-да, – поспешно заверил Наметкин. – На самом деле никто вас не отставлял, чехи не имели права. Так что жалованье вам положено. Власть обязана заплатить.
– Власть… – вздохнул станционный. – Чья власть? У кого теперь власть? Выходит, чехи нас завоевали? Не немцы – чехи победили Россию?
– Скоро все изменится, – заверил капитан. – Надо немного потерпеть. Россию никто никогда победить не может. Окрепнет наша власть, порядок наведём. И чехов укоротим.
– Когда-то ещё? – усомнился начальник.
– Скоро. Уже через пару месяцев.
– А до того как жить? Семью кормить?
– Вот что я вам скажу. Я капитан Малиновский. Как представитель военных властей, обещаю: жалованье вы получите сполна. И впредь получать будете.
– Ну, ежели так… Благодарю вас душевно, господин капитан. Даже если не сделаете ничего, хоть утешили.
– Что будем делать, господин капитан? – спросил поручик. – Пешком далеко. До вечера не дойдём. А там, у Ганиной Ямы наши люди работают, уже пятый день без замены.
– Мотор нам не положен. Упряжка нужна. Реквизировать. С гарантией оплаты. Дадите хозяину расписку.
– Командование заплатит?
– Разумеется, – сухо ответил капитан.
– Господин капитан, – подал голос станционный начальник. – Тут такая оказия… Через несколько минут пройдёт «Орлик». Бронепоезд чехословацкий. Вам же туда надо, где царскую семью закопали?
Чемодуров вздрогнул и отвернулся.
– Всё-то ты знаешь, братец, – усмехнулся Малиновский. – При чём тут бронепоезд?
– Пусть бы вас и подбросил.
Капитан и Наметкин переглянулись.
– Осталось только остановить военный поезд с вооружёнными до зубов людьми, – сказал следователь. – Я не берусь.
– Знаю я этот бронепоезд, – вдруг заявил Шереметьевский. – И командира знаю.
– Ваши предложения?
– Есть у меня предложения… На пару минут разрешите отлучиться, господин капитан? – спросил поручик, расстёгивая кобуру.
– Собираетесь пустить в ход оружие против чехов? Понимаете, что будет, если вы хоть раз выстрелите? Даже если просто покажете им наган?
– Не извольте беспокоиться, полковник. Не будет выстрелов. Чехи сами остановят свой бронепоезд. Добровольно.
– Отчего же?
– Из любезности.
С наганом в правой руке, придерживая левой шашку, поручик исчез в домике начальника станции. В тот же момент послышался рёв паровоза.
Из-за поворота медленно выполз грязно-зелёный бронепоезд с пятью блиндированными вагонами. Издалека было видно, что штатной броней защищён только паровоз, а вагоны обиты листами обычного кровельного железа.
Бронепоезд «Орлик»
– И это бронепоезд? – усомнился Наметкин.
– Точно было бы сказать «шпалопоезд», – сообщил Малиновский. – Вагоны изнутри выложены обычными шпалами. Семидюймовый снаряд не выдержат, а пулемёты и малый пушечный калибр – вполне. Да и нет у красных артиллерии крупного калибра.
Поезд, щедро выпуская пар, приближался, но справа неожиданно щёлкнул семафор, красно-белая «рука» опустилась.
Заревел паровоз, гудочный пар тучей закрыл небо. Сверху посыпались дождевые капли, пахнущие углём. Мгновенный тёплый дождик, сотворённый паровозным паром, прошелестел и высох, не долетев до булыжника перрона.
Одновременно открылись люки в крышах вагонов, бронепоезд ощетинился пулемётами – два «максима», остальные «гочкисы» и «льюисы».
Дверь паровозной будки отворилась, выглянул чумазый машинист. Начальник станции снял красную фуражку и помахал машинисту. Тот в ответ махнул рукой.
Из дома начальника станции показался чехословацкий унтер с перекошенной физиономией. За ним – поручик Шереметьевский, потирая пальцы правой руки с ушибленными суставами.
Открылась дверь штабного вагона, и на перрон легко соскочил офицер в русском мундире, подпоручик, за ним двое легионеров.
– Что происходит? – раздражённо спросил офицер. – Почему закрыт семафор? Кто посмел?
Капитан Малиновский козырнул и представился.
– Подпоручик Лебедев, – приложил ладонь к козырьку командир «Орлика».
Через минуту вся группа была в штабном вагоне, и капитан Малиновский угощал командира бронепоезда папиросами «Зефир».
Действительно, изнутри стены вагона были выложены железнодорожными шпалами, от них шёл удушливо-острый запах креозота, безжалостно выедавшего глаза.
Командир приказал открыть блиндированные окна. В вагоне посвежело, запахло спелой пшеницей и васильками – поезд вырвался в открытое поле, а подпоручик делился последними новостями. Радостными, как оказалось.
– Огромный успех! – с восторгом заявил Малиновский. – И неужели на всю Казань у красных даже батальона не нашлось?
– Батальон, может, и был, – ответил Лебедев. – Но личный состав никакой. Необученные рабочие, немного молодёжи, пороху не нюхавшей. Наш внезапный удар с флангов решил всё. С востока – отряд капитана Каппеля, с запада – чехословаки. Но многим красным удалось вырваться. Бежали пуще зайцев. Трофеи взяты просто баснословные! Даже учёту не поддаются. А главное, золото! Весь золотой запас империи. Не говорю уже об оружии и боеприпасах на складах, ещё царских.
– Потрясающе! – воскликнул профессор.
– Невероятно! – качал головой капитан. – Уму непостижимо!..
– Откуда в Казани золотой запас империи? – удивился Наметкин.
– Ещё в пятнадцатом году правительство по указу царя загнало в Казань имперский запас. На случай сдачи Петрограда немцам, – пояснил профессор Медведев. – Они уже тогда были готовы стать на колени перед кайзером.
– Свежо предание… – буркнул поручик Шереметьевский.
– Просто вас не известили, – мстительно пояснил Наметкин.
– Там было ещё и залоговое золото. Для Северо-Американских Соединённых Штатов. Американцы обещали построить за наши деньги пороховые заводы для снабжения нашей же армии. Промышленнику Дюпону химик Менделеев даже формулу лучшего в мире пороха передал. Бездымного. Без всякой компенсации. Завод американцы обещали к 1919 году.
– То есть, после войны, – усмехнулся подпоручик. – Как раз ко столу.
– Много золота взяли? – спросил Наметкин.
– Очень много. Полтысячи тонн. Сорок вагонов. Говорят, на шестьсот миллионов рублей, не меньше.
– Да, колоссальное событие, – повторил капитан Малиновский. – Теперь смело можно утверждать: победа за нами! Уже очень скоро вся Россия будет наша. Лично у меня отныне никаких сомнений.
– Где вас высадить? – спросил подпоручик.
– На переезде номер 184. Как раз около Коптяков.
Подпоручик снял трубку внутренней связи и дал команду машинисту.
– Слышал, что Романовых большевики немцам отдали, – сказал подпоручик Лебедев. – Что же вам тогда в Коптяках?
– Следствие даст вывод, официальный и окончательный. От него зависит, как мы дальше будем строить политику – внешнюю и внутреннюю, – пояснил Малиновский.
Заскрипели, запищали буксы, поезд тряхнуло – деревья за окнами побежали назад медленнее и вдруг остановились. Поезд вздрогнул, встряхнулся, как рабочий мерин. Локомотив коротко рявкнул, выпустил пар. И сразу прогудел внутренний телефон.
Подпоручик снял трубку, выслушал.
– Ваш выход, господин капитан.
Знаменитый белогвардейский командир Владимир Каппель
Четверть часа пешком по лесным тропинкам, и группа в Урочище Четырёх Братьев у Ганиной Ямы.
Под огромной берёзой сидели солдаты, над их головами плыло махорочное облако. Пожилой унтер медленно и снисходительно говорил: