– Ты, Семён, не гони феньку. Я сам сидел в остроге у большевиков, на своей шкуре попробовал.
– И за что тебя? – спросил сосед.
– В облаву попал. Месяц продержали.
– И что? Санатория у них там?
– Дурак ты, Семён. Тюрьма – она и есть тюрьма, марципанов не дают. Только я не о том. Как они своих, кто снасильничает хоть девку, хоть бабу, быстро правят.
– Быстро, гришь?
– А то! Утром арест – вечером расстрел. При мне израсходовали двух своих солдат. Добровольцев с пивоварни Злоказовых.
– И что злоказовцы?
– Поповскую дочку снасильничали. В могилёвскую губернию всех! А чехи – те просто наших девок хватают, в свою борделю волокут. Никто им ничего.
– Есть и такие курвы – сами к ним бегут. За деньги.
– Из нашего села три лярвы к ним наладились. Солдатки, вдовы.
– Смирнов! – подошёл поручик Шереметьевский. – Лясы точишь. А работа?
– Здравия желаю, господин поручик, – неторопливо поднялся унтер. – Работа работается, тут мы пять минут, перекурить.
Ганина Яма. Фото 1918 года
– Ну, показывай, что наработал.
Рядом с полузатопленной шахтой у пожарной помпы трудились двое солдат. Мутная вода из шахты стекала по длинной брезентовой кишке в затхлое озерцо, оно же Ганина Яма. Увидев офицеров, солдаты бросили помпу и вытянулись.
– Ты что ж, Смирнов, так и качаешь воду пятый день? – разъярился поручик Шереметьевский.
– Как приказано, – ответил унтер.
– Врёшь, ракалья! Ты же ничего не выкачал.
– Господин поручик, качаем даже ночью, посменно. Почему всё так – не взять в толк.
– Так-так-так… Что за сон, в самом деле? – озадачился поручик.
Следователь Наметкин прошёлся по берегу озерца. Собственно, это была просто большая лужа с обрывистым берегом. Заглянул в шахту, покачал головой.
– Сообщающиеся сосуды, – сказал он.
– Что сие значит? – спросил поручик.
– Шахта и озеро соединяются. Сизифов труд. Никогда не видел такой бессмыслицы.
– Вот оно! – воскликнул унтер Смирнов. – В голову не приходило!
– Чтоб приходило, надо сначала голову иметь! – вскипел поручик. – Тащи шланг, выводи воду в сторону.
– Зачем вы вообще осушаете? – спросил следователь.
– Там, в шахте, что-то есть… Возможно, здесь, на этой площадке, они сжигали трупы. И закидали пожарище свежей глиной. А вот там малый костёр разложили, закусывали.
– Ещё нашли немного, – доложил унтер.
На грязной простыне под сосной лежали обгоревшие пуговицы, снова крючки от платьев, наполовину сгоревшая дамская сумочка, частично изрубленная. Осколки изумруда и несколько потемневших жемчужин. Чуть в стороне – небольшой драгоценный камень водянистого цвета. Наметкин взял камень, потёр его рукавом, и камень неожиданно заискрился и заиграл на солнце прозрачными гранями.
– Бриллиант? – предположил Наметкин.
– Без сомнения, – сказал профессор Медведев. – Если здесь, действительно, сжигали трупы инфицированных животных, то это были очень дорогие животные…
– Андрей Андреевич! – позвал Наметкин. – Ваши водовозы ещё месяц будут качать.
– Вы что-то желаете предложить? – вскинулся поручик.
– Желаю. Прикажите прокопать траншею от озера на склон. И всё.
Шереметьевский переглянулся с капитаном. Малиновский кивнул.
Через полчаса траншея была готова, вода из Ганиной Ямы с шумом хлынула под склон. Скоро показалось чёрное илистое дно. Там прыгали несколько лягушек, и сверкала чешуёй мелкая рыбёшка. А ещё через час опустел и шахтный ствол. Оттуда солдаты достали осколки гранаты, труп щенка или мелкой собачки, отрезанный человеческий палец и вставную челюсть, нижнюю.
– Боткина челюсть, Евгения Сергеевича, – уверенно сообщил доктор Деревенко. – Или, как минимум, чрезвычайно похожая.
– Как же она могла сюда попасть? – удивился Наметкин.
– Вместе с хозяином, – сказал профессор Медведев.
– С хозяином… – задумался Наметкин. – Но с каким хозяином? Живым? Мёртвым?
– Вы полагаете, красные сожгли доктора Боткина живьём? – усмехнулся Медведев.
– Извините, профессор, но у нас пока нет оснований полагать, что здесь уничтожали Романовых, – возразил Наметкин. – В конец концов, челюсть мог потерять кто-то из рабочих.
Медведев достал свою лупу и внимательно рассмотрел зубной протез.
– Фарфор, серебро, легированная сталь… – медленно произнес он. – Не рабочий – богач. Где видели такого? Терентий Иванович! – позвал он Чемодурова. – Был у Боткина съёмный зубной протез?
– Не помню… – проскрипел Чемодуров. – Был. А может, не был.
– А палец? – спросил Наметкин. – Владимир Николаевич, что скажете?
Глубоко вздохнув, Деревенко рассмотрел палец и указал на след от кольца.
– Отрезали, чтобы снять, – сказал он. – Не отрублен палец. Аккуратно отрезан.
– Не знаком вам?
– Очень ухожен… Маникюр… Похож на… палец государыни, – шёпотом сказал доктор.
– А собака?
– Ничего сказать не могу.
Наметкин попросил у профессора протез, вынул из кармана мягкую тряпочку и почистил челюсть.
– Не дешёвая вещь, – согласился он. – Вы исключаете случайное попадание, профессор? Просто обронил кто-то когда-то.
– Отчего же, – возразил Медведев. – Не исключаю. Но если это всё-таки челюсть Боткина, то у живого доктора она выпасть изо рта не могла. У мёртвого тем более.
– Простите, не понял! – удивился Наметкин. – Ни у живого, ни у мёртвого? Почему у мёртвого не могла?
– Трупное окоченение.
– В таком случае, вы правы: челюсть никак не могла покинуть мёртвого хозяина, – согласился Наметкин.
– И всё-таки могла! – неожиданно заявил Медведев. – При расчленении трупа.
Покачав головой, Наметкин сказал:
– У меня есть ещё одно соображение. Улики подброшены. Чтобы подсунуть нам ложную версию.
– Зачем? – удивился Медведев. – Если их передали немцам, зачем ложный след? Договор не был секретным. И с какой стати им убивать лекаря? За каким дьяволом устраивать крематорий? Дорого и труда много надо. Закопали бы доктора в общем могильнике, и дело с концом. Как вы считаете, Дмитрий Аполлонович? – повернулся Медведев к капитану Малиновскому.
Поразмыслив, капитан сказал:
– Разумеется, мне тоже трудно сказать что-либо наверняка. Но, безусловно, ради одного трупа Боткина, не стоило несколько суток держать местность в оцеплении и устраивать, как вы изволили выразиться, крематорий. Я более склонен к версии Алексея Павловича. Скорее всего, здесь, действительно, уничтожали животных. Или останки каких-то особенных жертв, тайно расстрелянных, память о которых большевики хотели сжечь вместе с их трупами.
– Предлагаю, господа, на сегодня закончить, – сказал Наметкин.
Дальше следствие пошло стремительно и без проблем. Наметкин подробно осмотрел особняк Ипатьева – от чердака до подвала, сделал опись найденных вещей Романовых. Генерал Гайда позволил ему занять для работы комнату, где размещалась красная охрана особняка. Здесь следователь ещё раз допросил Алфёрова и других крестьян. Оформил показания Шереметьевского и некоторых крестьян – из тех, кто в середине июля был задержан у железнодорожного переезда красными.
Через несколько дней он принёс новому товарищу прокурора Остроумову протоколы допросов, осмотра Ганиной Ямы и особняка.
– И это всё? – удивился Остроумов.
– Так точно. Полагаю, дело можно закрывать.
– Но где ваша версия? Где постановление? Где досудебное заключение? Где, в конце концов, обвиняемые в убийстве Романовых?
– Николай Иванович, – проникновенно ответил Наметкина. – Не бывает обвиняемых там, где нет события преступления. Военные власти придумали свою единственную версию и упёрлись в неё, как бараны. Им нужен убитый царь.
– Для какой же надобности?
– Чтобы пугать заграницу. И требовать все больше военной помощи против большевиков.
– Сейчас, после захвата золотого запаса, нам не очень-то и нужна помощь Антанты. Всё сами купим, – сказал Остроумов.
– Но чтобы купить, надо иметь продавца. И не алчного зверя, который воспользуется тем, что у нас нет другого выхода… В любом случае, господин прокурор, не взыщите, но я не проститутка по заказу. И не буду повторять бред военного начальства, даже если это очень полезный для политики бред.
– На что вы намекаете?.. – прищурился Остроумов.
– Ни на что. Прошу отставить меня.
Остроумов подумал.
– Дело своим постановлением передайте члену суда Сергееву.
Через день Наметкин принёс товарищу прокурора требуемую бумагу.
«13 августа 1918 года судебный следователь Екатеринбургского суда, принимая во внимание сообщение председателя екатеринбургского окружного суда от 30 июля/12 августа сего года №56 о передаче дела об убийстве семьи Романовых,
Постановил:
Сдать дело на 26 пронумерованных полулистах.
И.д. судебного следователя Наметкин»
– Хорошо, – сказал Остроумов. – Вам предоставлен бессрочный отпуск.
– Премного благодарен.
– Вы свободны, господин следователь.
Насчёт свободы Остроумов накаркал.
Как только Наметкин вышел из здания суда, его схватили чехи и доставили капитану Зайчеку.
С тех пор судебного следователя А. П. Наметкина никто никогда не видел. Так и пропал. Без следа.
7. ЛЕВ ТРОЦКИЙ: НИ ПЯДИ ЗЕМЛИ БЕЗ БОЯ!
(Обращение к трудовому населению)
РУССКИЙ народ хотел и хочет мира. Рабочие и крестьяне, истощённые войной, дали в дни Октябрьской революции своей Советской власти строгий наказ: добиться мира. Выполняя наказ трудящегося народа, Советская власть открыто и решительно вступила на путь мирных переговоров.
Германское правительство, пользуясь временной слабостью страны, разорённой и расстроенной имущими классами, продиктовало нам небывало тяжкие условия мира. Советское правительство эти тяжкие условия подписало. Более того: озабоченное сохранением мира для истощённых рабочих и крестьян, Советское правительство считало и считает своим долгом строжайше соблюдать столь тяжкие для нас условия Брест-Литовского договора.