.
Соколов швырнул шапку в морду Вепреву, спрыгнул вниз, подвернул ногу, взвыл, но поднялся и, хромая, пошёл по разбитой и замёрзшей дороге к селу. И едва дохромал до околицы, как наткнулся на двух красноармейцев.
Он остановился, ноги подогнулись, Соколов упал, больно ударившись о мёрзлую дорогу. Один из красноармейцев подошёл и молча поднял его.
– От кого скачешь, старый? – спросил он. – Украл чего? Что там у тебя в руке, покажь.
– Г-г-глазной протез… г-глаз стеклянный, – едва выговорил Соколов.
– А! – понял красноармеец, разглядев пустую глазницу. – Кто гонит-то?
Соколов оглянулся на хутор Вепрева.
– Свиньям душегуб хотел меня скормить, – выдавил он из себя. – Да говорит, радуйся, что сейчас свиней нет.
– Кто? Вепрь? – подошёл второй красноармеец. – Так правду говорят, что он убивец и всю семью свою порешил?
– Правду! Честное слово! А от кары ушёл потому, его Временное правительство выпустило на свободу… Благодари Бога, говорит, что нет сейчас свиней…
– А ну-ка, Григорий, за мной! – скомандовал старший. – А ты иди, старик, иди, – сказал он Соколову. – Не бойся. Он никого больше не тронет.
Соколов ещё не вышел из села, как услышал за спиной два выстрела. Оглянулся и увидел, как над домом Вепрева сначала поднялся небольшой дымок, потом стал темнее, гуще и чернее и, наконец, по крыше из дранки забегали синевато-желтые огни.
Неожиданно боль в ноге отпустила, и Соколов легко пошёл дальше. Всё в ту же сторону, на восток.
Так он шагал весь день. Потом половину ночи пробирался по тропе сырым холодным лесом, под утро вышел в поле и шёл, пока не уткнулся в одиночный стог. Зарылся в него и проспал до вечера. Проснувшись, обнаружил, что никак не может разжать правую ладонь с протезом. Постепенно судорога растаяла и отпустила.
– Так-то вот, коллега, – заключил бывший судебный следователь пензенского суда. И не дожидаясь приглашения, сам наполнил обе чарки. – Не возражаете?
– Нисколько! – встрепенулся Сергеев. – С удовольствием! Только вот… – поразмыслил он. – Вепрев вроде бы раскаялся, вас пожалел, помог… За что же красные его так? Сволочи эти большевики, что и говорить!
Соколов потрогал стеклянный глаз, потом несколько раз сжал и разжал пальцы правой руки, словно проверяя, сработают ли. Вздохнул.
– Может, они и хуже, чем сволочи, – произнес Соколов. – Но я не стал бы утверждать, что Вепрев раскаялся и решил меня выручить. И что он лучше их.
Соколов взялся за графин – там оставалось на две порции.
– Ну, всё! – заявил он. – Давайте по последней. Предлагаю за здоровье Верховного! Я очень на него надеюсь, – тихо прибавил он.
– Да! – подхватил Сергеев. – За здоровье его высокопревосходительства Верховного правителя Сибири и всей России адмирала флота Колчака Александра Васильевича!
Выпили.
– А что фронт? – вполголоса спросил Соколов, доедая кусок стерляди.
– Фронт стоит крепко! – заверил Сергеев. – К весне будем в Москве.
– Хорошо бы! – поёжился Соколов. – Подход к адмиралу имеете?
– Найдём, – обнадёжил Сергеев.
– Колчак мне очень нужен, – вздохнул Соколов.
Следователь Н. А. Соколов в одежде крестьянина и в шапке маньяка Тимофея Вепрева
Он потянулся за последней стерлядью, и тут ему на плечо легла тяжёлая рука. Соколов поднял голову.
Рядом с ним стоял рослый штаб-ротмистр, чуть поодаль – два солдата в форме австро-венгерской армии. Один усатый, другой, помоложе, бритый. «Чехи», – догадался следователь.
– Це – той! – ткнул в сторону Соколова пальцем один из чехов. – Он царя славил и манжельку30 императора. Царист!
– Этот? – переспросил ротмистр, крепче сжал плечо Соколова, тряхнул, почувствовал под армяком плечевую кость – ходячий скелет, а не человек. Офицеру, видно, понравилось, и он встряхнул сильнее.
– Однако… позвольте, господа! – Сергеев было поднялся, штаб-ротмистр коротким тычком другой руки усадил его на место.
– Господа? – прищурившись, переспросил штаб-ротмистр. И повторил нараспев: – Га-а-с-па-а-да-а?
– Или… да… граждане! Как кому нравится.
– А может, т-а-в-а-рищи? – вкрадчиво спросил ротмистр.
Взгляд Сергеева метался от Соколова к ротмистру и обратно. Офицер убрал руку с плеча Соколова, и следователь сжался, исподлобья глядя на него.
Штаб-ротмистр взял со стола соколовский картуз, рванул его, затрещали нитки, отлетел в сторону козырёк.
– Большевистский агент? – спросил он, ощупывая картуз. – Донесения тут прячешь? Несёшь? Большевик? Да?
– Он есть царист! – вмешался усатый чех.
– Арестовать! – рявкнул штаб-ротмистр. – В контрразведку! Но сначала в комендатуру.
– Позвольте, позвольте! – захлопотал Сергеев. – Уверяю вас!.. Перед вами следователь пензенского окружного суда Соколов… Николай Алексеевич! Я ручаюсь! Он – личность известная! Преданная всей душой…
– Кому? – брезгливо поинтересовался штаб-ротмистр. – Бывшему царю?
– Царист, царист! – загомонили чехи.
– Какому царю! – воскликнул Сергеев. – Он Верховному предан! Верховному правителю России и Сибири!.. Сейчас вот и пили с ним за здоровье его высокопревосходительства!..
– Молчать! Я его опознал! Это бывший эсер Соколовский. Теперь большевистский агент. Давно за ним охочусь.
Соколов повёл взглядом вокруг и увидел ухмыляющуюся рожу полового. Чехи стали по обе стороны его, один слегка толкнул в спину, другой нахлобучил ему на голову картуз без козырька.
– Пшёл!
Соколов, продолжая озираться, встретился взглядом с Сергеевым.
– Уверяю… – продолжал лепетать Сергеев. – Ошибка…
– Ошибка будет, – вдруг шёпотом быстро сказал ему офицер, – если вы станете лезть, куда не следует, господин Сергеев… Не лезьте, если хотите, чтобы я господина следователя довёл до нашего начальства живым… и союзнички не расстреляли его по дороге. Или к Зайчеку не отправили.
Соколов коротко кивнул потрясённому Сергееву и шагнул вперёд.
9. ГЕНЕРАЛ ДИДЕРИКС. ПРИШЁЛ ТОТ, КТО НУЖЕН
Генерал М. К. Дидерикс
– ВАШЕ превосходительство, – с жаром убеждал следователь Сергеев генерала Дидерикса. – Головой ручаюсь: господин Соколов – в высшей степени благонадёжный, лояльный гражданин, готовый жизнь положить на алтарь борьбы с большевиками!..
– В самом деле? – усмехнулся генерал. – Сколько таких на свете, уважаемый Иван Александрович, которые с алтарями подмышкой предали белое дело и перебежали к большевикам! Бывшие чиновники, офицеры и даже генералы. И судейские тоже, – с нажимом добавил он.
– Я знаю Соколова много лет, ещё с университета, и готов любые гарантии…
– Призываю вас не суетиться, любезный Иван Александрович, – чуть поморщился Дидерикс. – В этом мире никто никого не знает! Даже себя самого. Что уж о других. Отец против сына, брат против брата, муж против жены… – вздохнул он. – Таково время. А вы за кого-то ручаться берётесь.
Сергеев замолчал, умоляюще глядя в моложавое лицо пятидесятилетнего генерала – холеное, глянцево-блестящее от кёльнской воды.
– И все же настоятельно прошу… Михаил Константинович! Найдите минутку… каких-то шестьдесят секунд… Хотя бы поговорить с Соколовым. Просто посмотрите на него. Вы опытный военный, умудрённый жизнью человек, прекрасный психолог. По моим наблюдениям, тонко разбираетесь в людях…
– Ба, ба! – предостерегающе поднял ладонь генерал. – А вот этого я не люблю – столь откровенной лести. И не столь откровенной тоже не терплю.
– О чём вы, Михаил Константинович! – смутился Сергеев. – Да и на кого надеяться, если не на вас? Только представьте себе: Соколов бежал от красных пешком! Из Пензы! Прошёл несколько сотен вёрст, повергаясь страшному риску. Ему и Ленин, и Троцкий – не просто политические, они ему личные враги. Соколов не слабодушный интеллигент. Он человек твёрдый и решительный.
– Охотно верю. Вражеская агентура подбирается именно из твёрдых и решительных людей. Слабым в шпионаже делать нечего.
– Послушать вас – никому доверять нельзя, – с грустью проговорил Сергеев.
– Вы правы. Никому! Это тот случай, когда лучше казнить десять невиновных, нежели упустить одного виновного. Жестоко? Так ведь не я, и не адмирал Колчак, и даже не полковник Зайчек эти правила устанавливаем. Война устанавливает.
– Да-да, – печально сбавил тон Сергеев. – Скажу одно: очень жаль потерять прекрасного юриста, да и просто порядочного человека.
– Зайчек разберётся! – заверил весело генерал.
– О, ваше превосходительство… Скажу от души: не верю я Зайчеку. Даже среди обывателя давно поселился страх перед контрразведкой. Зайчек – иностранец, да ещё с садистическими чертами в характере. Что он там творит в своих застенках, полагаю, даже вы не всё знаете.
– Ну, зачем же вы его так? – мягко упрекнул Дидерикс. – Зайчек делает своё дело, исполняет воинский долг. Иногда чересчур ретиво – в этом я могу с вами согласиться. Хуже, если бы наоборот. Тем не менее…
Дидерикс вызвал адъютанта.
– Арестованный Соколов уже в контрразведке?
– Никак нет, ваше превосходительство. Ваш приказ – ждать вашего особого… приказа!
– Сюда его.
Ввели Соколова – руки за спиной, взгляд в землю. На секунду поднял голову, глянул на Сергеева, коротко кивнул.
– Прошу садиться, Николай Алексеевич, – сдержанно произнес Дидерикс. – Сюда, поближе. Я уже знаю, что вы не красный шпион и не партизан.
Соколов сверкнул единственным глазом на генерала, опустил руки, медленно приблизился и сел на венский стул рядом с генеральским столом.
– Как самочувствие ваше? – поинтересовался Дидерикс.
– Вы меня арестовали, чтобы справиться о моем здоровье? – мрачно осведомился следователь.
– За этим тоже, – невозмутимо подтвердил генерал. – Вот мы здесь хорошо побеседовали с господином Сергеевым. О разных вещах. И о людях тоже. Знакомых и незнакомых.
Он перевёл взгляд на Сергеева.