– То есть, ветхозаветную историю о воздаянии древнеисторическому правителю приколотили к современному преступлению, – угрюмо произнес Соколов. – Довольно подлый юмор. Но с большим смыслом. А каббала здесь при чём?
– Неужели не знаете? – удивился Дидерикс. – Каббала есть тайное древнееврейское учение о том, как властвовать над всем миром.
– Вот как… – задумался Соколов. – Очень хотелось бы на эти знаки посмотреть. И на стихи.
– А вот вашего коллегу Сергеева ни стихи, ни знаки совершенно не заинтересовали!
– Снова не хочется критиковать коллегу, особенно без его присутствия. Но вы абсолютно правы: это мощная улика. В ней, безусловно, важный смысл. Нужно его раскрыть. И понять.
– В таком случае, спрашиваю вас, господин судебный следователь, прямо: готовы ли вы взять на себя расследование дела об убийстве Августейшей семьи?
Чуть помедлив, Соколов сказал твёрдо:
– Если такое доверие будет мне оказано, почту за великую честь. Однако процессуальный момент…
– Не беспокойтесь, – перебил его Дидерикс. – Если согласны, считайте, все формальности уже соблюдены. Можете приступать. С настоящей минуты. Вы где остановились?
– По существу, – смущённо сказал Соколов. – У вас я остановился… здесь.
– Ну, конечно! Вам будет предоставлен специальный вагон – классный пульман. На случай, если понадобятся передвижения на местности. Они, конечно, понадобятся. Вы получите группу помощников – дознавателей. При необходимости, вам будут оказывать содействие ведомство Зайчека и военная жандармерия. Будут призваны наиболее квалифицированные тайные агенты бывшего охранного отделения департамента полиции. Сейчас параллельно к делу подключён военный уголовный розыск, группа капитана Кирсты. Тоже собирает сведения – в Перми, в других местах. Используйте его максимально. Жалование будете получать по особой ведомости не от суда, а от гарнизона – для пущей независимости. Оно начисляется с настоящей минуты. Необходимые распоряжения последуют немедленно. Устраивайтесь, принимайте дело из окружного суда, знакомьтесь, изучайте, жду вас через два-три дня. Вопросы? Возражения?
– Какие могут быть возражения, ваше превосходительство… – растерянно выговорил Соколов.
– Хорошо. Первый мой приказ вам – показаться врачу.
– Разрешите выполнять? – Соколов с трудом поднялся.
– Выполняйте.
Выйдя на улицу, Соколов обнаружил, что его качает из стороны в сторону, словно он сошёл с корабля после долгого плавания. Земля уходила из-под ног. События последнего часа оказались настолько стремительными, что он не успевал их прочувствовать и усвоить. Странное ощущение снова овладело им: будто всё, что в этот день произошло, уже было с ним когда-то, и он просто вспоминает далёкое и смутное прошлое.
Следователь ещё не дошёл до госпиталя, а его там уже ждали. Хирург быстро, а главное, почти безболезненно обработал раны на ногах, наложил свежие повязки с ихтиоловым бальзамом, от которого шёл острый запах берёзового дёгтя. Велел выдать пациенту сто граммов чистого спирта.
– Для внутренней санации, – заявил врач. – Перевязка – каждый день.
Через пару часов был подан и пульман. Вагон загнали в ближайший тупик, около депо, но все же недалеко от вокзала.
Депо практически не работало, и потому тишина вокруг стояла необыкновенная. Только несколько раз в день пролетали на восток чехословацкие эшелоны. Иногда стучали разношенными буксами обычные поезда – пассажирские и товарные, в основном, днём. Ночи были чудесно тихими, даже снег опускался с неба беззвучно, с медленной величавостью, как в Рождественской сказке. Только шуршал иногда у чёрного окна при коротком ветерке.
Дрова и уголь были казённые, а главное, без ограничений. И Соколов признался себе, что никогда в жизни не был так счастлив.
В тот же вечер он успел получить в гарнизонной кассе первое жалованье – сразу пятнадцать тысяч мало стоящими «сибирками». Зато к ним две тысячи «керенками» и пятьсот царскими «петеньками»! Значит, врал Сергеев, что всё царское уничтожено. И от этого Соколов испытал дополнительную тёплую радость.
После кассы поужинал в офицерской столовой, где ни в чем не было недостатка, даже паюсная и зернистая предлагались, и дичь была. Ему принесли рыбный форшмак, запечённого рябчика, полштофа коньяка местного изготовления. Но очень хорошего. И, наконец, кофейник настоящего мокко – волнующий, почти забытый аромат.
– Британский, из Индии, – сообщил официант. – Сливки желаете?
– Разумеется. Подогреть.
– Сей же момент.
«Господи. Как же я тебе благодарен! – думал Соколов, возвратившись в свой пульман. – Всё мне дал: жизнь, защиту, привёл к своим, а теперь ещё и крышу над головой, и средства к жизни. Понимаю, зачем мне всё дано. И долг свой исполню».
Раздул самовар, заварил чай, тоже индо-английский, Twinning’s, от аромата даже голова чуть закружилась. Но выпил только стакан и внезапно уснул прямо на стуле у окна.
Ночью проснулся. За тёмным окном в тусклом свете вокзального фонаря летали и кружились огромные пушистые снежинки. Долго не мог понять – спит он или всё наяву. Когда понял, перебрался на мягкий диван потёртого зелёного велюра, от которого исходил слабый запах духов – запах прежней, мирной жизни. И проспал до полудня, крепко, без снов.
В канцелярии окружного суда ему показали постанов-ление.
Члену екатеринбургского окружного суда
г-ну Сергееву И. А.
Милостивый государь!
Поставляю Вас в известность, что Вы освобождены от производства следствия по делу об убийстве бывшего императора и его семьи, и предлагаю Вам означенное дело сдать судебному следователю по особо важным делам Н. А. Соколову.
Министр юстиции С. Старынкевич
Директор I Департамента Кондратович
Исп. об. начальника 2-го отделения Лукин
– Это для Сергеева. А для меня? – спросил Соколов.
– Вечером получите, – сказал начальник канцелярии – чахоточный чиновник в очках с серебряной оправой. – Или завтра. Но дело можете взять сейчас, если угодно.
– Угодно, – сказал Соколов.
«Однако наработали предшественники!» – оценил он, принимая пять увесистых томов и расписываясь за них.
– Господин Сергеев здесь? – спросил небрежно.
– Нет и не было, – ответил чиновник.
– Когда будет? Не сказывал?
– Когда будет? – удивлённо переспросил чиновник. – Этого, сударь, вам, пожалуй, никто не скажет.
– На Луну, что ли, улетел? – проворчал Соколов.
– Может, на Луну. А то и дальше.
– Мне шутки не ко времени, – закипая, предупредил Соколов.
– А я и не шучу, господин следователь. У капитана Зайчека теперь сидит Сергеев. Как вышел от Дидерикса, так его к Зайчеку и отвели.
– Вот как… – Соколов обнаружил, что ощущение счастья, не покидавшее до сих пор, стало таять и в душу заполз холодок. – Что же… Когда объявится, скажите, что я хочу его видеть. У меня пульман здесь недалеко, около депо.
– Знаю, где ваш пульман. Только полагаю, господин Соколов, долго вам ждать придётся, – заявил канцелярский.
– Подожду. Пусть зайдёт. Когда бы ни явился. Не забудьте.
– Я-то не забуду. Если Сергеев выйдет из контрразведки, такое никто не забудет.
Вернувшись в вагон, Соколов обнаружил, что к пульману уже подключили телефон. А в три часа пополудни явился дознаватель Алексеев с двумя папками материалов и с неподписанным ордером об аресте бывшего начальника охраны ипатьевского дома Павла Медведева.
– Отлично, – заявил Соколов, подписывая ордер. – Вы мне сделали большой подарок. Точнее, нашему делу. Я имею в виду Медведева.
– Не я взял его, а ведомство Зайчека. Точнее, он сам сдался.
– При каких обстоятельствах?
– У Медведева был приказ – прикрыть отход красных, взорвать мост через Каму, из-за чего наши войска не могли бы взять с ходу Пермь. Но приказ он не выполнил. От красных ушёл. А вот к белым перейти побоялся. Какое-то время скрывался.
– Когда арестовали?
– Два месяца назад.
Соколов не поверил своим ушам.
– Два месяца под арестом? Незаконным? Без ордера?
Алексеев удивился в свою очередь.
– Да кто же сейчас на это смотрит?
– Мы с вами смотрим! – отрезал Соколов. – Мы юристы, а не бандиты.
– Контрразведка его взяла, – напомнил Алексеев. – А Зайчек поступает, как хочет. И, Николай Алексеевич, не сочтите за дерзость, но должен вас предостеречь: этот чех, Зайчек, мстителен до чрезвычайности. С ним надо ухо востро. Своими агентами он нашпиговал вокруг всё, что только можно. Каждое слово, особенно, нелицеприятное, тут же ему доносится.
– Да что это такое? – возмутился Соколов. – Куда ни ткнёшься – везде Зайчек! Один на свете Зайчек и никого, кроме Зайчека! Кто в городе хозяин – Голицын, начальник гарнизона, или приблудный садист Зайчек?
– Формально Голицын. На самом деле – Зайчек, – невозмутимо сообщил Алексеев.
– Два месяца держать ценнейшего свидетеля под замком!
– Он проходит не как свидетель, а обвиняемый, с вашего позволения.
– Тем более! Его допросили? Что контрразведка выяснила? Материалы где?
– Зайчек никому ничего не докладывает. Ни мне, ни Сергееву. Даже на запросы Дидерикса не ответил. Всё держит под спудом.
– Неслыханная наглость! Так невозможно вести расследование.
– Мне все-таки удалось Медведева допросить, когда Зайчека не было в городе. Пришлось самому Верховному вмешаться.
– Да кто он такой, этот Зайчек?! – рассвирепел Соколов.
Алексеев глянул на Соколова снизу вверх, вздохнул, словно сомневаясь, говорить или нет. И все-таки решился:
– Малюта Скуратов и граф Дракула он – в одном лице. И это говорю, господин следователь, тоже строго конфиденциально.
– Можете рассчитывать на мою деликатность и скромность, коллега, – заверил Соколов.
– Иногда кажется, что сам адмирал робеет перед чехословацким Малютой Скуратовым… – заметил дознаватель.
– Стоп! – заявил Соколов. – Ещё слово – и мы перейдём границы нашей компетенции. Постараемся держаться в пространстве уголовного дела. Так что Медведев – пошёл на сотрудничество? И, кстати, в каком он состоянии?