– Быть того не может! – воскликнул Колчак, обводя всех испуганно-бешеным взглядом.
– Сведения надёжные, – мрачно заверил Сахаров.
– Да ведь это … – задохнулся Колчак. – Это… предательство? – растерянно переводил адмирал взгляд с Жанена на Нокса.
Французский щёголь Морис Жанен фыркнул и разгладил свои холёные надушенные усы. Альфред Нокс улыбнулся, глядя на Колчака, как на ребёнка, который только что узнал от сверстников, что детей находят вовсе не в капусте.
– Предательство?.. – повторил Колчак.
– В политике, господин адмирал… – бережно-отеческим тоном произнес англичанин. – В политике такого понятия, как предательство, нет.
– А что же есть? – взвился Колчак.
Генерал К. В. Сахаров
– Предвидение! Умение прогнозировать. Учитывать, прежде всего, национальные интересы собственных стран.
– Что же это такое? Что происходит? Почему не знаю? – растерянно спрашивал Колчак.
– Всё это пока просто разговоры, слухи. Шёпот за кулисами, – заверил Нокс. – Пока ничего официального. О чём сообщать? Что-то там в частном порядке сказал ленинский нарком Чичерин, стали обсуждать в печати, пошли газетные сплетни. Неужели вас интересуют европейские газетные сплетни, адмирал?
Не отвечая, Колчак повернулся к Сахарову.
– Подробности? Есть подробности? Что ваши шпионы? Факты?
Сахаров пожал плечами.
– За факты полностью не ручаюсь. Лично проверить не мог. Но, осмелюсь повторить, мои конфиденты – люди в высшей степени надёжные.
– Факты, господа, таковы, – проскрипел Жанен. – Вильсону и Ллойд-Джорджу захотелось прославиться. Суть их хлопот: предлагается всем правительствам и политическим партиям на захваченных ими территориях России – и вашему правительству тоже, адмирал, встретиться за круглым столом. И Ленина пригласить. Без предварительных условий. Выработать некую компромиссную модель государственного устройства вашей страны. Такое вот совещание, вроде Учредительного. И провести его на нейтральной территории – на Принцевых островах в Мраморном море.
– Кто-нибудь отозвался? – раздавлено спросил Колчак.
– Большевики отозвались. Сразу. Говорят, что внутренний мир для них – самое важное. Готовы на серьёзные уступки, политические, идеологические. Всем участникам военных действий – амнистию, свобода торговли, отказ от монопольной большевистской пропаганды, от курса на мировую революцию… Волк обещает стать вегетарианцем.
– А может быть, это шанс для России? – тихо произнес Дидерикс, но Колчак окатил его раздражённым взглядом.
– И что дальше? Ваш прогноз? – спросил адмирал у француза.
– Мой прогноз, адмирал, очень простой, – заявил Жанен. – Заявляю твёрдо: Франция никогда, ни при каких условиях на эту авантюру не пойдёт. Никаких переговоров с красными!
– Почему же? – живо спросил Сахаров.
– Национальные интересы Франции – прежде всего, – отчеканил Жанен. – Большевики не желают с ними считаться, даже будучи одной ногой в пропасти. Значит, и мы с большевиками считаться не будем.
– Вот это мне очень нравится! – заявил повеселевший Колчак. – Позиция разумного, твёрдого политического и военного деятеля. И уважаемого правительства уважающей себя державы!
Жанен поморщился: слишком много патоки нашёл в комплименте, а Нокс прибавил:
– После первого же успешного наступления вашей армии, адмирал, все забудут и про острова, и про Мраморное море…
– В нынешнем же году мы будем в Москве! Не позднее лета. Полная гарантия! – заявил Колчак. – С вашей помощью, коллеги, – добавил он. – В самом деле, какие договорённости с побеждёнными? Vae victis!31 – щегольнул латынью адмирал.
– А что ещё интересного скажет генерал Сахаров? – поинтересовался Нокс.
– Да-да, – энергично поддержал Колчак. – Пусть Константин Вячеславович выскажется – на свой свежий взгляд. Он сейчас много поездил и видел. Думаю, всем нам очень полезно его услышать. Генерал Сахаров никогда перед начальством не гнул спину. Даже передо мной – представляете? А никто не верит…
Пока Сахаров извлекал из кожаного бювара листки с записями, генерал Нокс набивал свою старую пенковую трубку табаком. Когда он её раскурил, Колчак принюхался и сказал:
– Изумительный аромат. Чистая магия – будто возвращает к мирному времени. Ей-богу, сам начну трубку курить. Капитанскую. Всё же я моряк, кажется, – словно извиняясь, добавил он. – Какой у вас? «Кнастер», «Фаворит»?
– «Томас Кавендиш», – любезно ответил Нокс и выпустил под потолок ароматное голубое облако. – Американский. Тем не менее, хороший. Вы, господин генерал… Константин Вячеславович, давно прибыли? Много довелось увидеть? – он говорил по-русски удивительно чисто. И, как настоящий русский, позволял себе выговаривать слова легко и даже небрежно, – по-московски глотая окончания, но без обычной английской полупрезрительной снисходительности к чужому языку.
– На свободную территорию я прибыл три месяца назад, – сказал Сахаров. – С тех пор проехал, можно сказать, всю свободную Россию. Вплоть до острова Русский.
– Почему остров Русский? – поднял правую бровь англичанин.
– Последний клочок нашей русской земли на Дальнем Востоке. Дальше уже океан и Северная Америка с нашей Аляской, отданной в аренду американцам.
– Проданной американцам? – уточняюще переспросил Нокс.
– Нет, именно отданной только в аренду. Деньги царь так и не получил. Вообще, дело тёмное с этой Аляской… А на острове Русский сейчас размещается наш центр по подготовке нового офицерского состава. По возвращении, на обратном пути, побывал я во всех наших крупных армейских частях. У казачества тоже.
Генерал Морис Жанен в Омске
– И как вы нашли дела? – спросил Гайда, на лице его с коротенькими итальянскими усиками было написано: «И без вас знаю, что наши дела – в наилучшем состоянии». – Как воинский дух? На подъёме?
– Воинский дух? – задумался Сахаров. – Воинский дух высок. Относительно. Мог быть намного выше, если бы не ряд тревожных обстоятельств. Их немного, но они принципиальны и, если не устранить их срочно, могут дать весьма плохие последствия. Скажу откровенно: могут вообще погубить всё наше белое дело.
– Погубить? – Колчак раздражённо набросился на Сахарова, который отметил: зрачки глаз адмирала так расширились, что обычно карие глаза его стали дегтярно-черными. – Вы сказали – «погубить»? Да что на вас нашло, генерал? С женой поссорились?! Кстати, как её здоровье?
Генерал Сахаров сжал челюсти, но быстро расслабился. И ответил вполне любезным тоном:
– Мы с Ниной Валентиновной не ссоримся вообще. И на здоровье своё она не жалуется. Могу продолжить, ваше высокопревосходительство?
Генерал Альфред Нокс
– Сделайте милость, – проворчал Колчак.
– Хочу подчеркнуть, у меня только впечатления, умозрительные, – предупредил генерал Сахаров. – Их, конечно, следует посмотреть внимательнее, изучить. Что-то вероятно, отбросить…
– Хорошо, хорошо, генерал. Без реверансов, если можно! – бросил Колчак.
– …Но, как я уже заметил, они вызывают большую тревогу. Докладываю: наша молодая армия разута, раздета, не вооружена. И я не знаю, как она переживёт зиму. А уж насчёт боеготовности и способности к весеннему наступлению… Сделайте выводы сами, господа. Первое – обувь. Говорю о нижних чинах, офицеров не беру. Большинство имеет сапоги, кое-кто валенки, английские бутсы. А вот треть солдат в крестьянских лаптях. Это сейчас, зимой. Так даже при проклятом самодержавии мы так не воевали.
– Вы, Константин Вячеславович, лучше бы не вспоминали самодержавие, – недовольно вставил Колчак. – Забыли, как даже в пятнадцатом году целые роты были вооружены алебардами? И алебард на всех не хватало. С сосновыми палками шли в бой.
– Алебарды! Вот уж средние века… – усмехнулся Жанен.
– А вы разве не знали, дорогой генерал? Сколько раз наше командование с самого начала войны обращалось к вашему правительству с просьбой поставить нам винтовки! Да что там! – Колчак отмахнулся. – Даже наш экспедиционный корпус ваше правительство вооружило допотопными берданками, с которыми только на воробьёв охотиться… Продолжайте, генерал!
– Насмотрелся и на новое обмундирование новобранцев. Представьте себе: мешок из-под муки, и в нём три дырки – для головы и для рук. Вот и вся шинель! – на лбу Сахарова вздулись вены, похожие на букву «у». – Неплохая одежонка. Вполне подходит для каких-нибудь илотов, рабов в жаркой Греции. А как вы пошлёте в бой русского солдата, одетого в мешок раба? Да зимой?
Жанен и Нокс переглянулись с таким видом, словно неожиданно обнаружили себя в сумасшедшем доме.
– Я не ослышался? – переспросил по-французски Жанен. – Солдаты одеты в тряпки от мешков?
– Не ослышались, мсье женераль, – ответил по-французски Сахаров. И продолжил по-русски.
Уже в первые летние дни пребывания на свободной территории – сначала в Екатеринбурге, а потом в Омске, генерала Сахарова поразило огромное количество сытых, довольных офицеров в прекрасных английских мундирах, но с русскими погонами, в замечательной английской обуви. У иных на головах, как у настоящих военнослужащих английской колониальной армии, высокие пробковые шлемы, обтянутые тканью цвета хаки, в руках – стеки. Теперь, зимой, они в мохнатых медвежьих шапках и волчьих шубах до пят – американских. И тут же совсем другие офицеры – в потрёпанных стёртых и сбитых сапогах, в прожжённых шинелях ещё с германского фронта.
Очень быстро образовались две касты внутри военного сословия. Как же поразился генерал Сахаров, когда узнал, что блестящая каста – сплошь чиновники из нового военного министерства. И в штате этого ведомства в три с лишним раза больше чинов, чем было в военном министерстве царских времён на всю империю. Новое министерство состоит из бесчисленных департаментов и отделов, которые и сами служащие не в состоянии перечислить. Подотделы, десятки непонятных канцелярий, часто дублирующих друг друга, и разобраться в них военному человеку из действующей армии, даже генералу, невозможно. Самая пустяковая бумага требует бесчисленных согласований и часто теряется в бюрократических лабиринтах.