Колчак вздохнул так горестно, что Сахарову даже стало его жаль.
– Не работают замечательные заводы! – с горечью воскликнул адмирал. – Все поставки были из большой России. Как прекратились, инженеры разбежались… Одно радует: рабочие составили два добровольческих полка. Хорошо воюют против большевиков.
Сахаров отметил, что руки Колчака уже не дрожат.
– Японцы не помогают? – спросил он.
– А! – махнул рукой Колчак. – Лучше не спрашивайте. Их винтовками «арисака» только барышень вооружать. И по воронам палить. Но даже не этом гадость. Японцы за любую поставку требуют территорий. Или бессрочных концессий. Когда нас особенно жалеют.
– Японцы никого никогда не жалеют! – заявил Дидерикс.
– Совершенно верно, генерал, – согласился Колчак. – Я их утешениям не верю. Потому что слышу от них одно – отдай Сахалин, отдай Уссурийский край, Приамурье, Курильские острова, Командорские…
– Однако! – только и сказал Сахаров. – Аппетит нешуточный.
– То же самое и я им отвечаю, – сказал Колчак. – Требовать от нас таких жертв при нашем положении – не по-самурайски.
– Гнать их! Всех! – буркнул Дидерикс.
– Все в своё время! – пообещал Колчак. – Сейчас они нам нужны. Хотим или нет, но япошки сдерживают красных партизан. И немного – американцев. А вот англичане и французы наглеют с каждым днём. Джону Булю33 подавай Кавказ, как минимум, Баку, со всей нефтью, конечно… Лягушатникам – Таврию подай вместе с Севастополем и Крымом. А Жанен, подлец, ходит вокруг эшелонов с золотом, как кот вокруг сметаны, нюхает и облизывается. Требует передать золото под охрану союзников.
– Потом и вовсе отдать, – вставил Дидерикс.
– Вы совершенно правы, Михаил Константинович. Но к тому времени у нас должна быть своя сила! Пока же я на их притязания отвечаю одно: все переговоры – до весны. Вот будем в Москве… – Колчак сделал паузу. – Тогда отправим всех наглецов по известному адресу!
– Если будем, – молвил Дидерикс.
– Вы сомневаетесь? – удивился Колчак.
– Говоря начистоту, я всегда и во всём сомневаюсь, – холодно ответил Дидерикс. – Мне, да и вам, полагаю, известно, что союзники за вашей спиной заигрывают с эсерами. Чтобы, в случае необходимости, свалить Верховного правителя и восстановить эсеровскую Директорию, которую вы, ваше высокопревосходительство, так изящно разгромили.
– Не я! Не я! – закричал Колчак весело. – Ничего бы не вышло, кабы не помощь нашего самого верного друга генерала Гайды! Все комплименты – ему. И… – он подумал. – …Немного англичанам, – признался.
Довольный Гайда скромно покивал и развёл руками: так-то оно так, но на все лавры он не претендует.
– Но одну ошибку – одну, адмирал, но непростительную, вы совершили, – неожиданно жёстко закончил Дидерикс.
– Какую же, извольте? – с вызовом прищурился Колчак.
– Следовало сразу расстрелять всю эсеровскую верхушку, а прежде всего, их главаря Авксентьева.
– Разумеется, – неожиданно согласился Колчак, однако, уточнил. – В теории – да. Но на практике, в тех обстоятельствах, такое было невозможно. И так вокруг истошные вопли были об узурпации. Европейские газеты ещё больший крик устроили бы. Англичанам, да и нам, такая реклама была не нужна.
– Всё равно, не следовало выпускать Авксентьева за границу. Теперь он в Париже. Снюхался с тамошними социалистами из французского правительства, куёт против вас крамолу, адмирал.
– Пусть куёт, – отмахнулся Колчак. – У нас с вами масса других забот, поважнее. Как сказал поэт, вешние воды смоют всё. Любую крамолу. Весной со всей эсеровской шелупонью разберёмся. Окончательно.
– Боюсь, мы недооцениваем этих негодяев, – не отступил Дидерикс. – Даже не большевики, а эсеры для нас – враг номер один. В любой момент ударят в спину. И не надо прятать головы в песок: в армии влияние эсеров растёт.
– Я знаю способ, как с ними окончательно разобраться, – неожиданно сообщил Сахаров.
– Вот как? Поделитесь, поделитесь! – весело потребовал Колчак.
– Нужно Ленина сюда выписать, – самым серьёзным тоном предложил Сахаров. – Он хорошо набил руку на эсерах, любит их давить. Уже за то, что он разогнал Учредительное собрание, сплошь эсеровское, красного разбойника представить к Георгию надо. И мятеж эсеровский летний, молодец, подавил в два счета. Приедет, порубит наших эсеров в капусту, и пусть обратно едет в пломбированном вагоне. И ждёт нас в Кремле.
Колчак расхохотался – раскатисто, со вкусом. Хохотал до слёз Гайда. Даже Дидерикс кисло усмехнулся.
– А если серьёзно, – вдруг прервал своё веселье Колчак, – то и в Париже для Авксентьева ничего хорошего не складывается. Мне пишут оттуда, там чёрт знает что творится: сейчас во Франции быть русским – нельзя, даже опасно для жизни. После Бреста французы считают нас всех поголовно предателями и мерзавцами. И не думают, что это не мы, а большевики сепаратный мир с немцами подписали. Но ещё раньше немцы создали «Украину», поставили во главе сепаратистов-самостийников, которые тут же отдали немцам большую часть Малороссии на разграбление. Теперь же французы должны без нас воевать. Но лягушатники уже привыкли, что за них умирать должны русские. Поэтому антирусская истерия во Франции – повсеместно. Русского не поселят в гостиницу. Русскому не выдадут его же деньги в банке. Не подадут тарелку супа в ресторане, а деньги возьмут. Даже извозчик, если обнаружит, что взял русского седока, тут же барина нашего вывалит на асфальт. За произнесённое на улице русское слово, прохожие просто-напросто изобьют беднягу, а полиция не только не защитит, но ещё и добавит.
– Поразительно! – возмутился Сахаров. – Разве можно было такое ждать от цивилизованной нации? А, главное, дать ответ им не можем. Отвратительно! А надо ответить!
– Именно так, – согласился Колчак. – Вот потому и малоуважаемый мной генерал Жанен чувствует себя здесь колонизатором среди африканских аборигенов. Да и Нокс – хитрая бестия. Одни только чешские братья от нас ничего не требуют! Так, дорогой Радола?
– Так-так, брате адмирал, – подтвердил с удовольствием Гайда.
– Кстати! – вдруг вспомнил Колчак. – Вы разобрались с галошниками? С владельцами «Треугольника»? Жалуются, не отстают. Надо решить проблему.
Гайдара секунду подумал.
– Я скажу так, брате адмирал: никакой проблемы нет. Хозяева «Треугольника» нашему освободительному делу чужие, если не враги. Помогать в создании нашей армии не желают. Так что речь может идти только о военных трофеях. Трофеи не возвращаются.
– А зачем вам столько галош? – едко поинтересовался Дидерикс.
– Не только галоши. Там ещё очень много резиновых шин для автомобилей. Очень ценный и редкий товар. Если вам понадобится, наш легион может поделиться. Без особого вознаграждения, по-братски.
– Я просто счастлив, – усмехнулся Колчак. – А как насчёт того, чтобы возвратить наши стратегические карты?
– И это можно, – покладисто пообещал Гайда. – Но, боюсь, это будет на коммерческих условиях.
– Вы, дорогой генерал, всё в своей жизни сводите к коммерции? – сквозь зубы поинтересовался Дидерикс.
– Я вам отвечу, брате генерал! – заявил Гайда решительно. – Отвечу так: всё в нашей жизни есть коммерция! Только по-разному называется. Многие народы живут исключительно коммерцией: евреи, греки, голландцы, англичане… И чехи. Вы можете не поверить мне, но я скажу: чешская раса – лучшие коммерсанты в мире.
– Слышали. Скупать краденое – мало чести даже для самых лучших коммерсантов в мире, – уязвил Дидерикс.
– Момент! Один момент, генерал! Надо видеть разницу! – закричал Гайда. – Купить не преступление. Вот продавать краденое – другое дело. Так что вина на русских интендантах, а не на чешских купцах. Наши честно покупают и честно продают. Кто может подозревать, что уважаемые русские братья из интендантства – воры? Это же оскорбление! Мы себе такого про русских думать никогда не позволям! Так что надо воров у себя искать, а не среди честных коммерсантов, среди чехов.
Он торжествующе замолчал. Колчак пожал плечами и молча отвернулся к окну.
– А верно ли, генерал Радола, что в легионе вашем открыт бордель? – брезгливо поинтересовался Дидерикс. – И цены заоблачные, – с осуждением добавил он.
Гайда широко и с удовольствием улыбнулся во весь рот и сказал добродушно:
– Никак нет, господин генерал. Нет борделей. А вот казино есть, это так. Натурально. Для всех. Не только для офицеров. Деньги есть – каждый может зайти, отдохнуть, сыграть по маленькой. Или по финансовым возможностям.
– В вагонах? – скривился Дидерикс.
– Конечно, в вагонах. В нескольких.
– И что, рулетка? – небрежно спросил Колчак.
– И рулетка, и фараон, и покер. Даже русское очко. Вечером – представление, канкан. Парижский. Не бордель. Но есть и нумера. В вагонах. И свои врачи – всех девочек проверяем.
– А барышни? Тоже из Парижа?
– До Парижа далеко, – поучительно заявил Гайда. – Нет, у нас, в основном, местные, из деревень. Но из Москвы и даже из Петрограда на днях настоящие красотки кабаре приехали. Не хуже парижских кокоток. Я там не был, – соврал Гайда, – но слышал.
Дидерикс и Сахаров переглянулись
– В военное время – казино? – удивлённо выговорил Сахаров.
– Так ведь надо, чтоб у солдата не было свободного времени! А при военных обстоятельствах – тем более! – радостно ответил Гайда, – Свободное время для солдата – смерть для армии.
И все согласно закивали, кроме Дидерикса.
– Так что у вас ещё, Константин Вячеславович? – напомнил Колчак.
И Сахаров снова вернулся в Самарскую губернию.
Тогда он направлялся в Уфу, в новый главный штаб белых войск, чтобы получить назначение.
Самарские крестьяне, говорил он, большие хлеборобы. И редкий делал запашку меньше двадцати-двадцати пяти десятин34. Мечтали они всегда об одном: где бы ещё разжиться землёй – прикупить или хотя бы взять в аренду. А тут вдруг так