Что сделалось далее с Царской семьёй и была ли она убита или расстреляна, ей Медведев не досказал, а также не сказал, были ли вооружены, и чем именно, те 11 лиц, которые вошли вниз в комнату за Царской семьёй, и вообще об участи этой семьи она ничего от Медведева не слыхала и не знает, в каком положении находится Царская семья, живы или нет они. Сама она беспартийная и ранее ни к каким партиям не принадлежала.
По поводу разговора с Медведевым о Царской семье она никому ничего не говорила, и никто не знает до сих пор, что у неё был разговор с Медведевым об этом. Не говорила она об этом никому постороннему, сама не знает, по какой причине, думала, что об этом разговоре Медведева знают на пункте разные лица – сестры и проч. При допросе же в её квартире мною, чиновником Уголовного розыска Алексеевым, в присутствии г. прокурора Пермского окружного суда Шамарина, она скрыла факт разговора с Медведевым относительно семьи Николая II потому, что сильно была взволнована нашим приходом и, кроме того, была утомлена дежурством на пункте, где дежурила она пред этим бессменно два дня.
Более по делу ничего не знает.
Чиновник Уголовного розыска Алексеев
Так-так, а вот и сам Медведев.
П Р О Т О К О Л
допроса обвиняемого
В городе Екатеринбурге, в камере своей,
член Екатеринбургского окружного суда
И. А. Сергеев допрашивал нижепоименованного
в качестве обвиняемого, с соблюдением
403 -405 ст. уст. уг. суд.,
предъявив ему обвинение в преступлении,
предусм. 13 и 1453 ст. ул. о нак., формулированное
в постановлении моем от сего февраля,
причём, допрашиваемый показал:
«Я, Павел Спиридонов Медведев, 31 год, православный, грамотный, не судился, происхожу из крестьян Сысертского завода, Сысертской волости Екатеринбургского уезда Пермской губ. Женат, имею жену Марью Даниловну и дочь Зою 8 лет, сына Андрея 6 лет и сына Ивана 1-го года. В Сысерти имею свой дом и хозяйство; занимался работой в сварочном цехе Сысертского завода, в свободное время прирабатывал сапожным мастерством.
В народной школе я проучился только два года и вышел из школы, не окончив курса. В сентябре 1914 года я был мобилизован в качестве ратника ополчения 1-го разряда и был зачислен в ополченскую дружину №2, расположенную в гор. Верхотурье. В дружине я пробыл всего два месяца и затем от военной службы был освобождён, как рабочий завода, работавшего на оборону.
После февральской революции, кажется, в апреле 1917 года, я, как и большинство рабочих завода, записался в партию большевиков и в течение трёх месяцев вносил в кассу партии денежное отчисление в размере одного процента от заработка, а затем уплату денег прекратил, так как в партийной работе участия принимать не пожелал.
После октябрьского переворота, в январе 1918 года, меня записали в красную армию, а в феврале я уже был отправлен на Дутовский фронт. Начальником отряда, в котором я был назначен, состоял комиссар Сергей Витальевич Мрачковский.
Воевали мы за городом Троицком, но война была для нас неудачной, и мы больше плутали по степи, чем сражались. В апреле месяце я с фронта вернулся домой и отдыхал здесь недели три.
Во второй половине мая месяца в наш завод прибыл названный мною комиссар Мрачковский и стал набирать из среды рабочих команду для охраны дома, в котором содержался б. император Николай II со своей семьёй. Условия службы мне показались подходящими, и я записался в эту команду.
Вы спрашиваете меня, не было ли ещё в составе команды Егора Дроздова, Фёдора Емельянова, Николая Русакова и Пётра Ладейщикова, и я теперь припоминаю, что Егор Дроздов и Фёдор Емельянов состояли в команде, а о Русакове и Ладейщикове я что-то утвердительно сказать не могу: то ли были, то ли нет. Дело в том, что состав команды отчасти изменялся. Так, за уходом (по болезни) Никифорова, Лугового, Кесарева и Семенова, были разновременно приняты Добрынин, Андрей Старков и Николай Зайцев. Сформированная Мрачковским команда прибыла в Екатеринбург 19-го мая (н. ст.)…»
«Евреи пока не просматриваются, – отметил Соколов. – Значит, все среди начальства, где же ещё».
«…Сначала нас поселили в здании нового Гостиного двора, где мы прожили до 24 мая. За это время, по распоряжению председателя Областного совета Белобородова, мы выбрали из своей среды двоих «старших». Избранными оказались я и Алексей Никифоров. 24 мая команда была переведена в новое помещение – в нижний этаж дома Ипатьева. Как раз в этот день, насколько помню, прибыла вся семья б. Императора.
Император с семьёй помещался в верхнем этаже дома. В их распоряжении был весь верх, за исключением одной комнаты (налево от входа), отведённой для коменданта и его помощника. Комендантом дома был тогда рабочий Злоказовской фабрики Александр Авдеев, а помощником его – Мошкин (имени и отчества не знаю). Находились в комендантской ещё два-три человека, но я их имён и фамилий не знаю, а известно мне, что это были также злоказовские рабочие. Вы спрашиваете, не знал ли я братьев Василия, Ивана и Владимира Логиновых, и я припоминаю, что в числе находившихся при коменданте лиц были братья Логиновы, но по именам я их не знаю.
По вселении нас в дом Ипатьева комендант Авдеев повёл меня, как старшего, принимать заключённых. Я с Авдеевым и Мошкиным прошёл в угловую комнату (царская спальня), где находились следующие лица: Государь, его жена, сын, четыре дочери, доктор Боткин, повар, лакей и мальчик (имён и фамилий их не знаю). Пересчитав всего 12 человек, мы ушли. Ни в какие разговоры ни с кем не вступали. В соседней с царской спальней комнате помещались царские дочери.
Первые два-три дня кроватей в этой комнате не было, а потом были поставлены кровати. Внутренним распорядком дома заведовал комендант, а служащие охранной команды только несли караульную службу. Сначала караул дежурил на три смены, а потом на четыре.
В доме Ипатьева мы прожили 2—3 недели, а затем нам отвели помещение в расположенном насупротив в доме Попова. Через несколько дней после этого состав команды был дополнен рабочими Екатеринбургской фабрики Злоказовых в числе 15 человек. Имён и фамилий этих рабочих я не помню. Злоказовские рабочие из своей среды также избрали старшего (разводящего) по фамилии Якимов, а по имени, кажется, Леонид, по крайней мере, его звали Лёнькой. Караульных постов было всего 11, из них два внутренних, два пулемётных и четыре наружных.
Царская семья выходила ежедневно на прогулку в сад. Наследник был все время болен, и его выносил на руках Государь в кресло-коляску. Обед для семьи сначала приносили из советской столовой, а затем разрешено было готовить обед в устроенной в верхнем этаже кухне.
Обязанности разводящих заключались в заведывании хозяйством и вооружении команды, назначении дежурных на посты и в наблюдении за дежурными. Во время своего дежурства разводящий должен был находиться при канцелярии коменданта. Разводящие дежурили сначала по 12 часов, а затем был выбран третий разводящий Константин Добрынин, и мы стали дежурить по восьми часов.
В конце июня или начале июля, хорошенько не помню, комендант Авдеев и его помощник Мошкин были смещены (они, кажется, попались в краже царских вещей) и был назначен новый комендант по фамилии Юровский, тот самый, который изображён на предъявленной вами фотографической карточке (предъявлена фотографическая карточка Юровского). С ним же прибыл новый помощник коменданта, имени и фамилии которого положительно не могу припомнить. Приметы его следующие: лет 30-32-х, плотный, выше среднего роста, тёмно-русый, с небольшими усиками, бороду бреет, говорит как-то в нос (гнусавит).
Вечером 16-го июля я вступил в дежурство, и комендант Юровский часу в восьмом того же вечера приказал мне отобрать в команде и принести ему все револьверы системы Нагана. У стоявших на постах и у некоторых других я отобрал револьверы, всего 12 штук, и принёс в канцелярию коменданта. Тогда Юровский объявил мне: «Сегодня придётся всех расстрелять. Предупреди команду, чтобы не тревожились, если услышат выстрелы». Я догадался, что Юровский говорит о расстреле всей Царской семьи и живших при ней доктора и слуг, но не спросил, когда и кем было постановлено решение о расстреле. Должен вам сказать, что находившийся в доме мальчик-поварёнок с утра, по распоряжению Юровского, был переведён в помещение караульной команды в дом Попова.
В нижнем этаже дома Ипатьева находились латыши из латышской коммуны, поселившиеся тут после вступления Юровского в должность коменданта. Было их человек 10. Никого из них я по именам и фамилиям не знаю. Часов в 10 вечера я предупредил команду, согласно распоряжению Юровского, чтобы они не беспокоились, если услышат выстрелы. О том, что предстоит расстрел Царской семьи, я сказал Ивану Старкову.
Кто именно из состава команды находился тогда на постах, я положительно не помню и назвать не могу. Не могу также припомнить, у кого я отобрал револьверы.
Часов в 12 ночи Юровский разбудил Царскую семью. Объявил ли он им, для чего он их беспокоит и куда они должны пойти, не знаю. Утверждаю, что в комнаты, где находилась Царская семья, заходил именно Юровский. Ни мне, ни Константину Добрынину поручения разбудить спавших Юровский не давал. Приблизительно через час вся Царская семья, доктор, служанка и двое слуг встали, умылись и оделись. Ещё прежде чем Юровский пошёл будить Царскую семью, в дом Ипатьева приехали из чрезвычайной комиссии два члена: один, как оказалось впоследствии, Пётр Ермаков, а другой – неизвестный мне по имени и фамилии, высокого роста, белокурый, с маленькими усиками, лет 25—26. Валентина Сахарова я знаю, но это был не он, а кто-то другой. Часу во втором ночи вышли из своих комнат Царь, Царица, четыре царских дочери, служанка, доктор, повар и лакей.
Наследника Царь нёс на руках. Государь и Наследник были одеты в гимнастёрки, на головах фуражки. Государыня и дочери были в платьях, без верхней одежды, с непокрытыми головами. Впереди шёл Государь с Наследником, за ними Царица, дочери и остальные. Сопровождали их Юровский, его помощник и указанные мною два члена чрезвычайной комиссии. Я также находился тут.