И едва слышно спросил:
– Ведь вы спасаете нас?..
– Конечно, спасаю! – заверил Юровский. – А вы готовы к такому важному событию, как освобождение?
Родители и сёстры Алексея замерли, окружив Юровского. Их охватило общее переживание – отчаянная надежда, предчувствие внезапного счастья и одновременно страх поверить в него. Анастасия дрожала, глядя на Юровского широко раскрытыми глазами. Она зажала собачке пасть, словно боялась, что Джим спугнёт лаем неожиданную и такую хрупкую радость.
– Мы готовы, Яков Михайлович, – тихо ответил Алексей.
– Тогда прошу, – бодро предложил Юровский и указал рукой на выход.
Романовы вышли в полную темноту, повернули налево. Осторожно ступая, прошли за Юровским шесть-восемь метров. Снова вошли в дом и гуськом стали спускаться по узкой деревянной лестнице. Она едва освещалась единственной тусклой лампочкой под потолком.
Внизу у входа в комнату стояли охранники и незнакомые солдаты. Услышав шаги Романовых, все обернулись к ним и пристально, с угрюмым любопытством стали их рассматривать.
Дойдя до последней ступеньки, Николай остановился, посмотрел на солдат, потом оглянулся по сторонам, словно увидел всё вокруг впервые, постоял несколько секунд. И вдруг резко повернулся и шагнул обратно. Он столкнулся с Александрой, она чуть не сбила с ног Ольгу.
– Осторожнее, ваше величество! – крикнул от двери Юровский. – Ступеньки узкие, не споткнитесь, сына не уроните! Идите сюда! Сюда, я вам говорю!.. Здесь ваше место. Специальное помещение, исключительно для вас подготовили.
И распахнул заскрипевшую дверь.
Николай постоял немного, прижимая к себе сына. Потом, словно во сне, медленно повернулся и молча прошёл в комнату.
За ним вошли Александра и дочери. Романовы остановились посередине и стали осматриваться.
Комната была совершенно пуста, чисто подметена и плохо освещена. Сквозь мутное стекло окна, забранного решёткой, можно было разглядеть переднее колесо грузовика, поставленного к окну почти вплотную. Громко завёлся мотор за окном и тут же заглох.
– Что же так? – недовольно спросила Александра, оглядываясь. – И chaise lounge61… кресли… стули нет? И сести нельзя?
– Прошу прощения, – сказал Юровский. – Минутку!
И вышел, закрыв за собой дверь.
– Павел, – тихо приказал он Медведеву. – Два стула.
– Их величества желают умереть на тронах? – насмешливым шёпотом спросил Кудрин.
Юровский приложил палец к губам и указал на дверь.
– Понял, понял! – закивал Кудрин.
Медведев принёс два стула и поставил их посреди комнаты. На один села императрица, на другой царь посадил сына. Сам стал рядом, чуть загораживая Алексея.
Юровский кивнул Медведеву:
– Приготовиться! – тихо приказал он.
Он сунул руку в карман за постановлением, как вдруг по лестнице послышались новые шаги. Сюда шли явно несколько человек.
– Что за чёрт! – встревожился Юровский.
Он вышел и глазам своим не поверил. По ступенькам в полутьме медленно и осторожно спускались доктор Боткин, повар Харитонов, лакей Трупп и горничная Демидова – она крепко прижимала к себе большую пуховую подушку.
Их вёл Ермаков. Он шёл позади, держа в обоих руках по револьверу.
– Это что? – бросился к нему Юровский, чуть не свалив Боткина. Харитонов и Трупп едва успели посторониться, прижавшись к стене. – Это что, я спрашиваю? – он схватил один из револьверов Ермакова за ствол и рванул к себе.
Вторым револьвером Ермаков неожиданно ткнул Юровского в грудь.
– Тебе сказано, всех? – тихо прорычал Ермаков. – Значит, всех! Иначе станешь вместе с ними! Верно я говорю, а, Филипп? – он оглянулся.
За спиной Ермакова стоял Голощекин и тоже держал наготове наган. Медленно взвёл курок.
– Всех, Яков, – бесстрастно и даже лениво произнес Голощёкин. – Без исключения. Таково решение исполкома.
Юровский замер. Потом рукавом своей чёрной рубашки вытер пот со лба, плюнул Ермакову под ноги и повернулся к нему спиной.
– Прошу всех в помещение. Не задерживаться! – приказал он романовской прислуге.
Он вошёл последним. Оглядел всех.
Императрица сидела на стуле у стены, ближе к задней арке комнаты. За ней в ряд стояли великие княжны Ольга, Татьяна и Мария, за их спинами Анастасия ласково шептала что-то собачке.
Чуть впереди императрицы сидел Алексей, за его спиной стал Боткин.
Император был по-прежнему рядом с сыном, чуть загораживая его от команды.
Повар Харитонов и лакей Трупп отошли к задней стене, Демидова стала у левого косяка двери, ведущей в кладовку. В полутьме белела её подушка.
Императрица сказал несколько резких фраз по-немецки, но Юровский не понял, разобрав лишь два слова: «zu lang» и «müde»62.
– Нет, так нельзя! Настоятельно прошу – так надо: всем стать в строй, в один ряд! – громко потребовал Юровский. – Александра Федоровна, пожалуйте со стулом чуть вперёд… Так, хорошо! Николай Александрович, стул с Алексеем Николаевичем следует поставить рядом с её величеством. Ольгу Николаевну прошу сюда, на правый фланг. Рядом пусть станет Татьяна Николаевна… Вы, Мария Николаевна, тоже рядом… Анастасия Николаевна, поближе к сёстрам. И держите свою собачку покрепче. Анна Стефановна – к Александре Фёдоровне. Зачем вам эта подушка?..
И, не ожидая ответа, выстроил левый фланг, где в линию стали Боткин, Харитонов и Трупп.
– Так! – заявил он. – Прошу меня немного подождать.
Он вышел и приказал солдатам:
– Занять места! Стрелять только в сердце. Без лишней крови и криков!
Загрохотав сапогами, солдаты стали проходить в комнату. Но разместиться смогли только шестеро. Остальные остались за порогом, вытащили наганы и взвели курки.
В комнату стремительно вошёл Юровский.
– Прошу всех встать! Смирно!
Николай сидел на стуле и держал на коленях Алексея. Он легко, по-военному поднялся, посадил Алексея и выпрямился, теперь полностью загородив сына. Сверкнув глазами, с трудом поднялась императрица. Слуги вытянулись. Девушки с тревогой глянули на Юровского. Анастасия, стоявшая за спиной Татьяны, крепче прижала к себе собачку, которая неожиданно два раза пролаяла грозным басом.
Юровский дождался полной тишины, вытащил из кармана листок бумаги и прочитал, чеканя каждое слово:
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Ввиду того, что чехословацкие банды угрожают красной столице Урала Екатеринбургу и ввиду того, что коронованный палач Николай. Второй может избежать народного суда, президиум Уральского Областного Совета, выполняя волю революции и народа, ПОСТАНОВИЛ: бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых преступлениях перед народом,
РАССТРЕЛЯТЬ
Наступила тишина. Никто из приговорённых ничего не понял.
«Плохой сон, я ещё не проснулась», – подумала Анастасия. У неё, как в обмороке, внезапно закружилась голова. От слабости девушка покачнулась, но устояла. «Сейчас меня вырвет, – испугалась она. – Что он там прочитал? Почему мне стало плохо? Дышать тут нечем…»
Николай недоуменно посмотрел в лицо Юровскому, потом вгляделся в лица солдат и звонко воскликнул сорвавшимся голосом:
– Что вы сказали? Я не понял! Прочтите ещё раз!..
Юровский прочёл скороговоркой:
– «Ввиду наступления чехословацких банд, Николая Романова расстрелять!»
– Что? Что? – ещё громче крикнул Николай.
– Так нас никуда не повезут? – раздался спокойный голос Боткина. – Я так и думал! – хладнокровно фыркнул он. – Значит, жизнь отбираете… Семью-то за что?
Николай снова обернулся к своей семье, безумными глазами глядя на детей, которым Юровский только что пообещал перевести в безопасное место, и крикнул изо всех сил:
– Что это?! Что это?! Что э…
– Вот что! – сквозь зубы сказал Юровский, поднял маузер и выстрелил Николаю в затылок.
Густо загрохотали выстрелы.
Бывший император медленно повернулся к Юровскому. Левый глаз Николая в одно мгновение стал белым, круглым и навыкат, как у варёной рыбы. Вместо правого образовалась темно-пурпурная дыра. Он опустился на колени, прикрывая телом сына. Гимнастёрка на нем вздрагивала, когда в него попадали пули, оставляя рваные дымящиеся дырки. Всем стрелявшим захотелось лично убить царя. Ермаков палил из двух маузеров сразу сначала в Николая, потом в Александру, потом в девушек и прислугу.
Кадр из фильма Глеба Панфилова «Венценосная семья»
Раздались дикие крики и такой невыносимый женский визг, что Юровский ощутил, как его макушку обдало морозом и на ней приподнялись волосы. Ольга и Мария закричали и бросились друг другу в объятия, Татьяна и Анастасия застыли на месте, императрица осталась сидеть; её лицо медленно побелело, она внезапно отяжелевшей рукой осенила себя крестным знамением, потом расстрельную команду и успела прошептать по-русски: «Господи, прости им, не ведают бо…». В этот момент в лоб ей ударила пуля.
Снаружи дома шофёр запоздало пустил мотор, но выстрелы всё равно были слышны.
Комната наполнилась дымом и звоном пуль. Все стрелявшие войти в комнату не смогли, поэтому те, кто остался за порогом, просунули в помещение руки с револьверами и палили почти наугад.
Пули отшвырнули назад Ольгу и Марию. Ударившись спинами о стенку, сёстры отпустили друг друга, сползли вниз, присели на корточки. Обе зажали ладонями себе уши и визжали изо всех сил.
Татьяна была убита наповал и сразу, без звука, рухнула назад, навзничь – на Анастасию. Справа в комнате металась высокая фигура Демидовой: она закрывалась подушкой, потом упала. Пули отскакивали от стен и от девушек, жужжали по комнате и прыгали, словно град, по полу. Двое стрелявших были слегка задеты рикошетом, но, тоже захваченные общим зверски-отчаянным ужасом, продолжали нажимать изо всех сил на курки, стрелять и стрелять.
Доктор Боткин тяжело рухнул на правый бок, медленно перевернулся на грудь и затих. На затылке у него появились два больших отверстия. Из одного толчками обширно полилась ярко-алая кровь, из второго выглядывал лоскуток розового мозга. Рядом с ним, опираясь спиной о стену, медленно осел на пол Харитонов, вытянул на полу ноги. На колени ему упал грудью лакей Трупп. В правой руке Трупп всё ещё сжимал небольшой молитвенник в чёрном кожаном переплёте с четырёхконечным крестом: несколько секунд назад он был лютеранином. Оба умерли почти сразу – через десять-пятнадцать секунд от взрывного внутреннего кровоизлияния: пули более метких стрелков попали обоим сразу в сердце, разорвав по пути крупные сосуды. Для них всё кончилось, действительно, быстро и без мучений.