– Ждете кого-нибудь, профессор? – шепотом спросил один из парней, брюнет с густыми усами, закрывавшими всю верхнюю губу.
Профессор не ответил. Ему в рот вставили кляп, и он с трудом дышал носом, понимая, что долго так не выдержит. Руки Парусникова были привязаны к ручкам кресла, лодыжки ног к ножкам. Он почти не мог шевелиться, и сейчас ему было совершенно безразлично, что сделают с ним эти два амбала.
– Ждете кого-нибудь? – повторил усатый, добавив в голос ярости.
Профессор покачал головой. Не потому что испугался. Просто он привык отвечать, когда ему задают вопросы. Усатый кивнул головой, и второй парень, бритый наголо, с вывернутыми ушами, что выдавало в нем бывшего профессионального борца, неслышно ступая, заскользил к двери. Он заглянул в глазок и вернулся.
– Телка, – шепотом проговорил он.
– Какая телка? – усатый уставился на партнера.
– Я ее видел у Иваненко. Она к нему в дом приходила. В квартире прозвучал еще один звонок. Такой же громкий, наглый и продолжительный.
– Узнай, что ей нужно, но сюда не веди, – распорядился усатый.
Борец кивнул и также неслышно двинулся к двери.
Дверь открылась. Ада перешагнула порог, бесцеремонно отодвинув с дороги здорового парня с наголо бритой головой.
– Чего долго не открывали? – громко спросила она и как бы невзначай изогнулась, давая возможность парню полюбоваться грудью, мелькнувшей в вырезе платья.
– А ты кто такая? – грубо спросил лысый, даже не взглянув на открывшиеся перед ним девичьи прелести.
– Кто я такая? – Ада засмеялась и вошла в прихожую. Теперь надо было сообразить, в качестве кого она здесь появилась. Ада была уверена, что дверь ей откроет Парусников. Ему бы она нашла, что сказать. А этим гориллам…
Ада крутанулась на месте и вдруг в стекле двери, ведущей в гостиную, увидела Парусникова. Он сидел в кресле, откинув голову назад. Руки его были привязаны к ручкам. Она все поняла и, чтобы скрыть смущение, сделала еще один оборот, дав юбке свободно обвиться вокруг стройных ног.
– Кто я такая? – повторила она и все так же весело продолжила. – Я ваша подмога. Меня Иваненко прислал. Помоги, говорит, моим парням. А то они дров наломают, а дела не сделают. Он в чем-нибудь признался?
– Мы только начали.
Лысый помрачнел. Пренебрежительное отношение начальства к их способностям явно его задело.
– Мы сами справимся, – начал он, но Ада не дала ему договорить.
Она понимала, что ее победа в схватке с двумя крепкими и хорошо тренированными парнями зависит только от скорости ее действий и их внезапности, от того, насколько она сумеет не дать противнику возможности разобраться в ситуации и понять, что происходит.
– Ты хочешь поспорить с Михал Семенычем? – усмехнулась она. – Мне тоже нет резона проводить ночь здесь, с вами. У меня есть дела поинтересней. Если справитесь сами, я могу и уехать.
Лысый промолчал.
– Где у вас здесь кухня? Проводи меня.
Парень вошел в узкий коридорчик. Ада за ним. Дойдя до конца коридора, он распахнул дверь в кухню, и в этот момент ему в шею ткнулось что-то жесткое и холодное, а в следующий момент электрический удар, мощностью в 20 ватт заставил его крепкое тело изогнуться в судороге и рухнуть на пол.
Ада не дала парню рухнуть с шумом. Она успела подхватить его подмышки, налегая всем телом прижала к стене и дала возможность медленно сползти на пол. Оглянулась. В коридорчике никого. Ада вернула электрошокер в сумочку и пошла в комнату.
На пороге гостиной она обернулась и, делая вид, будто беседует с лысым, громко сказала:
– Один кусочек сахара, пожалуйста. И без молока.
В гостиной напротив кресла, к которому был привязан Парусников, стоял усатый. Он слышал разговор о помощи, которую Ада собиралась им оказать, и его лицо выражало крайнюю степень презрения. Глаза профессора, когда он увидел Аду, округлились, а нижняя челюсть, оттянутая кляпом, задрожала. Ада понимала, что медлить нельзя. Усатый уверен, что лысый наливает ей кофе. Это даст ей возможность выиграть не больше минуты. Ада двумя руками распахнула сумку и повернулась к парню.
– Смотри!
Усатый нагнулся. Из сумки вылетела рука Ады с зажатым в ней электрошокером и ткнулась ему в щеку. Мелькнула синяя искра, и парень рухнул на спину, разнеся вдребезги журнальный столик. Ада повернулась к профессору.
– Как вы, Анатолий Георгиевич? Идти сможете?
Профессор кивнул. Ада разрезала веревки и вытащила кляп. Руки и ноги профессора затекли и двигались с трудом. Ада, опасаясь, что кто-то из парней очнется, торопила.
– Скорее, скорее!
Профессора шатало из стороны в сторону, и Аде пришлось взять его под руку.
– Ничего, ничего, Адочка, – шептал профессор. – Ноги не слушаются. Сейчас восстановится кровообращение. Сейчас!
В прихожей он сорвал с вешалки свое пальто, схватил сумочку с деньгами и документами. Лифта они дожидаться не стали, а пошли по лестнице вниз. С каждым шагом профессор ступал все увереннее, а выйдя из подъезда во двор, даже побежал.
46
В ту самую минуту, когда Арина лежала без сна в своей роскошной кровати и пыталась понять, что ей теперь делать и где искать любимого человека, а Ада и профессор Парусников мчались в желтой «ауди» по улицам Москвы, Игорь проснулся. Пробуждение было тяжелым. Голова болела так, что любое движение отдавалось глухим ударом по лбу и по вискам. Игорь решил не шевелиться и попытался открыть глаза. Веки разошлись, но зрачок не уловил даже малейшего проблеска света. Судя по всему, в комнате царила самая настоящая египетская тьма. Зато другие органы чувств заработали в полную силу. Ухо уловило сопение нескольких носов, потом чей-то храп, который несколько минут нарастал crescendo, достиг апогея и внезапно оборвался, словно храпящего накрыли огромной подушкой. Со стороны другого уха донесся громкий кашель, чье-то ворчание, в котором можно было ясно различить пару-тройку матерных слов, громкий скрип кровати. Все эти звуки сливались в однообразный гул, который, как показалось Игорю, бил в голову извне, будто старался компенсировать внутренние удары. Нос окунулся в жаркое марево удушливых запахов, в котором преобладали запахи немытых тел, кислой капусты и аммиака.
Игорь пошевелился, проверяя, работают ли руки и ноги. С этим было все в порядке. Руки и ноги двигались, подчиняясь воле их владельца. Это уже хорошо. Значит, он, скорее всего, не в больнице. Не ранен, не попал в аварию и не парализован. Движение Игоря вызвало такой скрип кровати, что сразу с двух сторон посыпались проклятия. Игорь замер, пытаясь понять, кто его соседи и почему в одной комнате находится так много спящих людей. Где же он?
И вдруг он вспомнил. В голове совершенно ясно сложились события минувшего вечера. Он уехал из дома и долго бродил по улицам, а в его голове спорили два голоса. Один доказывал, что нужно вернуться обратно и поговорить с Ариной, рассказать ей о том, что удалось выяснить профессору Парусникову, посоветоваться и вместе принять решение. Другой даже слышать об этом не хотел.
«Как можно поставить влюбленную женщину перед таким выбором! – пафосно восклицал он и добавлял: – Мужчина так поступить не может».
Игорь склонялся на сторону то одного, то другого голоса.
«Это бесчестно просто взять и исчезнуть, – думал он. – Порядочные люди так не поступают. Она же волнуется. С ума сходит. Не знает, что и думать. Надо позвонить. Чтобы она не волновалась».
Он доставал мобильный телефон, но тут же понимал, что не сможет выговорить эти слова: «Между нами все кончено».
«Поезжай и поговори, – настаивал голос. – Объясни ей все. Пусть она сама принимает решение».
«Давай, давай, поезжай, объясняйся, – ехидничал второй голос. – Убеди ее раздарить огромное состояние, оставь ее без дома, без машин, без обслуживающего персонала. Оставь ее без копейки. И посмотрим, что она скажет тебе при первой ссоре».
«Но ведь раньше она жила без всего этого, – возражал Игорь. – Без дома, без машин и обслуживающего персонала».
«Жила, – соглашался голос. – Но тогда она не знала другой жизни. А теперь попробовала другое. Она заражена своим богатством. И вылечить ее не удастся. Никогда. И никому».
Игорь вышагивал километр за километром, подыскивая все новые и новые доводы.
«Я не собираюсь принимать решение, – резонно замечал он. – Я только расскажу, а решение пусть принимает сама». «Человек никогда не возьмет на себя вину, – тоном педагога- наставника заявлял голос. – Даже если решение примет она, виноват в последствиях все равно будешь ты».
«Хорошо, – соглашался Игорь. – Пусть я буду виноват. И что дальше?»
«А то, что вечное чувство вины превратит тебя в униженное, затравленное существо. А если так, то нет смысла городить огород.
Проведи с ней ночь и стань таким же униженным и затравленным. Но при этом она останется богатой и независимой».
В результате этих метаний Игорь оказался в каком-то баре, где пил водку, угощал какую-то компанию. Его целовали толстые женщины, а мужчины смеялись и хлопали по плечу. А он все пил и пил. Показывал, как надо греть в ладони коньяк и как стучать о стол стопкой текилы. Потом была улица. И чьи-то уплывающие вдаль рыжие волосы. Он бросился за ними. В этот момент он был готов рассказать ей все. Он догнал ее, развернул, прижал к себе и забормотал. Про отца, про пещеру, в которую они должны прийти вместе, про то, что ей придется от всего отказаться. А она била его кулачками в грудь и в лицо, отталкивала от себя и кричала. Что же она кричала? Что-то вроде: «Кто вы и что вам от меня нужно?» Потом он помнит чьи-то мужские руки, свалившие его на землю, нависшую над ним фуражку с полицейской кокардой, запах пота в машине, в которой его везли, и чьи-то слова: «Что ты ему вопросы задаешь? Он же на ногах не стоит. Пока не проспится, бесполезно спрашивать».
Значит, он в вытрезвителе? Игорь приподнялся на локте и огляделся. Египетская тьма разошлась, и он различил два десятка кроватей, на которых под одинаковыми казенными одеялами сопели его товарищи по несчастью. Игорь со стоном опустился на подушку. Что же ему теперь делать? Он так и не принял решения. Поговорить с Ариной или тихо исчезнуть из ее жизни? Игорь повернулся набок и ткнулся носом в подушку, чтобы хоть как-то нейтрализовать запахи в комнате. Сейчас он все равно ничего не решит. Надо дождаться утра. Принять что-нибудь от головной боли, залезть под душ, надеть все чистое, выпить кофе и тогда начинать думать. Игорь закрыл глаза, понимая, что заснуть все равно не удастся.