– Как же? – искренне удивился водитель. – Вон у вас брюки порваны, куртка на рукаве лопнула. Это ущерб.
– Вы мне ничего не должны, – сухо сказал Игорь, собираясь уйти. Но водитель взял его за рукав. Из кармана куртки он достал какую-то монету и протянул Игорю.
– Не должен так не должен. Но это возьми, мужик, – сказал он, переходя на «ты». – На память об этом небольшом происшествии.
Игорь шевельнул рукой, освобождая рукав, бросил взгляд на монету и взял ее из рук водителя.
– Эта монета стоит слишком дорого, чтобы быть простым напоминанием о встрече, – усмехнулся Игорь.
– Почему это дорого? – насторожился водитель. – Это четыре доллара. Вон, видишь, там внизу написано: “four dol.”, а чуть выше “400 sents”. Четыре доллара.
Игорь протянул монету водителю.
– Это «стелла». Монета девятнадцатого века. С ней связана какая-то история, которую я не очень помню. Американцы отчеканили ее, когда хотели присоединиться к какому-то финансовому союзу в Европе. Но потом Конгресс присоединение не одобрил, и монета в обращение не попала. Но штук пятьсот таких монет отштамповали. Она дорогая. Это не четыре доллара.
Водитель смотрел на монету, но из рук Игоря ее не брал.
– Сколько же она стоит?
Игорь пожал плечами.
– Не знаю. Зайдите к нумизматам, они вам точно скажут. Думаю, тысяч десять. Может быть больше.
– Десять тысяч? Долларов?
– Конечно!
Водитель закрутил головой и развел руками, словно приглашал собравшихся вокруг них людей в свидетели удивительного происшествия.
– Надо же! А я ее в карты выиграл. Как четыре доллара. Неужели десять тысяч?
Водитель взял монету и внимательно ее рассмотрел.
– А ты откуда знаешь про «стеллу»?
– Я археолог.
Во взгляде водителя появились искорки уважения. Он явно не ожидал таких познаний от этого бомжа. Водитель протянул Игорю монету.
– Бери, археолог. Я тебе ее дал, значит, она твоя. Я назад подарки не беру. Бери! – прикрикнул он, видя, что Игорь стоит, не шевелясь. – Отъешься, приоденешься. А-то какой ты археолог? Смотри, на кого похож!
– Тут дело не в деньгах, – вздохнул Игорь.
Водитель заинтересованно взглянул на него. Его явно забавлял этот разговор со странным археологом.
– А в чем же еще может быть дело?
– Тут дело в женщине.
– В бабе? – в голосе водителя зазвучали озорные нотки. – Тогда тем более бери свою «стеллу». Будут деньги, будут и бабы.
– Тут, понимаете, другая ситуация, – Игорь вспомнил о причине, по которой попал в вытрезвитель и помрачнел. – Когда не будет денег, тогда будет женщина.
– Так не бывает!
Водитель схватил Игоря за руку, резким движением развернул ее и с размаха впечатал монету в его ладонь.
– Так не бывает, – повторил он и открыл дверцу своей машины. – Запомни это, археолог! Что бы баба ни говорила, она любит деньги. Не может не любить! Это закон природы.
Игорь сжал монету в кулаке.
– Вот и я так думаю, – сказал он не столько водителю, сколько своим мыслям. – Конечно, любит. И возненавидит каждого, кто ее этих денег лишит.
Но этих слов водитель уже не слышал. Он захлопнул дверцу, и белоснежный «кадиллак» тронулся с места. Проезжая мимо Игоря, окно поползло вниз.
– Так не бывает, археолог, – крикнул водитель. – Она тебя обманывает.
И машина набрала скорость. Игорь раскрыл ладонь, взглянул на «стеллу» и пошел к остановке автобуса.
49
Гримм Инна решила не накладывать, только припудрила лицо. Для репетиции сойдет. Прошло уже пара минут, как помощник режиссера предупредила по внутренней связи о начале прогона третьей картины, а она все сидела перед зеркалом, глядя на собственное отражение. Симпатичная шатенка, которой, увы, дашь ее двадцать девять лет. Правильные черты лица, большие выразительные глаза, которые всегда нравились режиссерам. Но в них сквозит усталость. Не конкретная, которая появляется после бурной бессонной ночи и легко исцеляется бокалом вина или сигаретой с травкой, а общая, продиктованная вечным, устоявшимся распорядком дня и отношением к жизни. Инна прикоснулась к пикантной мушке чуть ниже левого глаза. Несколько раз врачи предлагали ее убрать. Инна колебалась: то соглашалась на операцию, то отказывалась, но в конце концов решила не избавляться от такого индивидуального отличия. Возможно, ее чуть портят широкие скулы, доставшиеся в наследство от казахской бабушки по отцовской линии. Но в какие-то моменты именно эти скулы могут иметь решающее значение. Например, если ей предложат роль наложницы какого- нибудь шаха из сериалов о восточной жизни, которые так любят снимать сегодня. Впрочем, об этом можно было только мечтать. Инна уже давно отчаялась получить роль в кино. Сначала она рассылала свое портфолио на все студии страны и удивлялась, как это режиссеры могут ее не замечать? Ведь она подходит на роль главной героини сериала гораздо больше, чем выбранная ими актриса. Потом удивляться перестала и молчание киностудий воспринимала как должное.
Да и вообще, жизнь Инны Беловой не удалась. А как хорошо все начиналось. Мечты об актерской карьере, Щукинское училище, в которое она поступила с первого раза. Запах кулис и первые шаги по сцене. Похвалы руководителя курса Нины Борисовны Дворецкой, которая предрекла Инне большое актерское будущее. И чем все закончилось?
Служба в театре, в котором она должна сражаться за каждую главную роль. Рутина ежедневных репетиций. Спектакли. Выезды в подшефные школы и на заводы. Личная жизнь, которую добрая подруга Вика Мороз называет «нерегулярной и без особых восторгов». Легко ей шутить. Хотела бы Инна посмотреть, как шутила бы Вика, не будь у нее всех этих сериалов, принесших ей всенародную известность.
Инна сняла с манекена парик с черными жесткими завитушками и водрузила его на голову. В обрамлении черных кудрей тонкие черты ее лица приобрели какой-то неприятный оттенок. Точно на соленую селедку намазали клубничного варенья.
– Моей любви не выразить словами, – с чувством продекламировала она фразу из роли, которую должна была репетировать. – Вы мне милей, чем воздух, свет очей. Ценней богатств и всех сокровищ мира. Здоровья, жизни, чести, красоты…
Только такому психу, как Володарский могло прийти в голову надеть на Гонерилью этот черный кудрявый парик. Инна заикнулась было, что выглядит в нем как болонка, которую забыли искупать после прогулки, но Володарский, как всякая посредственность, дорвавшаяся до самостоятельной постановки, был непреклонен. Он, видите ли, видит образ коварной дочери короля Лира только таким. И она смирилась. Пусть делает что хочет. Все равно ни эта роль, ни последующие не принесут ей ни славы, ни денег. А если так, то к чему спорить?
В дверь коротко стукнули. Это, конечно, помощник режиссера Любочка Воронцова пришла поинтересоваться, почему Гонерилья еще не на сцене.
– Скоро буду готова, Любочка! – крикнула Инна. – Мне нужна еще пара минут.
Но стук повторился. Инна удивилась, стащила с головы парик и крикнула: «Вой дите!»
Наверное, Ада была последней, кого ожидала увидеть в своей грим-уборной Инна Белова. В последний раз они виделись на выпускном вечере почти десять лет назад. Потом изредка перезванивались. Инна приглашала Аду на встречи выпускников, но та никогда не приходила. В какой-то момент Инна поняла: у бывшей лучшей подруги жизнь не складывается, и гордая Ада не хочет предстать перед подругами в роли жалкой неудачницы. И перестала звонить. И вдруг!
Ада вошла в гримуборную, сбросила на пол пальто, которое Инна одним взглядом оценила тысячи в три долларов, и бросилась на шею подруге.
– Инка, родная моя!
– Моя цыганочка!
Женщины сплелись в объятии в центре тесной гримуборной. Инна оторвала от себя подругу и внимательно ее оглядела. Дорогое пальто – явно не случайная покупка. Туфли баксов за пятьсот, платье от какого-то модного дома, сумочка тысячи за полторы, если, конечно, не подделка, духи… Инна даже не поняла, что это. Хотя понятно, что французского происхождения и очень дорогое. В первый момент Инна подумала, что подруга наконец выбилась из нужды и пришла похвастать этим после долгих лет забвения.
Ада кивнула на афиши.
– Звезда ты наша. Читаю о тебе в газетах и горжусь, что сидела с тобой за одной партой.
– Скажешь тоже, звезда! – отмахнулась Инна, хотя такое признание простого зрителя было ей приятно. Правда, понять, о каких газетах говорит Ада, она не могла, но решила не развивать эту тему.
– Не скромничай! – Ада еще раз обняла подругу. – Ты для меня самая лучшая и самая знаменитая.
– Спасибо! А как ты живешь? – Инна решила перейти к делу. Вопрос: «Зачем она пришла?» не давал ей покоя с момента появления Ады. А тут еще все эти шмотки вкупе с духами и сумочкой.
– Живу, – просто ответила Ада, и этот ответ можно было понимать как угодно.
– Работаешь?
– Занимаюсь бизнесом.
– Своя компания?
– Нет. Я помощник генерального директора.
Все ясно! Никаких особых успехов у подруги не наблюдается. Помощник генерального директора. Все секретарши называют себя именно так. Значит, она устроилась в какую-то фирму, прилегла под одеяло с генеральным директором, и отсюда все эти дорогие шмотки. Печальная участь зависимой женщины. Понять Аду, конечно, можно. Ведь до сих пор у нее не было вообще ничего. От одноклассников пряталась.
– Генеральный директор симпатичный? – улыбнулась Инна.
– Очень! – в тон ей ответила Ада. – Я бы даже сказала, красивый. Ты ее наверняка знаешь.
– Ее?
– Арина Розова. Восходящая звезда нашего бизнеса.
– Розова? Ты помощница Розовой? Той самой?
Ада улыбалась, а настроение Инны испортилось окончательно. Умеют же люди устраиваться. Все, кроме неё.
Вот и Адке повезло. А она так и будет выходить каждый вечер на одну и ту же сцену за зарплату, о которой смешно говорить.
Ада заметила изменение настроения подруги и безошибочно разобралась с причиной.
«Надо переходить к делу, – решила она. – А то эта актрисочка окончательно расстроится и чего доброго откажется помочь».