Скорее всего я просто об этом не знала. О чём-то же тётя Липа шепталась с моей мамой, и обе замолкали, когда я невзначай нарушала их уединение. Считали меня маленькой для такой вот женской откровенности?
Я в задумчивости добрела до своей машины и села в неё, совершенно забыв поинтересоваться у кого-нибудь, где находится улица Парижской коммуны.
Но мне и не пришлось ни у кого спрашивать – она сразу нашлась. Я просто отъехала от кладбища и поехала по дороге, посматривая на таблички с названиями улиц. Парижской коммуны была третьей.
Сама я легко отыскала и нужный двор – номера на этой улице висели огромные на каждой калитке. Наверное, так требовал от жителей частного сектора главный чиновник поселка.
И опять меня ждало потрясение. Я приготовилась увидеть что угодно, но только не такой дом! Он всегда представлялся мне приземистым, мрачным, чуть ли не вросшим в землю, с маленькими оконцами.
А дом оказался веселым двухэтажным теремком с кокетливой мансардой, окрашенный в цвета ранней осени – зелено-желто-багряные. В таком доме хорошо жить многодетной семьей. Стоило лишь слегка напрячь воображение, как можно было представить себе детей, сбегавших с высокого крыльца на бетонные плиты дорожки.
Если учесть, что дом построили ещё в начале прошлого века и он тоже перешёл тете Липе по наследству, в нашем роду имелось немало оригиналов, которые даже дома строили и красили не так, как другие.
Калитка тоже была под стать дому, какая-то несерьезная – из узкого деревянного штакетника – и закрывалась не на щеколду, а на тонкое металлическое кольцо, просто наброшенное на опорный столбик.
Едва я ступила во двор, как из соседнего дома выскочила молодая женщина и, слегка помедлив у калитки, решительно последовала за мной.
– Вы – Лариса, – утвердительно сказала она.
– Лариса.
– А я Лида, соседка ваша… вашей тёти Олимпиады, царство ей небесное. А теперь ваша. Вы же здесь будете жить?
– Не знаю, – почему-то соврала я, хотя на деле и мысли не допускала о том, чтобы в эту дыру переехать.
Просто эта женщина показалась мне такой открытой, такой трогательно наивной, что мне не захотелось её огорчать. По крайней мере вот так, сразу.
– Оставайтесь, – с ходу стала уговаривать Лида. – У нас хорошо. Воздух чистый. Вода родниковая. Грибы, ягоды…
– А работать где? – как бы между прочим поинтересовалась я; этих песен про природу я в своё время наслушалась от тетушки.
– С работой у нас неважно, – честно призналась соседка. – Я дома с детьми сижу, а Виталик, муж мой, вкалывает. Некоторые женщины мечтают дома сидеть, не работать, а я уже волком вою… Сейчас я вам ключи принесу. Липа как чувствовала, мне запасные оставила. Хорошая была женщина. Сама вызывалась с детьми посидеть, если мне нужно было куда-нибудь уйти. О такой соседке только мечтать…
Лида пригорюнилась, но вспомнила о ключах и ушла. А когда вернулась, опять принялась щебетать:
– Я тут за вашим наследством приглядывала. Пыль вытирала. Полы мыла. Подумала, неприятно будет человеку оставаться в нежилом доме, пылью пропахшем… Хотя бы и тому, кто купит. Кто зайдёт посмотреть, а дом будет выглядеть заброшенным. Понятно, и цены хорошей за него никто не даст.
Она замялась, а я почувствовала, что соседка не знает, как мне о каких-то своих сомнениях рассказать.
– Знаете, Лариса, я думаю, ваша тётя Липа не сама утонула. Её убили.
– У вас есть какие-то сомнения в том, что это естественная смерть? – строго, как на допросе, сказала я.
И не стала говорить ей о том, что в моем родном городе некая молодая дама, владелица фирмы по продаже оргтехники, тоже высказывала мысль, что среди зимы просто взять и пойти на реку, чтобы там провалиться в полынью, можно либо под большим градусом, либо нарочно свести счеты с жизнью от великой любви. Причем это относилось бы к какой-нибудь нимфетке, у которой не все дома по младости лет, а не к женщине за сорок…
– Я думаю, это её молодой любовник утопил!
– Молодой любовник?! – изумилась я.
Мы, то есть Киреевы, ничего прежде о таком в биографии тети Олимпиады не слышали. Уж, наверное, моей маме, своей, можно сказать, наперснице, она сказала бы об этом в первую очередь.
Ну хорошо, по крайней мере полгода до своей смерти она к нам в гости не приезжала, но ведь маме писала, и довольно регулярно. И ни словом, ни намеком…
Хоть мама об откровениях Липы при мне не распространялась, но, наверное, о таком-то бы обмолвилась.
Лида почувствовала мое сомнение и стала поспешно выдавать свои обобщения:
– Раньше-то у неё один был ухажер, постоянный. Такой представительный дядечка по фамилии Бойко. Жуть какой богатый! Он даже с охраной ездил. А уж дом у него… Я иной раз, бывало, иду мимо, да и остановлюсь, любуюсь…
«Завидую!» – отчего-то с раздражением подсказала я. Мысленно, конечно.
Теперь вспомнила. Про Бойко знала даже я. Просто обычно слушала вполуха, вот и открываю для себя Америку. Он по ней чуть ли не двадцать лет убивался. Такую вот безнадежную любовь к тетке питал.
– И этот молодой мужик… не больше тридцати, представляете, к ней таскается. Ну, то есть… видела-то я его всего два раза. У нас ставни, и если поздно ночью… – Она покраснела, но, заметив, что её сообщение меня заинтересовало, стала продолжать: – Правда, чего я не поняла, так это на что он Липе сдался? Ведь она его не любила. Ну нисколечко! Может, он и думал, что Липа в него влюблена, но мне-то со стороны было виднее…
Господи, о чём она говорит? При чем здесь теткин бойфренд? Но Лида будто не замечала моего отчуждения.
– …А на похоронах его не было. Если ты любил женщину по-настоящему, то не проводить её в последний путь… разве не странно? А ведь я его прежде не видела. Сначала думала, кто из казаков. Ивлевский. Там-то народу поболее нашего, сорок пять тысяч. Всех не узнаешь… А то, может, он откуда-то из центра?
– Об этом теперь остается только гадать, – согласилась я, отмечая про себя разочарование во взгляде Лиды. Она, наверное, надеялась, что мы с ней всесторонне обсудим версию убийства моей тетки каким-нибудь заезжим маньяком. Но мне хватает Ольки, у которой своё криминальное видение на всякое мало-мальски странное событие, происходящее в нашем городе. Потому я сказала, наверное, несколько суховато: – Скажите, а вы детективы любите читать?
– Люблю. – Она смутилась, понимая, куда я клоню. – Вы думаете, что на самом деле ваша тетя просто провалилась под лед?
– Разберёмся, – сказала я словами милиционера из какого-то старого фильма и поднялась на крыльцо.
Уже взявшись за ручку входной двери, я обернулась к Лиде:
– А он красивый был, этот тёткин хахаль?
– Как картинка! – отчего-то со вздохом сказала Лида. Везёт мне на этих фанатов детективного жанра! Олька всё мечтала поучаствовать в каком-нибудь расследовании, теперь соседка Лида решила организовать его себе сама. Если бы тетю Липу и вправду кто-то утопил, неужели милиция просто так взяла бы и закрыла дело?
К тому же в таком маленьком поселке почти все друг друга знают. Вряд ли такое «шило» могло целых полгода таиться в мешке и не вывалиться наружу… Тоже мне, мисс Марпл!
Нет, я вовсе о ней не читала, но поневоле посмотрела один из телефильмов об этой любопытной старушке, когда у меня в гостях была Олька.
Не успела я войти в дом и осмотреться, как Лида появилась снова и радостно сообщила:
– Свекровь в гости пожаловала. Я и выскочила на минутку. Пусть понянчится с внуками, неделю их не видела.
Хоть и на минутку, а Лида принесла с собой пакет с пряниками, а я как-то легкомысленно оставила сумку с продуктами в номере гостиницы. Собиралась ведь на дом только взглянуть. Пришлось порыться в кухонном буфете. Там отыскался сахар и полбанки растворимого кофе.
Пока я зажгла электрическую плиту, поставила чайник, соседка опять исчезла, а вернулась с охапкой дров.
– Надо печку протопить, – без вопроса сказала она, – а то вам спать сыро будет. Я изредка протапливала, а дров Липа столько заготовила – ещё на две зимы хватит. Под навесом лежат, потом увидите, когда станете по участку гулять.
Мы затопили печку, приготовили кофе, попили его с пряниками, а когда соседка ушла, на меня вдруг навалилась страшная сонливость. В двенадцать-то часов дня! Свежим воздухом отравилась, что ли? Дома я никогда не сплю днем. Правда, здесь мне всё равно нечего делать.
Я даже не стала стелить себе постель, а прямо-таки рухнула на диван в гостиной и накрылась пледом, который лежал рядом в кресле. Привычно сложенный, видимо, ещё самой теткой. Как странно, е давно нет, а вещи продолжают жить той же жизнью, что и при ней.
Если есть загробная жизнь… Интересно, почему мы, по природе своей атеисты, всё же допускаем, что – а вдруг? – там что-то есть.
Так вот, смотрит на меня оттуда тетя Липа и радуется. Чему радуется? Она же меня всегда любила, а теперь я здесь, в её доме… Который, кстати, собираюсь продавать. А что мне ещё делать? Сидеть без работы с детьми, как Лида? Мне и детей-то рожать не от кого…
Последняя мысль прошествовала по моему дремлющему мозгу, как сообщение бегущей строкой по дисплею, и я с удовольствием вдохнула исходящий от пледа запах любимых теткиных духов. В сон меня прямо потащило. Наверное, от того, что было в доме тепло и уютно и вовсе не стыло и одиноко, как в гостиничном номере.
Во-первых, прошлую ночь в гостинице я долго не могла заснуть, а когда заснула, спала вполглаза. Чем я дольше думала о случае в ресторане, тем более противными помнились физиономии четырех мужчин, один из которых, красивый и белокурый, приглашал меня на танец. Но он ударил бедного Леню, после чего потерял в моих глазах всяческую привлекательность.
Наверное, потому всё мне снились какие-то бандитские рожи, а чьи-то шаги в коридоре и даже бормотание телевизора в соседнем номере заставляли меня вздрагивать и просыпаться.
Если учесть и предыдущую ночь, когда я собиралась в поездку и встала чуть свет…