– У нас тоже случаются ошибки, – пробурчал Фёдор мрачно. – Ни с чем смерть твоей тётки не связывали. Думали, что её некому было убивать. Тем более что она вообще была особой неприкосновенной – любовью самого Александра Бойко!
– Он тоже не знает, что её убили?
– Это мне неизвестно.
– Но ведь Костромино всего лишь небольшой поселок, не город, того, кто прикидывался тёткиным ухажёром, наверняка видела куча людей!
– Может, видели, а может, и нет. Мало ли… Может, он приезжал откуда-нибудь из Двинцева и выходил из машины только здесь, перед тёткиным домом. Он думал, что соседка не представляет никакой опасности. А может, и не знал, что она его видела…
– Я тебя, между прочим, наняла детективом.
– И я дал согласие?
– Как честный человек, ты должен его дать.
– А ты, как честная женщина, тоже должна… – Он вроде даже потупился, притворщик!
– Тоже должна дать, – подсказала я.
– Лариса Сергеевна, вы меня удивляете.
Теперь пришла пора мне покраснеть, что я и сделала.
– Не думал я, что фоторобот, сделанный с помощью твоей соседки – нам ведь для этого пришлось везти её в Ивлев, – станет для неё смертельным занятием.
– А откуда вообще преступник об этом узнал?
– Вот и я думаю, что в костроминской милиции у них имеется некто…
– Думаешь, этот человек из сотни Далматова?
– Пока делать такие выводы рано.
– Но купил же у меня сотник дом.
– Хочет, чтобы ты здесь не задерживалась.
– Кому я мешаю? Я же никого не знаю…
– Кроме начальника местного угрозыска, – усмехнулся Михайловский. – Надеюсь, ты никому не хвасталась, что предложила мне работу частного сыщика?
Фёдор проницательно посмотрел на меня, но я устояла, не отвела взгляд, хотя была виновата, что называется, по полной программе. Герман предложил отвезти меня к сотнику до того, как я призналась ему в начатом расследовании. Кто-то видел, как Фёдор с Валерией приезжали ко мне в первый раз, вот и решили поторопить события.
– Послушай, но тогда в моём отъезде может быть заинтересован лишь человек, у которого рыльце в пушку.
– Аналитик ты мой! – Фёдор на мгновение обнял меня, но тут же отпустил – видно, какая-то мысль не давала ему покоя, а он не умел отстраняться от работы ни в какое время суток. – Разве ты не нанимала для таких дел одного нашего общего знакомого?
– Между прочим, этот знакомый ничего на моё предложение так и не сказал.
– И тем не менее. Кое-какие шаги он уже предпринял…
– Погоди, – я почувствовала, как сама погружаюсь всё глубже в эти размышления, – почему всё-таки Лида сразу домой не пошла?
– Скорее всего ей не дали пойти. Старушка нищенка видела, как в машину садилась женщина, поддерживаемая под руку мужчиной, но опознать его не сможет, зрение плохое. Увидела только длинный плащ и шляпу.
– И какая была машина – не знает.
– Ты права. Для неё все автомобили – нечто движущееся на колесах.
Теперь Фёдор сидел в кресле, а я ходила по комнате туда-сюда, пока он не поймал меня за руку и не усадил рядом. А я как раз думала о том, что если бы он не повёз Лиду в милицию… Идиотская привычка прикидывать, что да как, когда уже ничего нельзя исправить! Папа сказал бы: снявши голову, по волосам не плачут…
Но рассуждала я обо всем каким-то поверхностным слоем сознания, потому что ощущение нереальности происходящего меня не покидало. Не могло со мной такого происходить! Я здесь ни при чём! Я просто приехала оформить наследство.
Инстинкт самосохранения или растерянность человека, до сих пор в настоящий переплёт не попадавшего, толкали меня на какие-то немедленные действия. Оттого мне и ходилось, и маялось, а паника, меня охватившая, не давала спокойно обо всём подумать.
Фёдор почувствовал моё настроение и понимающе кивнул:
– Страшно?
Я не стала отвечать. Спросила только:
– Ты у меня останешься?
Что поделаешь, я боялась. Мой папа частенько приговаривает: «Главное, ввязаться в бой, а там разберёмся, где свои, где чужие!» Я ввязалась, и что. Не только не разобралась, а, кажется, запуталась ещё больше.
– Постелешь мне в гостиной? – Федор, скрывая улыбку, наблюдал за выражением моего лица.
– А на втором этаже не хочешь?
– Мне всё равно, я человек к неудобствам привычный. При необходимости могу спать даже стоя.
– Почему обязательно неудобства? Там такая огромная тахта, хоть конем гуляй!
– Конём – это хорошо.
Голос у Федора был как-то эмоционально не окрашен. Словно действительно ему всё равно, где спать. И с кем. Мое предложение, похоже, он расценил как жест испуганной женщины.
Как много условностей между людьми!
А может, они просто очень уязвимы? Не уверены в себе, не хотят услышать в ответ равнодушный отказ. Мне казалось, что уж такой красивый мужчина, как Михайловский, вполне в себе уверен… Или жена, бросившая его когда-то, поселила в нём сомнение в собственной привлекательности?
Ладно, всё понятно, рискну я. В конце концов, что же мне бояться одной, когда можно бояться вместе!
– Знаешь… – Мы сказали это одновременно и даже руки вытянули вперед в одинаковом жесте.
Фёдор улыбнулся:
– Хорошо, идём спать наверх, раз уж ты такая трусиха!
Он был очень нежен со мной. И вовсе не ледяной. Мужчина, истосковавшийся по женской ласке. А я-то думала, что он меняет женщин как перчатки.
Потом мы лежали обнаженные поверх одеяла и не спешили укрыться, только Фёдор всё крепче прижимал меня к себе. Как жаль, что он живёт в этой глубинке! Вряд ли ему захочется отсюда уехать, а я родилась и всю жизнь прожила в большом городе и не согласилась бы поменять местожительство…
До чего я дошла в своих размышлениях! Никогда прежде после первой ночи я не примеривала мужчину к себе. На долгие годы. Смешно! Для него это скорее всего эпизод. Между расследованиями.
Если память мне не изменяет, имя Фёдор переводится как «дар Бога». Одна наша клиентка решила назвать так своего сына и спрашивала у всех: не будут ли над ним смеяться дети?.. Божий дар Фёдор Михайловский!
Я спросила его:
– О чём ты сейчас думаешь?
– Интересно, что было нужно от тебя людям Бойко? Насколько я могу судить, к истории с твоей тёткой они никакого отношения не имеют.
И правда, о чём ещё можно размышлять, лёжа в постели? Не о том же, кто лежит рядом с тобой!..
Не стервозничай, Киреева! Можно подумать, убийство – такая мелочь, что с половым актом её и не сравнить. Какая пошлятина лезет в голову! А Федор продолжал рассуждать вслух:
– Может, это идея Бойко: установить наблюдение за тобой, ожидая, что ты приведёшь их к преступнику?
– Что ты такое говоришь! – испугалась я. – Чего вдруг преступник захочет встречаться со мной?
– Могу только догадываться, что на кону или большие деньги, или страх. Но в нашем деле всё же требуются улики, а не домыслы.
Скверные мысли лезли мне в голову: не я ли оказалась виной того, что Лида… Глупости, я ничего не делала. Попросила только Фёдора поработать на меня, но ведь об этом никто, кроме нас двоих, не мог знать! Обидно только, что на этой волне страха рассталась с жизнью женщина, которой бы ещё жить да жить.
– А ты о чём думаешь? – Мой возлюбленный наконец обо мне вспомнил.
– Скажи, Федя, а ты видел большие деньги?
– Когда я говорил про деньги, лежащие на кону, я не имел в виду конкретно деньги. Скорее, источник, из которого эти деньги всё время капают. Или льются. А вообще и большие деньги я видел. И даже держал в руках. Как говорил Высоцкий, ой, какие крупные деньжищи! Но представь себе, внутри ничего не дрогнуло. Наверное, потому что я четко понимал: они чужие. И что живой жизни – прости за тавтологию! – они мне не дадут.
– А как же выражение «деньги не пахнут»?
– А как выражение «честь дороже денег»?
– Это же девиз русских купцов.
– Это девиз всех честных людей. В последнее время слишком уж часто и упорно пресса и писатели-беллетристы навязывают читателям мнение, что среди полицейских нет честных людей. Мне всегда больно это слышать. Люди, которые в большинстве своем буквально не щадят жизни, пытаясь добиться хоть какого-то порядка посреди беззакония, вынуждены жить и работать с клеймом продажной твари.
– Перестань, – я прижалась к нему и поцеловала, – я вовсе так не думаю.
– Я считаю, что купленная жизнь как купленная женщина, – всё не мог успокоиться Фёдор. Помолчал, а потом тихонько засмеялся: – Лар, чем мы занимаемся в постели!
– А чем нужно? – тоже улыбнулась я.
– Ну уж, наверное, не глупыми разговорами, – сказал он и притянул меня к себе.
Проснулся мой полицейский в шесть утра. Мало ли на свете людей, просыпающихся в такое время! Но не после того, как заснут в четыре. Я с трудом заставила себя открыть глаза. Надо встать, приготовить ему завтрак.
Мне приходилось просыпаться в чужой квартире, но всё равно я считала своим долгом приготовить мужчине еду. А сейчас я к тому же представила, как неуютно может чувствовать себя человек в этом самом чужом доме.
Наверное, все прочие, но не Фёдор. Он прямо-таки пригвоздил меня к кровати.
– Спи, ещё очень рано!
А когда я всё же побарахталась, пытаясь подняться, он прямо заметил, что моё сопротивление его разжигает и наверняка помешает исполнению им служебных обязанностей.
– Вот послушай. Пока я буду бриться, чайник закипит…
– А где у тебя бритва?
– В машине. Взял на всякий случай.
– Был уверен, что останешься?
– Ни в чем нельзя быть уверенным, но почему не приготовиться на всякий случай? Тем более что в машине у меня обычно есть запасная бритва. Что бы ни случилось, начальник всегда должен быть чисто выбрит.
Ну и жук этот Фёдор! Небось и Леру предупредил, что останется у меня. А, впрочем, чего это я? Разве хоть на миг я о том пожалела?
– И что, ты побреешься…
– Чайник закипит, я заварю чай, сделаю себе бутерброд, проглочу и побегу. Так стоит ли тебе для этого вставать?