Конечно, я понимала, что Серджио ради моих прекрасных глаз от бизнеса не откажется, но Ольга права: мне следует поторопиться.
– Кстати, моим родителям ты позвонила?
– Я к ним заезжала. Сказала, что ты на днях приедешь и у тебя все в порядке.
Кажется, с моей подружкой что-то происходит, для неё нетипичное: за две минуты бизнесвумен Ольга Кривенко не произнесла ни одного матерного слова!
– Ты не одна в офисе?
– Почему, одна.
Я, грешным делом, подумала, что рядом с ней сидит некто Кононов по кличке Ушастый и Ольга при нем старается выглядеть тихой и белой, как овечка Долли.
– Лёлька, ты сейчас как раз Хмелевскую читаешь?
– А ты откуда знаешь? – удивилась она, хотя происхождение «холеры» и «гангрены» мне даже особо вычислять не пришлось.
– Я здесь общаюсь исключительно с полицейскими. Учусь. По-ихнему это дедукция называется.
– Везёт тебе! – завистливо сказала подруга.
Да уж, везет! Лучшие мужчины Гуляйполя, то бишь Костромино, буквально дерутся между собой за право поговорить с королевой компьютерного бизнеса Ларисой Киреевой или просто купить у неё наследный дом по двойному тарифу…
– А как там поживает Ушастый?
В трубке словно задохнулись, а потом раздался голос моей шефини:
– А что ему сделается, Ушастому?
– Ты его всё-таки выгнала?
– Ну не так чтобы выгнала…
Значит, я угадала. То-то мне казалось, что подруга излишне возбуждена.
– Олька, а Лёва знает?
– Никто ничего не знает, – каким-то угасшим голосом проговорила Оля. – Ни Лева, ни Ушастый. Как я теперь Левке об этом скажу? Он столько для нас сделал. Вот сегодня позвонил, на презентацию позвал… А тут ещё как назло ты в своей Кукуевке застряла. Надо посоветоваться, и не с кем, твою мать!
Знакомые ноты! Не стареют душой ветераны.
– Ладно, жди, скоро приеду. Тут всё к концу идёт.
– Ты там не очень-то, не храбрись, – сказала Ольга. – А то я тебя знаю. Начнешь права качать, а мужики, как ни крути, всё равно сильнее нас. Конечно, только физически.
Не храбрись! Чья бы корова мычала… И хотя Ольга сказала это для проформы, в её словах чувствовалось непритворное беспокойство за меня. Пустячок, а приятно.
Значит, я считаю, что всё идет к концу. Что – всё? Мои отношения с Михайловским. Эпопея с наследством. И вообще все непонятки. Вряд ли, когда это выяснится, мне позвонят в мой родной город и расскажут, что к чему.
Я подхватила свой пакет и заторопилась домой. Уж и не знаю, откуда взялось это желание – побыстрее вернуться к своему, пусть и временному пристанищу – в тёткин дом. Как будто возле него как раз происходило нечто, в чём мне непременно надо было участвовать.
Деньги у меня с собой, в сумке, документы тоже. Мой дом – уже не мой, хотя я и не написала сотнику Далматову никакой доверенности на право продажи или оформления. Но, наверное, если Георгий Васильевич захочет, он и сам всё оформит. В крайнем случае он свяжется со мной, и я вышлю все необходимые документы телеграфом.
Улица Парижской коммуны оказалась всего в трех кварталах от центра. Но едва я ступила на неё, как увидела вдалеке, судя по всему, как раз против моего дома, скопище машин. От неожиданности я сбавила шаг. Что там происходит? Я увидела даже трейлер с огромным двадцатифутовым контейнером. Уж не разбирает ли кто-то теткин дом в моё отсутствие?
Поневоле ускоришь шаг. Я подошла совсем близко, и тут мне навстречу из машины вышел сам Александр Бойко.
– Лара, ты не передумала уезжать? – спросил он деловым тоном.
– Не-ет, – растерянно проблеяла я.
– Вот и хорошо. Я как чувствовал. Я, честно говоря, за тебя переживаю. Словно Липа и вправду оставила под мой присмотр свою дочку, которой надо помочь собраться… Вот я и подумал, чего тебе самой со всем возиться. Помогу девчонке, чем смогу. Вызвал контейнеровоз. Иди в дом, распорядись, что грузить, как складывать. Ребята у нас опытные, они умеют паковать вещи.
Теперь он разговаривал со мной как близкий родственник. Этакий заботливый дядя Саша. Однако не только Жора Далматов хотел побыстрее выпроводить меня отсюда…
– Но почему такая спешка?
– Просто я подумал, ну что делать в нашей глуши такой молодой красивой девушке? Насквозь городской. Мало ли… Нет, если ты хочешь у нас задержаться, я могу выделить охрану.
– Не пойму, зачем мне охрана?
– А зачем убили твою соседку? – ответил он вопросом на вопрос.
– Она кого-то видела. Была нежелательным свидетелем, – неуверенно предположила я.
– А ты затеяла расследование и привлекла к этому делу полицию. Требуешь, чтобы поднимали давно закрытые дела…
Я почувствовала, как он хочет сказать что-то, чтобы от меня отмахнуться: мол, не моё это дело, то да сё.
Но в последний момент Бойко, видимо, передумал, потому что вдруг признался мне:
– Я поклялся перед портретом Липы, что её убийцы получат свое. Я отыщу их и заставлю жрать собственное… В общем, землю жрать! До твоего приезда я всё не мог нащупать ниточку, за которую мог бы распутать клубок. Может, у меня начисто отсутствует эта… дедукция? Я уже и Липу просил, пусть бы хоть намекнула!
– Как – просили? – не поняла я.
– Так, просил, – ничуть не смутился он. – Во сне ко мне приходит, смотрит, улыбается и молчит. Я спрашиваю: «Кто это сделал, Липа, скажи, и я порву его, как Тузик грелку!»
Он опустил голову, и мне показалось, что в его глазах мелькнула слеза.
Краска кинулась мне в лицо. Я почувствовала себя так, словно в чём-то предала тётку, не давая свершиться законной мести, и отдала её записку в руки представителя полиции, которая уже однажды закрыла расследование тёткиной смерти, назвав её несчастным случаем…
– Знаете, – с запинкой выговорила я, – может, вам это поможет… Я нашла записку тети Липы.
– Предсмертную?!
– Думаю, нет, скорее, она набрасывала это для себя. Может, откуда-то списывала.
– Где она, давай! – Он с надеждой протянул ко мне свою мощную лапищу.
– У меня её нет, – жалобно промямлила я, – полиция отобрала. Но может, вам и не очень важны эти суммы… В общем, там было написано: «Антитеррор» и суммы – двести-триста баксов с каждой точки кафе, баров, шашлычных.
– Антитеррор, говоришь? – Лицо его оживилось. – Значит, все-таки Далматов. Размеры дани, надо полагать. Кто же об этом не знал. Уж в бескорыстие Жоры мог поверить разве что младенец.
– Но если это не было секретом, тогда почему же убили тётку?
– Потому, что дело было накануне выборов в законодательное собрание, куда Жора таки прошёл. А тетка твоя пописывала в районную газету… Возможно, она пригрозила ему разоблачением…
– А Лиду почему убили? Выборы-то уже прошли.
– А Лиду – чтобы она исполнителя не узнала. Уж кто-кто, а Далматов знал, что я смерть Липы без отмщения не оставлю. Надо думать, боялся. У него-то против меня кишка тонка, хоть и денег, говорят, он успел наскирдовать прилично… Вот всё и встало на свои места.
– Александр, – сказала я осторожно, – вы думаете, моей тёте это бы понравилось?
– Что – это? – недружелюбно поинтересовался он.
– Ваша месть. И вот это выражение лица. Не прощающее.
– Наверняка бы не понравилось, – нехотя признался он. – Уж Липа меня цитатами бы засыпала, но я… не смогу с этим жить. Пусть она меня простит. Когда мы с ней встретимся, я ей все объясню…
Неожиданно он наклонился и поцеловал меня в щеку.
– Спасибо, что мне поверила… Да, я же видел, как ты колеблешься: говорить, не говорить… Всё будет хорошо. А мы вон тебе даже ящики привезли. – Он кивнул на штабель пустых ящиков, прислоненных к стене дома. Затем покашлял, чтобы успокоиться, и вошёл в дом, слегка подталкивая меня перед собой.
Прямо посреди гостиной стоял на стремянке какой-то парень и осторожно снимал огроменную и наверняка дорогущую тёткину люстру. Рядом со стремянкой наготове стоял ящик, выложенный изнутри бумагой и еще каким-то мягким упаковочным материалом. Другой мужчина командовал, стоя на изготовку:
– Так, а теперь медленно опускай, а мы с Гришей поддержим…
– Вот видишь, – сказал мне Бойко, – а ты боялась.
– Ничего я не боялась. Только не будете же вы люстру ставить в самом начале контейнера.
– Конечно, нет, но надо было просто с чего-то начать, пока хозяйки не было дома.
И тут я вспомнила, что ключи брала с собой.
– У вас был ключ от дома? – спросила я.
– Ключ? Какой ключ? А… не беспокойся, мы без ключа обошлись.
– Вообще-то этот дом уже Далматова, – на всякий случай напомнила я. – Георгий Васильевич его купил.
– Дом ему и останется, – хохотнул Бойко. – Дом мы разбирать не будем. Он же его не с вещами купил?
– Нет. Он даже сказал, что если я найду клад, то он тоже будет мой.
Понятное дело, встроенные шкафы мы ломать не стали, а вот тёткины вещи все упаковали. В конце концов, у меня есть мама, которая только немного мельче тети Олимпиады. И есть ещё одна тетка по её линии. В общем, берем всё. Не оставлять же вещи Жоре-Быку, который скорее всего их просто сожжёт.
Бойковцы работали споро. Вещи поместились в два больших ящика, и кровать тетки, сделанную на заказ, я тоже решила взять с собой. Будет же и у меня теперь своя спальня, в которую она прекрасно впишется. Да что там двухкомнатная, с деньгами тетушки я и трехкомнатную квартиру смогу купить!
Вещи из мансарды заняли треть контейнера, и мы теперь суетились на первом этаже. Бойко незаметно испарился, но я не слишком переживала его отсутствие.
Правда, перед этим он мне сказал:
– Продолжай руководить, Лариса, видишь, как ребята споро управляются.
Наконец контейнер был загружен. Отъехал трейлер. Сели в последний «форд» молодые парни, грузившие вещи, и с улицы ушли любопытные соседи.
Я зашла напоследок в дом. Пустой и какой-то гулкий. В нем осталось кое-что из вещей. Старенький, но рабочий холодильник. Небольшой светильник на кухне, шкафчики, стол с табуретками. Книжные шкафы, явно самодельные, наверное, первое из теткиных приобретений.