– Как ты уже догадалась, человек, который заплатил за дом, больше в нём не нуждается.
– Значит, Далматова убили?
– Убили. Вместе с верным другом Вирусом, тремя казаками, исполнявшими при нем роль телохранителей, и каким-то парнем в малиновом пиджаке с бабочкой.
Вроде официантов в малиновых пиджаках было двое, но второй, наверное, уцелел. Или успел уйти до заварушки.
– Это был его официант. А может, по совместительству и повар. Меня на кухню не проводили.
– Понятно, красиво жить не запретишь… Ну да ребята выяснят его личность…
– Какой-то ты сегодня странный. Может, потому что не выспался?
– А в чем ты видишь странность?
– Начинаешь с одного, перескакиваешь на другое. Явно резинку тянешь.
– Это потому, что я боюсь.
– Неужели бесстрашный супермент умеет бояться? Непохоже.
– Ага, тебя бы на моё место. Представь, решается твоя жизнь, а ты не знаешь, как отнесется к этому человек, на которого все надежды возлагаются. Вдруг то, что ты считаешь судьбой, для него так, семечки…
– Чего же тогда с ненадежным человеком о таких вещах разговаривать? Да ещё пособником бандитов.
– Я не сказал ненадежный, – запротестовал он.
– Михайловский, вы меня удивляете! – сказала я тоном строгой учительницы. – Сказали «а», говорите и «б».
Он набрал побольше воздуха, будто собирался нырять, и сказал:
– Ларка, пойдёшь за меня замуж?
Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Такое на его лице проявилось облегчение, будто он сбросил с плеч тяжеленный груз.
Не то чтобы я его предложению удивилась, но как-то не вязалось оно ни с нашим предшествующим разговором, ни с настроением… Совсем недавно, казалось, я его откровенно раздражала. Этот его лед во взгляде… Мы с ним провели всего одну ночь!
– Федя, ты застал меня врасплох, – медленно проговорила я.
При том моя женская суть чуть ли не вопила: «Соглашайся! Такой мужик – красавец! Все бабы обзавидуются!»
– А женщин врасплох брать и надо, – самоуверенно сказал он, – ещё тепленьких и расслабленных.
– Я бы хотела немного подумать.
– Но хотя бы в принципе: как ты считаешь, из нас получится хорошая пара?
– Если постараться, – сказала я неопределённо.
Но всё-таки что-то мне мешало радоваться его предложению. Может, то, что слишком многим мне в таком случае придется поступиться? Любимой работой, любимой подругой, близостью родителей, которых я в таком случае смогу видеть хорошо, если раз в год… Неужели я не способна на безоглядность ради любви? Или я не уверена в том, что она есть? Слишком много вопросов.
– Большинство знакомых мне женщин сочли бы лестным такое предложение, – сказала я в ответ на его тревожное ожидание.
– Я не говорю о многих. Как к моему предложению относишься ты?
– Думаю, ты будешь хорошим мужем.
А про себя усмехнулась, смотря какой смысл вкладывать в это определение. Интересно, опера вообще бывают хорошими мужьями в житейском смысле этого слова? Приходят домой вовремя, выходные проводят с семьей…
– Вместо определенного ответа – дипломатические увёртки.
– Но, Федя, – взмолилась я, – ты представь себе, сколько трудностей нам придется преодолеть…
– Нам! Ты сказала – нам!
Он схватил меня в охапку и закружил по комнате.
– Значит, ты меня хоть немножко любишь?
Странно, такой красивый, на мой взгляд, мужчина и сомневается в том, что женщина может его любить. Я всегда считала, что красавцы безмерно самоуверенны. Но главное, мне кое-что мешало… Отсутствие, нет, не легкости, а единения, понимания, общности интересов – тут можно было бы долго подбирать синонимы – словом, то, что объединяет мужчину и женщину тогда, когда они не лежат в постели…
Да, несомненно, Михайловский был куда основательнее того же Дольского, надежнее, даже величественнее… Но не могу же я всю жизнь заниматься тем, что разъяснять ему свои порывы, желания, интересы, которые он – как мне кажется – будет сравнивать с неким шаблоном, им же самим изготовленным.
Для того чтобы в этой ситуации определиться, мне и вправду нужно было время, а Федор этого не понимал. Он ждал, что я с сияющими глазами брошусь ему на грудь, орошая её счастливыми слезами.
Но поскольку Федор стоял и выжидающе смотрел на меня, мне пришлось играть. Итак, он спросил: люблю ли я его хоть немножко?
– А ты меня?
– Я первый спросил.
– Разве что самую малость.
Но он взглянул в мои глаза и решил, что всё обстоит несколько иначе, и откровенно этому обрадовался.
– Вот обида, а мне нужно уехать.
– Прямо сейчас?
Я подшучивала, но Фёдор огорчался всерьез.
– Меня будут ждать у дома через семь минут.
– Семь минут? Тогда не буду себя и растравливать. За семь минут мы явно не управимся.
Может, напрасно я меряю его по себе? Он просто серьезный, в отличие от меня. И думаю, на моё счастье, не слишком уверен в своей мужской неотразимости. Мне бы не хотелось сомневаться в его верности. Понятное дело, каждая женщина этого хочет, но вдруг мне повезёт?!
В какой-то момент меня захлестнула эйфория, но разумной частью сознания я понимала, что на самом деле не так-то всё просто.
– Федя, но сейчас я не могу остаться. У меня ведь тоже есть дело и обязанности перед подругой и партнёром. То есть я не могу все бросить и ни о чём больше не думать, хотя бы мне очень этого хотелось.
В самом деле я не могла. Если он по-настоящему любит меня, то должен это понять. И почему-то некстати выплыла мысль: а зачем тогда я отправила домой в контейнере тёткины вещи?
– И у меня по времени совпали две важнейшие операции: одна – по линии работы, другая – по линии жизни… Лара, завтра всё равно пятница. Побудь у нас хотя бы до воскресенья. В воскресенье утром выедешь… Но прямо сейчас ты не сбежишь? Смотри, а то я запру тебя в квартире.
– Не сбегу. Разве что в магазин ненадолго выйду.
– Зачем тебе понадобился магазин?
– А ты уверен, что в вашем холодильнике я найду все необходимое для приготовления ужина?
– Не уверен.
– То-то же.
– Неужели ты будешь готовить ужин?
Непонятно, что странного в том, что женщина собирается готовить ужин? Неужели до сих пор его дамы сердца не пытались завлечь Фёдора своей кухней?
Мои знакомые женщины первым делом угощают своих избранников чем-нибудь вкусненьким, обычно своим фирменным блюдом. Ведь даже маленьким девочкам известно: путь к сердцу мужчины… и так далее. Значит, ни одна из них не стала близка Фёдору настолько, чтобы могла с подобными намерениями подойти к плите.
Я всё никак не могла поверить, что он произнёс слова любви после одной-единственной ночи. Неужели так бывает? И не надо встречаться годами, чтобы получше узнать друг друга?
– Буду. А что в этом необычного?
– Тебе не понять. – На лице его появилось мечтательное выражение. – Чтобы в этой квартире, на обычной «брестской» плите, просто взяли и приготовили ужин… Нет, Лерка, конечно, пытается готовить, но чтобы взрослая женщина-хозяйка… А меню уже напечатали?
– Меню до срока не оглашается.
Он в показной задумчивости покачал головой:
– Придется ждать и надеяться.
– На что? – Пришла пора мне удивляться.
– На то, что ты не пересолишь, доваришь…
– Ах, ты… Федя съел медведя!
Я замахнулась на него кухонным полотенцем.
– Не сожжешь. – Он ловко увернулся, схватил меня и прижал к себе, целуя.
– Федя… Насчет отправки меня ведь никто и не спрашивал, понимаешь? Я пришла домой, а там уже стоит контейнеровоз, куча мужиков и пустых ящиков…
Сообщать мужчине такое во время поцелуя… Хорошо, что и он путает личное с общественным, а то мог бы обидеться.
– Я уже и сам понял, что налетел на тебя зазря. Скорее всего Бойко лишь хотел побыстрее отправить тебя отсюда, чтобы тебя его дела никаким концом не коснулись. Ну, дорогая, я побежал, а ты смотри, дальше магазина – ни ногой!
– Есть, товарищ майор! Разрешите идти к плите?
– А поцелуй на дорожку?
На поцелуй ещё немного времени оставалось.
В девять часов вечера Фёдора всё ещё не было. Торжественный ужин, задуманный мной, похоже, откладывался на неопределенное время.
Валерия ничуть не удивилась, когда я сказала, что пару дней мне придётся пожить у них в квартире.
– А что, класс, – сказала она. – Я хоть смогу представить себе, что такое настоящая семья. Правда, мама у меня чересчур молода…
– Так уж и чересчур!
– Думаешь, ты могла бы родить дочь в девять лет? – хмыкнула Лера.
Она пришла недавно и открыла дверь своим ключом, а я как раз на кухне заканчивала готовить праздничный ужин.
– Ой, как пахнет! – восторженно взвизгнула она. – Наверное, у меня руки не из того места растут. То, что я готовлю, есть можно, но оно никогда так не пахнет.
– Тогда давай садись, я тебя покормлю.
– А ты сама уже поела?
– Нет, я подожду пана майора.
– Подождёшь? Да ты за это время два раза успеешь проголодаться!
– Ну представь, папа придёт, а я ему в тарелку всё положу, а сама есть не стану.
– Подумаешь, его аппетиту это ничуть не повредит. Слушай, Лар, у меня идея: давай с тобой выпьем немножко. Всё-таки ты у нас в гостях. Впервые останешься ночевать…
– Ах ты, вредина!
– Кроме того, я думаю, стоит отметить ещё кое-что.
– А папа ругаться не будет?
– По праздникам он и сам мне рюмку наливает. Маленькую. А потом, ты разве забыла, я в валютный бар ходила.
– Как же, помню! – кивнула я. – Папе рассказала?
– Не всё, – призналась она.
– Ну хорошо. Мы в четыре руки накрыли на стол, поставили три прибора. На всякий случай, вдруг Фёдор сможет освободиться пораньше. Валерия принесла початую бутылку красного сухого вина.
– Борщ будешь? – спросила я.
– Ты приготовила борщ? Настоящий? – восторженно крикнула Лера.
– Можно подумать, у вас его не готовят, – недоверчиво улыбнулась я.
– У нас в основном варят щи, а борщ настоящий я ела только на Кубани. Вкуснотища!