Наследство в глухой провинции — страница 37 из 48

– Раз он борется с такими, как вы, значит, его романтика небесполезна!

Я повернулась и пошла прочь. Не оглядываясь. И даже не в ту сторону, потому что не хотела обходить его даже стороной. Нам вообще с Шуваловым не но пути, и всё!

Может, он и хотел сказать ещё что-то, но вслед кричать не стал. Не та выучка.

Боже, что это было? Я стала сбавлять шаг, потом пошла всеёмедленнее и медленнее, еле переставляя ноги, словно на спину мне взвалили неподъемной тяжести мешок. Перешла на другую сторону улицы и пошла в другую сторону, надеясь, что этот тип в черном «форде» уже уехал куда подальше.

Было и вправду тяжело на душе, как будто только что я избежала самого большого в своей жизни искушения. Тогда так ли нужно мне торопиться с моим замужеством? Почему я почти не раздумывая ответила согласием человеку, которого почти не знаю? Как, впрочем, и он меня. Нет, мои дорогие, надо отползать с этой дороги назад, на обочину. Потихоньку. Очень деликатно. И там, сидя в кустах, ещё раз все хорошенько обдумать.

– Лариса, Лара, подождите!

Я обернулась. Господи, опять этот «форд»! Опять этот Шувалов.

Он открыл дверцу и выскочил запыхавшийся, будто не ехал за мной на машине, а бежал.

– Лариса Сергеевна, вы действуете на меня гипнотически! В вашем присутствии я забываю о самых насущных делах и вообще будто перестаю принадлежать самому себе… Вы кричали на меня!

Он укоризненно взглянул. Я смешалась.

– Древние были правы, говоря: Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!.. И о чём вы забыли?

– Я вам не все бумаги отдал!

– Как, еще один магазин? – громко ужаснулась я.

– Нет, всего лишь квитанция на контейнер с вещами. Ведь без нее вы не сможете их получить.

– Спасибо, Серёжа. Простите, если я вам нахамила. Сама не знаю, что со мной случилось!

От моих слов он как-то сник и пробормотал:

– Пожалуйста.

И сколько я шла по улице, столько и чувствовала на спине его взгляд.

Вечером Фёдор, как и обещал, пришёл раньше – в половине девятого. По свидетельству дочери, даже очень рано. Так что за ужином мы собрались все трое.

– Друг твоей тётки умер, – сообщил он, за обе щеки уплетая борщ. Наверное, пообедать ему не пришлось. – Господи, разве можно сравнить это райское кушанье с тем, что готовят в нашей столовой!

– А зачем сравнивать? Просто ешь, да и всё, – посоветовала Лера.

– Я так и думала, – сказала я.

Мы сказали это одновременно, но Федор сразу перестал есть и воззрился на меня. Лера, которая было испугалась – чего она такого сказала? – украдкой облегченно вздохнула.

– В каком смысле – так и думала? Ты же его раненого не видела?

– Значит, мне так показалось. С твоих слов.

Я как раз уже открывала рот, чтобы сказать о своем посещении больницы, но после его свирепого взгляда решила повременить. Он-то просил, вернее, требовал, никуда из дома не выходить. Но я не хотела оправдываться в том, в чём вовсе не считала себя виноватой… Неужели он собирается проявлять свой деспотизм в семейной жизни? Я, конечно, согласна изредка подчиняться мужу, но постоянно ходить в строю – увольте!

Отчего-то подумалось, что к перечисленным Валерией недостаткам отца стоит причислить и вот этот – безапелляционность. Авторитарность. А ещё точнее, отсутствие гибкости, без которой в семейных отношениях не проживёшь. Если, конечно, жена не просто безгласное, послушное существо… Вряд ли я когда-нибудь смогу такой стать.

– У меня создалось впечатление, что ты сегодня меня ослушалась, – сказал он тоном герцога Синяя Борода.

Мы с Лерой украдкой переглянулись. Дело в том, что, вернувшись в квартиру Михайловских, я всё еще была под таким сильным впечатлением от прощания с Бойко и последующего разговора с Шуваловым, что рассказала всё Валерии – она как раз пришла из школы.

Вообще-то был всего первый час дня, а она уже отзанималась – не иначе опять сорвалась с какого-нибудь урока. Мы с ней посовещались, говорить об этом Фёдору или нет, и решили, что я посмотрю по обстановке.

Я подумала, что в такой ситуации лучшая защита – нападение, и потому огрызнулась:

– Между прочим, я была всего лишь в квартире, а вовсе не в клетке, которую ты по ошибке забыл закрыть.

– Объясни ты папе, а то он меня никогда не слушает, что в семье нельзя насаждать воинскую дисциплину, – вмешалась в разговор и Лера.

С чего я решила, что Фёдор свою дочь совсем затюкал? Вот она подрастёт и покажет папочке, где раки зимуют.

– Разговорчики в строю! – прикрикнул на нас Федор. – Разве вы уже поели? После ужина каждая по отдельности доложит, как прошёл день.

Мы опять заработали ложками, думая о своем. Посуду на кухню понесли мы с Лерой, и она сказала:

– То, что папка бурчит, – это всё мелочи. Но в глазах – ты не заметила – что-то такое искрит.

– Может, он просто за нас волнуется, потому и свирепеет?

– Фи, настоящую свирепость ты еще не видела.

– Лера, ты меня пугаешь!

Сообразительная девочка, конечно, не думала, будто меня этим можно испугать, но не догадывалась, что перспектива стать женой Фёдора всё меньше меня привлекала.

– Я боюсь, не случилось ли чего непредвиденного, – задумчиво сказала она, – а то наша поездка на Синь-озеро накроется. Я ведь тоже на нем ни разу не была.

– Что же может случиться?

– Ничего особенного, кроме того, что он опять пойдёт на работу.

– А что, обычно он и по субботам работает? – удивилась я.

Для нас с Олькой выходные были святы.

– Бывает, и по субботам. И по воскресеньям, – «обрадовала» меня Лера.

Да, кажется, синий взгляд майора Михайловского стоит дорого. Для его будущей жены. То-то Олька посмеётся!

Фёдор сидел на диване и смотрел «Вести». Валерия прошмыгнула к себе в комнату – до чего тактичная девчонка! – а я присела рядом с ним. Он молча обнял меня за плечи и, нажав на пульт, выключил телевизор. Пояснил:

– Потом посмотрю… Ну, и как ты?

– Нормально.

– Обиделась на мой казарменный тон?

– Для себя я это всё перевела в шутку. Ты на самом деле считаешь, будто с женщинами – независимо от возраста – надо разговаривать именно так?

– Всё дело в том, что я не знаю, как надо, – шумно вздохнул он. – То есть я не имею в виду свою работу или то, как воспитывать дочь…

– А, значит, в правильности своей воспитательской методы ты абсолютно уверен?

– Ты же сама говорила, что Лерка воспитана правильно.

– Правильно. Но почему ты считаешь, что немного ласки может испортить девочку?

– Девочек надо воспитывать строго. Ласка поселяет в них любовь ко всему человечеству, и они не разбираются в людях. Не могут отличить порядочных людей от всякой мрази…

Тупиковый разговор. Фёдор вбил себе в голову весьма спорные педагогические принципы и теперь ни в чем не сомневается. То, что его дочь, можно сказать, вышла сухой из воды, всего лишь дело случая. А если бы её насильник не расслабился после приличной дозы алкоголя или Валерия не смогла ударить его как следует? Об этом страшно даже рассуждать…

– Тогда в чём ты не уверен?

– Я всё время вспоминаю, как меня бросила жена. Может, с точки зрения женщины, во мне чего-то не хватает?

– Не могу знать, о чём думала твоя жена, – сухо проговорила я и спохватилась.

Это же элементарно. Разве так уж необычен её поступок? Многие женщины пытались делать что-то назло своим любимым. Правда, далеко не все в этом признавались. И не у всех это получалось удачно. Интересно, они жили в гражданском браке или ей срочно пришлось разводиться, чтобы поехать в Америку?

– Прости, я вовсе не то хотел сказать… А если и ты найдёшь во мне что-нибудь такое…

– Фёдор, перестань, с того времени прошло пятнадцать лет.

В самом деле, по-моему, он уже пробуксовывает на одном и том же месте!

Но и со мной тоже что-то происходило. Я никак не могла сосредоточиться на нашем общении с Михайловским. Какая-то часть моего «я» упорно пыталась вспомнить сегодняшнюю встречу с Шуваловым.

Местный воздух вреден для меня – я готова повторять себе это снова и снова.

Прежде я всегда была человеком цельным. Это не комплимент мне самой, а просто констатация того образа, который, кажется, постепенно мною утрачивается. То есть раньше я не мучилась сомнениями и не раздиралась противоречиями. Если бы прежде мне встретился мужчина, которого я полюбила, я бы тут же сказала об этом Коле Дольскому и ни в коем случае не стала бы его обманывать. Разрываться на два фронта не по мне. Я считала: или – или.

Но чтобы дать согласие на брак одному и едва не переметнуться к другому… нет, такого я от себя никак не ожидала. Хорошо было верующим людям. Согрешив, они накладывали на себя епитимью, отмаливали грех, вольный или невольный, и в самоистязании находили успокоение. В крайнем случае изводили себя постами и молитвами. А мы можем только есть себя поедом, как будто нам и так мало стрессов, или стараемся забыть о своих неблаговидных поступках в пучине удовольствий… Впрочем, ко мне это не относится.

Минуточку, я же ничего такого не сделала!

Но хотела…

Надо срочно переводить свои мысли на другие рельсы.

– Федя, твоя дочь считает, что ты приготовил нам сюрприз. В кавычках.

– Вот паршивка! – рассмеялся он. – И откуда в ней такая наблюдательность?

– Просто она женщина, Федя, пусть и несовершеннолетняя. Тебе не хочется, чтобы она взрослела?

– Я этого боюсь, – неожиданно признался Федор. – Представляешь, как-нибудь я прихожу домой, а у нее в гостях мужик, и она говорит: «Знакомься, папа, это мой муж, и я ухожу к нему жить…»

– И поэтому ты поторопился сделать мне предложение? – выпалила я.

Некоторое время он обалдело смотрел на меня, а потом шумно выдохнул.

– Всегда знал, что у женщин странная логика, но чтобы настолько… – Он привлёк меня к себе и крикнул в сторону комнаты дочери: – Валерка, иди сюда, дело есть!

Лера вышла к нам.

– Признавайся, за кого замуж собралась? – нарочито строго спросил он и незаметно подмигнул мне.