Из чувства вовсе не противоречия, а сострадания я нарушила первый же принцип: не брать попутчиков. Остановила машину возле голенастой, легко одетой девчонки.
Совершила всего лишь поступок человека гуманного, увидевшего симпатичное юное создание в весьма плачевном состоянии.
О чём, интересно, думают родители, выпуская из дома дочь в легкой юбочке и нарядной, с люрексом, кофточке, если на улице с утра всего плюс семь градусов. Да еще с северным ветерком.
Мой внутренний голос останавливаться на её взмах не советовал. Не из-за какой-то там опасности, а потому, что девчонка голосовала скорее всего водителю-мужчине. Поздно заметила, что за рулем женщина. Малышка искала приключений. Это я себе объясняла, когда уже тормозила возле неё.
Впрочем, она могла ко мне и не садиться в таком случае. Девочка же села.
– Как мне повезло, – доверительно сообщила она, устраиваясь на переднем сиденье. – Женщина! А то от этих козлов меня уже тошнит.
Она блаженно повела плечами, словно расправляя свой закоченевший организм. Со вздохом облегчения расслабилась, чтобы принять каждой клеточкой долгожданное тепло, вынула из кармана пачку «Дирола» и протянула мне:
– Угощайтесь.
– Благодарю. – Я взяла подушечку и скосила глаз на спидометр: худо-бедно, а сто пятьдесят километров мы с Федькой преодолели. Осталось пятьсот с небольшим. К вечеру – кровь из носа! – я должна быть в Костромино.
Юная попутчица молчала, видимо, уважая мою задумчивость. Коленки её до сих пор были синеватого цвета мороженой птицы, она украдкой потирала их, согревая, и я будто невзначай заметила:
– По утрам-то вроде пока холодновато.
– Ещё как, – поежилась она. – А сегодня к тому же и ветер поднялся. Я так замерзла, до сих пор зуб на зуб не попадает.
Ох, Киреева, могли бы повнимательнее относиться к тем, кого подсаживаете. Уж не подумали вы, что синие губы у девчонки всего лишь дань моде?
– Возьми-ка сумку с заднего сиденья, – скомандовала я. – Сверху лежит плед. Вытащи и завернись в него. Не спеши. Там еще термос с горячим кофе. Налей себе.
Девчонка сделала всё в точности, но удивительно аккуратно, не так, как многие в её возрасте, спустя рукава и впопыхах. То, что девчонке не больше шестнадцати, сомнений не вызывало. Наверное, она помогает матери по хозяйству, а не валяется целыми днями на диване, страдая от безделья.
Господи, я уже морализаторствую. Пора, пора замуж, как поёт моя подруга Оля, вон какие мысли в голову лезут.
Прежде чем завернуться в плед, девушка немного поколебалась, но потом сбросила туфли и забралась на сиденье с ногами. Теперь она с блаженной улыбкой медленно тянула кофе.
– Отпад!.. Меня звать Валерией, а вас?
– Лариса… Сергеевна.
– Да ну! А просто Лариса – нельзя?
– Можно, – улыбнулась я – эта шустрая девчонка всё больше мне нравилась, хотя принять её полностью всё время мешало несоответствие наряда Валерии и места, где я её подобрала. Но в конце концов, я ведь собралась её только подвезти, а не удочерить. – Куда путь держишь?
– В Ивлев.
От удивления я чуть было не выпустила из рук руль. Девчонка назвала районный центр, расположенный всего километрах в тридцати от Костромино, если я хорошо помнила карту. Видно, на совпадения моей семье везёт. Моя мама, например, три года не виделась с живущей в одном городе знакомой, а поехав в командировку в Москву, за неделю трижды встречала её то в метро, то в магазине, то просто на улице. Причём, и знакомая приехала в столицу всего на неделю, остановившись у приятелей на другом конце Москвы.
Однако совпадение совпадением, а торчать на шоссе в пятистах с лишним километрах от дома – не странно ли?
– Согрелась?
– Согрелась. – Она улыбнулась мне, но тут же её личико помрачнело. – Мне нравится ехать с вами, Лариса, но я не хочу вас наказывать. С мужчинами ведь можно поболтать. Поулыбаться. Если они от этого тащатся… А просто так ехать у меня денег нет. Ну ни копеечки! Если вы заработать хотите, лучше кого-нибудь другого подберите. Я не обижусь. Могу и на грузовике доехать. Среди дальнобойщиков иногда добрые дядечки попадаются.
Она уткнулась носом в обернутые пледом колени. И добавила тише:
– Даже не все пристают.
Мне показалось, еще чуть-чуть, и она заревёт, потому я сказала нарочито сухо:
– Успокойся, я извозом не зарабатываю, мне и так на жизнь хватает. А ты издалека добираешься?
– Из Сочи.
Держите меня, люди! Что же это за родители, которые отпускают таких детей добираться автостопом, без денег, чуть ли не через полстраны?!
Но Валерия почувствовала мое возмущение и принялась горячо защищать своих родителей. Вернее, родителя. Она всё время почему-то говорила: папа да папа. Слова «мама» я так и не услышала.
Дословно она сказала:
– Вы не думайте, что в Сочи – в такую даль! – я тоже автостопом добиралась. Туда я на Всероссийский фестиваль молодежных творческих коллективов поехала. С группой, как и положено. На поезде.
Оказывается, у нас в стране фестивали для молодежи проводят. А я уж стала думать, что подобные мероприятия канули в прошлое безвозвратно…
– И собралась я, как все, – продолжала Лера, – вещи теплые взяла, спортивный костюм. Они так в сумке и остались. В Сочи. И с собой мне папа дал двести рублей. Я их, кстати, и половины не израсходовала. А он больше дать хотел. Только, знаете, сейчас в милиции не очень много платят, а он у меня… начальник отдела!
Это прозвучало у девчонки так гордо, словно её папа был по меньшей мере министром иностранных дел, а не обычным полицейским, ментом, которых, как и нашу армию, не пинает только ленивый.
– Я больше и брать не стала. «Представь, – говорю, – папа, десять дней на всем готовом и дорога бесплатная. Не буду же я в Сочи по барам шляться!»
Она отчего-то смутилась.
– Какая же я всё-таки дрянь!
Девочка сказала это горячо, для верности даже головой покачала, но такой уничижительный эпитет не подходил к ней никаким боком. Ни к её открытой доверчивой мордашке, ни ко всему облику вчерашнего подростка.
Она как-то по-своему истолковала выражение моего лица, потому что пояснила:
– В бар-то ведь я пошла. В валютный. – И тут же обвиняюще уточнила: – Глупые девчонки у нас в школе мечтают туда попасть. Теперь я побывала и могу сказать: ничего особенного. Бармен такой высокомерный, шейкерами размахивает, как ребенок погремушками, да напитки спиртные в десять раз дороже, чем в любом нашем коммерческом ларьке… И мужчины там страшные…
– Какие? – изумилась я.
– Страшные. Как злодеи из сказок. Смотрят, смеются, а глаза у них такие, будто сейчас вынут ножи и начнут тебя резать…
Я невольно улыбнулась. Фантазия у девчонки!
– Не смейтесь, и вы бы так подумали. Смотрят на тебя так, будто в клетку посадили и теперь ты никуда не денешься. И просить их бесполезно, они не знают жалости…
Да, здорово малышку напугали. Нарочно при ней, что ли, рожи корчили? Или она просто чересчур впечатлительная, такой домашний маменькин ребёнок…
А вырастет наверняка красавицей. Ножки вон какие длинные да ладненькие, и глаза сине-голубые, от голодания, наверное, чуть ли не фиолетовые. Волосы русые, густые. Вон она их в косу заплела и какой-то тряпочкой завязала. В бар, наверное, с распущенными ходила, а в дороге они ей здорово мешали. Коса длинная, почти до попки. Много мужиков поведётся на такой набор…
Валерии, видно, хотелось выговориться. Как напроказившему ребенку, доверившемуся доброму взрослому.
– Я в Сочи с одной девушкой познакомилась. Старше меня на четыре года.
Ого! В её возрасте четыре года – целая жизнь. Новоявленная подружка небось красотой не блистала, так что Лера при ней сыграла роль входного билета в этот самый валютный бар.
Впрочем, Валерия если и была наивной, то никак уж не глупой. И она подтвердила мои мысли:
– Света, конечно, не очень красивая, но показалась мне девушкой доброй, потому что уже на второй день нашего знакомства предложила мне провести вечер с её друзьями… А я, знаете, всегда мечтала о старшей сестре, потому и относилась к девушкам старше меня с доверием и уважением…
Она тяжело вздохнула, как ребенок, который так и не получил долгожданную игрушку. Вернее, игрушка оказалась вовсе не такой, как девчонка хотела. Совсем не такой.
– Света была дежурной по этажу в пансионате, куда на время фестиваля нас поселили. В тот вечер как раз нам дискотеку организовали, и Света уговорила меня с неё удрать. Мол, зачем тебе нужны эти детские попрыгушки, лучше давай проведём время с интересными взрослыми людьми. Понимаете, до этого меня никогда не приглашали во взрослые компании. Папа вообще меня маленькой считает, хотя я уже и паспорт получила… В общем, я пошла.
Она замолчала. А я дополнила нарисованную Валерией картину:
– Вы посидели в баре, попили шампанское, а потом твои новые знакомые предложили провести остаток вечера в более приятной обстановке…
Сейчас я чувствовала себя старше Леры не на девять лет, а на целых девяносто. Эти затасканные приемчики нам давно известны, как и ухищрения, которыми с завидным постоянством пользуются стареющие казановы всех мастей, и с завидным постоянством на них попадаются наши младшие сестрёнки.
– Так и было. Я не хотела идти, но куда же от них денешься? Конечно, валютный бар был полон народу. На входе стоял полицейский. Когда мы потом уходили, он был на месте. Я могла бы закричать. Попросить о помощи. Но почему-то этого не сделала.
– Стыдно было?
– Ну да. Что бы я ему сказала? Меня кто-нибудь хоть пальцем тронул? Меня вообще в бар идти заставляли? Получался какой-то психологический гипноз. Теперь я могла бы объяснить это папе, а то он не понимал, почему девчонки покорно идут на явные неприятности, как овцы на заклание…
Моя попутчица определенно была незаурядной девушкой. Прежде всего она была в ладу с русским языком. Я хоть и технарь, а не могу не обращать внимания на то, как обеднел и засорился наш русский язык. Как плохо знают его молодые девчонки и мальчишки, порой бодро «спикающие», а на родном языке пользующиеся подобно знаменитой Эллочке-людоедке всего тринадцатью словами.