– Говорят, наши ивлевские крутые ездят сюда обедать. Наверное, не часто, всё-таки далековато…
Необъятных размеров хозяйка заведения с прической а-ля Беата Тышкевич из какого-то давно известного фильма силилась изобразить стопроцентную полячку. Видимо, таковые в её роду всё же имелись, потому что российская обширность мамы Ванды сочеталась с бело-розовой гладкой кожей, какой славятся полячки, а в глазах её светилась какая-то особая гордость, каковую прежде, наверное, называли шляхетской.
Увы, мне пока не довелось побывать в Польше. Хищные щупальца компьютерной фирмы «Каола» ещё не дотянулись до этой страны. Но под что-то этакое кафе было стилизовано.
Арочного типа дверные проемы, стены покрыты обычной с виду известкой, особой выделки деревянные столы и лавки, барная стойка в виде половины гигантского пельменя, наряд самой Мамы… Определенно здесь поработал хороший дизайнер. Если же и пельмени у них, как заявлено в рекламе, домашние, заведение это непременно должно процветать.
Я усадила Валерию за столик, а сама пошла побеседовать с мамой Вандой. К посетителям здесь подходили официантки, но мне хотелось подчеркнуть, что я тороплюсь.
– У нас едят все, кто торопится, – одновременно приветливо и строго сказала мне мама Ванда, таки с акцентом, и, надо думать, польским. – Мы привыкли. И умеем торопиться медленно. Без суеты.
Вот как, Мама цитирует древних греков? Или у неё получилось невольно? Но она не дала мне додумать, а просто крикнула в сторону кухни:
– Казимир! Две порции пельменей за третий столик. – И уже мне: – Садитесь, пожалуйста, вам принесут.
Я улыбнулась Лере и жестом показала, что пойду вымыть руки. Умывальник здесь был расположен сразу у входа и отделялся от зала невысокой перегородкой. Вода была такой холодной, что у меня заледенели руки, горячей не было. Я подставила руки под теплую струю электрополотенца, не столько высушить, сколько согреть. Тут в кафе опять кто-то вошёл, и удивлённый голос сказал глухо:
– Ты гляди, Щука, откуда-то здесь щенок Михайловского. Одна, без папочки…
Поверх перегородки я смогла рассмотреть двух вошедших мужиков, которые не обратили на меня никакого внимания.
– Кончай, Моряк, – торопливо заговорил другой, – давай лучше свалим отсюда. Вечно ты нарываешься. Сдалась тебе эта девчонка!
– А чего, спрашивается, мне отсюда валить? Во-первых, я соскучился по маминым пельменям, а во-вторых, мне давно пора повеселиться. Такой случай не скоро представится. Почему бы не насолить этому менту, который считает себя чересчур умным. Разве не по его милости я три года на нарах парился?!
– Что ты задумал, Моряк? – настаивал тот, кого назвали Щукой.
– Ещё не знаю, но душа куражу просит. Для начала познакомимся поближе…
Они прошли в зал и сели напротив нашего с Лерой столика, а я наконец отодвинула руки от горячей струи сушилки. И отчего-то сразу подумала: это они о Лере, но на всякий случай подошла к столику и спросила:
– Как твоя фамилия?
– Михайловская.
Значит, я угадала. О чем там говорила моя пассажирка в самом начале? Что её отец возглавляет какой-то отдел в милиции. Ты посмотри, какая дрянь этот Моряк! Не может отомстить папаше, решил справиться с дочерью. С девчонкой!
Но что он может сделать ей здесь, при всех? Или рассчитывает подкараулить, когда она выйдет из кафе?
Сама не знаю, откуда пришло ко мне это решение, но я сказала Валерии:
– Сделай вид, что мы с тобой случайные соседи. Будто я сама по себе и с тобой не знакома.
– Вы здесь кого-то встретили.
– Потом, в машине, я тебе все объясню, а сейчас главное – нам с тобой поесть как следует, а уж потом рвать когти.
Надеюсь, я не напугала её цитированием сленга из бессмертной комедии «Бриллиантовая рука». Она, не меняя выражения, согласно мне кивнула.
Папина выучка у девчонки, или она сообразительна сама по себе, а только Лера не стала озираться, шарить глазами по залу, а огляделась так незаметно, что я и не поняла, как она это сделала. Просто в один момент в её глазах появилось знание.
Я придвинула к ней сто рублей одной бумажкой и шепнула:
– Сама будешь расплачиваться.
Пельмени нам принесли, и Валерия как ни в чем не бывало сказала официантке:
– Получите, пожалуйста, с меня сразу, я тороплюсь.
– С меня тоже.
Она непринужденно сунула сдачу в карман спортивных брюк. И накинулась на еду так, что сразу стало ясно: девочка не просто проголодалась, она оголодала. Пельмени Лера глотала, даже не жуя, так что я незаметно сгрузила ей в тарелку половину своей порции. Лера посмотрела на меня чуть ли не со слезами, но голод всё равно оказался сильнее. Ничего, остальное доберёт в машине кофе, печеньем и бутербродами.
– Это Моряк, – с набитым ртом сказала дочь мента. – Папа его сажал. Между прочим, за дело. Непонятно только, чего он злится. Знал, на что шёл. Впрочем, папа говорит, что они все считают, что их наказывают незаслуженно. Вернее, чересчур строго.
– Второго звать Щука.
– Его я не знаю, – сказала Лера с сожалением. – Папа не очень любит со мной делиться. От подруг я узнаю куда больше, чем от родного отца! А Моряка у нас весь город знает, потому что его процесс был показательным. Наши ивлевские юмористы ему даже звание присудили: «Лучший медвежатник области». Один автослесарь – он на суде общественным обвинителем был – при всем народе его даже уговаривать стал. «Брось, – говорит, – свою уголовщину, переходи к нам в автосервис. Не меньше будешь получать, и никакого риска». Все в зале ржали, даже судья. А автослесарей после этого процесса стали звать медвежатниками. Только папа говорит, такие, как Моряк, никогда не работают. Для них это вроде бы позор, пятно на воровской репутации.
– Я понимаю.
Девчонка вываливала на меня все эти сведения, а я сидела с каменной физиономией и изо всех сил старалась выглядеть посторонней. Рассеянно кивала её рассказу, отвечала односложно, и Лера наконец поняла, что разговорилась не ко времени, и стала дожевывать свои пельмени молча.
Я тоже молчала, но мысли мои ворочались в бедной голове с такой быстротой, что, кажется, издавали шум на всё кафе: интересно знать, куда я лезу? Нет чтобы быстро схватить девчонку за руку, сунуть в машину и мчаться, что называется, на всех парусах.
Прежде я никогда не была любительницей острых ощущений. Как мне кажется. Не испытывала пристрастия к детективам и боевикам, предпочитала им любовные или рыцарские романы писательниц типа Барбары Картленд, где страсти высокие и чистые и нет вымученных эротических сцен, а герои изъясняются высоким штилем.
Что поделаешь, я сентиментальна и не стесняюсь признаваться в этом. Пусть надо мной посмеивается не только подруга Оля, но и друг Коля. Странно, подумала и удивилась, что имена моих друзей-приятелей элементарно рифмуются. А ещё в детстве «Королевство кривых зеркал» читала… Сентиментальность безо всякого поэтического воображения и соображения.
Что ж мне теперь отступать назад, когда два упыря с воровскими кличками уставились на наш стол. Причем интересую их не я, а эта юная девчушка, так неосмотрительно сбежавшая с дискотеки молодежного фестиваля во взрослый валютный бар.
Рассуждай не рассуждай, а пора действовать.
– Я выйду первая, а ты три секунды обожди и иди следом, – пробормотала я для Леры сквозь зубы.
Она кивнула.
Я даже не понимала, что уже увлеклась этим приключением и теперь что-то этакое изображаю. А-ля шпионку.
Едва прикрыв дверь, я метнулась к своей машине, завела мотор и стала на крыльце прямо за дверью, чтобы меня не было видно из окон кафе.
Дальше события развернулись так быстро, что я едва успела на всё среагировать. Дверь распахнулась, и из неё выскочила Валерия.
– Стой, сучка, стой, кому говорю!
Следом за ней выбежал Моряк и уже протянул руку, чтобы схватить девочку за плечо. Моя нога сама выдвинулась из-за двери в подножку. Я всего лишь слегка поддела поднятую для очередного шага ногу мужчины.
Вскрикивая от боли и матерясь, он исправно пересчитал ступеньки и тяжело, с хрустом упал у подножия лестницы. Мы никаких курсов не кончали, но некоторых приемов народного самбо не чураемся.
Из кафе выскочил Щука и неловко затоптался на месте, не зная, бросаться на помощь другу или разбираться со мной и с Лерой.
Я сунула руку в карман ветровки и сказала ему строго:
– Только попробуй сунуться!
Схватила Валерию за руку и потащила за собой, как катер баржу.
– Быстро в машину!
Я захлопнула дверцу и до упора выжала сцепление. Федька, завизжав покрышками, рванулась с места. Он вообще-то не любит такой бесцеремонности, но сейчас у меня не было другого выхода.
– Бедный Моряк! – с фальшивым сочувствием сказала Лера. – Как неловко он упал!
Но мне было совсем не до смеха. А если они бросятся за нами в погоню? Я не такой уж хороший шофер и могла бы участвовать в гонке с профессионалами лишь как жалкий дилетант, как говорится, со всеми вытекающими последствиями.
– Интересно, есть у них машина?
Невольно я сказала это вслух.
– Есть, наверняка есть! – закричала Валерия. – Как только ты заговорила о машине, я сразу вспомнила. Щука – бывший гонщик. Его так зовут из-за фамилии Щукин. Когда-то, говорят, он был известным спортсменом. А несколько лет назад в одном ралли его машина перевернулась и загорелась. Девчонки рассказывали, что у него на теле такие шрамы – смотреть страшно. Щука их очень стесняется, раздевается только в темноте. Ну, ты понимаешь…
Когда мы успели перейти на ты, я не заметила, но переводить наши отношения на официальные рельсы было глупо. «Мелкая» посчитала меня старшей подругой, пусть. Разве случайные попутчики себя так ведут? События затягивали меня в свой оборот, и мое желание и настроение уже в расчёт не принимались.
– …Тренеры Щукина в инвалиды зачислили, да и забыли о нём. Зато бандиты подобрали. И думаю, ни разу о том не пожалели. Он несколько раз увозил бандюков от такой крутой погони, что они теперь Щукина своим счастливым талисманом считают и сообща берегут… А по завершении дела дают ему равную долю, хотя он только баранку крутит.