Коннор махнул рукой.
– Ты это говоришь уже два года. Никто тебе не верит. И меньше всех Элан.
– На сей раз я всерьез, – ответила она. – И с утра первым делом я позвоню своему адвокату.
– Ну конечно. – Официант принес Коннору второй скотч со льдом. Он поболтал жидкость в бокале, наблюдая, как льдинки стучат о его края. – Вкуснятина.
– Коннор, я серьезно. – Слоан до чертиков надоел его сарказм. – И не потому, что это жутко унизительно. Хотя в некоторой степени, да. Точно не потому, что это больно. Но я должна думать о Хлое и Эване. Чему их научит такая жизнь? Хлоя будет расти с пониманием, что женщины – просто игрушки и что мужчинам нельзя доверять?
– И как же развод с Эланом сможет это исправить? – бесстрастно спросил Коннор.
– Не знаю. Но я чувствую, что должна забрать их из ЛА.
– Проблема не в ЛА.
Она посмотрела на него.
– О чем ты говоришь? Намекаешь, что проблема во мне? И не надо на меня таращиться. Я ненавижу, когда ты так делаешь.
Он откинулся на спинку кресла.
– Я просто сказал, что смена географического положения не сделает тебя более счастливым человеком, более самодостаточной личностью или лучшей матерью.
Она снова взяла вино.
– А может, и сделает.
– А может, и нет. Куда бы ты ни поехала, ты – это ты. А у твоих детей не будет отца. У них будет разбитая семья. Ты этого хочешь? Того, что было у нас? Посмотри на нас, вычеркнутых из завещания папы. Твои дети достойны лучшего.
Слоан допила вино и налила себе еще из бутылки, которую они заказали, – одно из самых дорогих старых вин своего отца.
– Что-то должно измениться, – сказала она. – И не надо вести себя так, словно ты у нас мальчик – эталон счастья и самодостаточности. Ты такой же несчастный, как и я.
– Только потому, что папа выкинул меня из завещания, – мрачно ответил он.
– Он и меня выкинул.
Коннор указал на нее пальцем.
– И именно поэтому сейчас ты не должна даже думать о разводе с Эланом.
Слоан сжалась в кресле.
– Я не могу остаться с ним только из-за этого. Деньги – еще не все.
Коннор драматически хохотнул.
– Ты просто восторг.
Она оглядела ресторан.
– Ну правда, Коннор. Посмотри вокруг. Все эти люди. Они не кажутся мне такими уж богатыми, но они смеются и радуются жизни.
– Это твоя проблема. Тебе всегда казалось, что по ту сторону забора трава зеленее. Но можешь мне поверить: никто из этих людей не счастлив. Они просто притворяются, как и все.
Официант принес первое блюдо. Слоан начала есть, но не ощущала никакого вкуса. Было трудно владеть своими чувствами, когда вокруг нее рушился весь ее мир.
– Думаю, я хочу сделать вот что, – наконец сказала она. – Перевезти детей в Лондон. Мы сможем начать все сначала, и мне не нужны деньги Элана. Даже если завещание не будет опротестовано, я смогу выжить на то, что он мне оставил.
Выражение лица Коннора стало напряженным, глаза под нахмуренными бровями смотрели прямо на нее.
– Погоди-ка, не так быстро. Это надо обсудить.
– Почему?
– Потому что он оставил лондонский дом и мне тоже.
– Но ты никогда не ездишь в Лондон, – ответила она. – Чем тебе мешает, что там буду жить я с детьми?
– Вот именно поэтому – что я никогда там не бываю. Отец кинул нас с винодельней, так что мне нужны деньги хотя бы от этой бесполезной лондонской недвижимости. Нам надо его продать.
У Слоан открылся рот.
– Нет, это невозможно. Этот дом не бесполезный.
Коннор смотрел на нее поверх стола, медленно и молча отхлебывая скотч.
– Тогда, сестренка, тебе придется выкупить мою долю, потому что половина дома принадлежит мне и я хочу свои деньги, а не эти крохи.
Слоан, все еще не веря, резко выдохнула.
– Ты это серьезно? Ты же знаешь, как я люблю этот дом, Коннор. И мы близки с Рут. Она мне как сестра, и Эвану с Хлоей с ней хорошо.
Но упоминание о кузине Рут нисколько не смягчило решимость Коннора.
– Ну так выкупи мою долю, и весь дом будет твой.
Он продолжал пить скотч, глядя на нее прищуренными глазами поверх края бокала.
– Я не могу, – ответила Слоан. – Если я это сделаю, у меня не останется денег.
Коннор округлил глаза, словно не мог поверить в ее глупость.
– Да брось. Только тот факт, что ты была дурой и подписала брачное соглашение, еще не означает, что Элан не должен будет содержать детей. Если мы продадим дом, у тебя будет не только то, что тебе оставил отец, но еще и выручка. Ты только подумай, сколько это денег. Элан может отдать тебе после развода дом в ЛА – если ты действительно пойдешь на развод, – и все с тобой будет в порядке. Ради бога, оставайся в ЛА. Где родился, там и пригодился.
Слоан откинулась на спинку и подумала об этом. Это была правда. Дом в Белгрейвии принесет много денег, но Элан всегда очень ясно давал понять, что никогда не отдаст дом в ЛА, даже ради детей, потому что он сам его построил. Он захочет купить им другой. Может быть, она попросит Элана выкупить половину Коннора в доме в Белгрейвии. Но согласится ли Элан? Зная его, возможно, что и нет. Он не захочет, чтобы она увозила детей в другую страну. И он попытается контролировать ситуацию, купив им дом в ЛА.
Официант принес порции пасты, но Слоан печально вздохнула, потому что увидела перед собой лишь тарелку с углеводами. Порция была небольшой, но все же… Тогда ей придется вытащить себя из постели на час раньше, чтобы сделать с утра дополнительные кардиоупражнения.
Чувствуя себя обделенной, она оглянулась на людей в ресторане. Они все смеялись, разговаривали и наслаждались едой и обществом друг друга. Они накручивали на вилки феттучини без малейших угрызений совести.
Слоан снова посмотрела на брата, сидевшего напротив нее. Он держал в одной руке телефон, и, нажимая на экран большим пальцем, просматривал сообщения, одновременно рассеянно забрасывая в рот пенне с курицей.
Слоан взяла вилку, наклонилась и вдохнула аромат соуса из белого трюфеля. В ее памяти всплыли леса вокруг отцовской виллы. Она вспомнила, как бегала и смеялась, гоняясь за собакой, которая нюхала и рыла землю.
И тут же что-то внутри нее растеклось лужей ностальгической тоски. Она сама не знала, по чему именно тоскует, ей хотелось бы более четкой, глубокой определенности. Намотав пасту на вилку, она закрыла глаза, и попробовала плотные, сваренные аль-денте[27] макароны. Ароматы грибов, масла и тимьяна ожили у нее на языке, а шершавая текстура феттучини вызвала всплеск чувственного наслаждения, которое распространилось по всему телу.
– Как же вкусно, – тихо произнесла она.
– Угу, – отозвался Коннор, продолжая просматривать свой инстаграм[28].
В этот момент Слоан больше всего хотела вернуться к своим детям и обнять их.
Глава 14. Фиона
Это был, без сомнения, самый вкусный ужин в моей жизни. После самого последнего блюда я подняла свой бокал брунелло.
– Пожалуйста, разрешите мне кое-что сказать. Эти слова от всего сердца. Вы, итальянцы, на самом деле умеете готовить.
Мария подняла бокал.
– Граци, Фиона, – сказал Винсент. – За чудесную еду и добрую дружбу.
– За все это, – ответила я.
Мы пили вино, а прохладный вечерний ветерок ласково раздувал зеленые ветви плюща вокруг нас.
– Скажите, Фиона. Вы переедете жить на виллу? – спросил Винсент.
Я поставила бокал и задумалась, как лучше ответить на этот вопрос. Конечно, я хотела ответить утвердительно – потому что именно это они хотели услышать, а они все ужасно мне нравились, – но ситуация была сложной. Я не могла им соврать.
– Я не уверена. Я пока еще не разобралась во всем, что происходит. Я все еще в шоке, и с трудом одолела джетлаг.
– Она остановилась в гостинице, – объяснила Мария.
– В гостинице, – нахмурившись, повторил Винсент. – Вы должны жить на вилле. – Он обернулся к Марии. – А что, София все еще занимает спальню Антона?
Мария застонала.
– Мамма мия. Везде разбросана одежда, туфли – тут и там. – Она обернулась к Марко. – Что было, когда ты подобрал ее в городе? Можем ли мы хотя бы надеяться, что она будет жить в другом месте?
Марко поставил локти на стол.
– Не сегодня. У нее был ланч с друзьями, и она уселась в машину с кучей пакетов из магазинов.
Мария помотала головой.
– Кто-то должен поговорить с ней. Она не может оставаться тут вечно, теперь, когда Антона больше нет. Я уж точно не собираюсь за ней убирать, а Нора уже устала делать ей эти тосты с авокадо, которые она просит каждое утро.
– Я могу завтра поговорить с ней, – сказала я, отхлебнув вина. – Вообще-то мне даже интересно с ней поговорить.
Мария обменялась взглядом с Винсентом.
– Она была последней, кто был с вашим отцом до конца, – сказала Мария. – Так что я понимаю ваше желание, Фиона. Но вы должны быть с ней твердой. Не поддавайтесь на ее слезы. Она может быть эмоциональной.
– Я буду осторожна.
Над столом опустилась тишина, и пауза в разговоре дала мне время вспомнить еще кое-что.
– Винсент, я чуть не забыла, – я взяла свою сумку. – Я была сегодня в банке в Монтепульчано, забрала кое-что из сейфа Антона. – Я вынула из сумки железный ключ и протянула ему. – Вы его не узнаете?
Он поднял ключ к мерцающему огню свечи.
– Выглядит очень старым. А с ним не было какой-нибудь записки, объясняющей, от чего он?
– Нет, в коробке больше ничего не было.
Он повернул ключ, положил себе на ладонь и долго смотрел на него. – Думаю, что могу знать.
– Правда?
– Я не уверен, но, возможно, это ключ от комнаты в винных погребах. Она стояла запертой десятилетиями, и Антон никому не позволял даже ступить туда. Отец говорил мне, что ключ исчез много лет назад, но, возможно, это он и есть. Естественно, он всегда и был у Антона. Вот старый черт.
Я выпрямилась.