Встав у края кровати, я взяла бритву. Запах пены для бритья был знаком мне, как влажный воздух Флориды.
– Как вы тут справлялись без меня? – спросила я.
– Без тебя все не так, – ответил он.
Я окунула бритву в мисочку с водой и осторожно выбрила ему челюсть и подбородок.
– Дома хорошо. Но и в поездке было очень интересно. Я многое узнала. – Я замолчала, сконцентрировавшись на том, что делала, потом сполоснула бритву и несколько раз постучала ей по краю мисочки, прежде чем продолжить. – Папа, нам надо поговорить.
Его кадык дернулся, и я посмотрела ему в глаза. Он озабоченно прищурился.
Или я увидела страх в его взгляде?
Прежде чем сказать еще хоть слово, я закончила бритье и насухо вытерла ему лицо мягким полотенцем. Все это время он тоже молчал.
Убрав бритвенные принадлежности, я снова села.
– Я хочу поговорить с тобой об очень важном, – наконец сказала я. – Но сначала ты должен кое-что узнать. На той неделе я сказала тебе неправду. Я сказала, что лечу в Лондон на конференцию, но это была ложь.
– Ложь?
– Да. Я летала не в Лондон. Я была в Италии.
Он крепко сжал губы и нахмурил брови.
– Зачем?
– Потому что скончался Антон Кларк, – ответила я. – У него был сердечный приступ, и он умер.
Мой отец покраснел и несколько раз моргнул.
– Антон Кларк?..
Сделав глубокий вдох, я очень медленно произнесла:
– Папа… Пожалуйста. Ты знаешь, кто это. Не делай вид, что это не так.
Казалось, он лишился дара речи, так что, помолчав, я попыталась снова.
– Я знаю про Антона с тех пор, как умерла мама, – объяснила я. – За несколько часов до смерти она сказала мне, что он – мой настоящий отец, но умоляла меня сохранить это в тайне от тебя, потому что она боялась, что тебе будет очень больно, если ты узнаешь, что я не твоя дочь. – Я опустила голову. – Она знала, как ты любишь меня, и я тоже это знаю. Ты был мне чудесным отцом. – Сделав глубокий вдох, я снова посмотрела на него. – Но ты же знал правду все это время, верно? Только делал вид, что не знаешь. Почему?
У него дернулась челюсть, и он отвернулся, прижавшись щекой к подушке.
– Я не желаю разговаривать про Тоскану.
Я выпрямилась на стуле и взяла его за руку.
– Мне очень жаль. Я знаю, что тебе неприятно об этом вспоминать, но нам надо поговорить об этом.
– Не знаю, для чего ты это делаешь, – пробормотал он. – Зачем ты начала этот разговор.
Я могла только попытаться по возможности объяснить ситуацию, потому что нам надо было хотя бы сейчас быть честными друг с другом. Я так устала ему врать.
– Папа, я понимаю, что это нелегко, но я должна понимать, что тебе известно и что ты думал и чувствовал все эти годы.
– Какая разница?
– Разница в том, что я тебя люблю, – сказала я. – И в том, что я очень сердита за то, что ты не впускал Антона в мою жизнь. Если мы собираемся продолжить, я должна понимать, что у тебя на сердце… И что в голове.
Он замотал головой и зажмурился.
Я попыталась снова.
– Я понимаю, что это должно быть очень тяжело, потому что мама предала тебя и ты растил дочь, которая была не твоей, – дочь, про которую жена лгала тебе. Тебе не кажется, что настало время поговорить об этом?
Он держался.
– Папа, пожалуйста, поговори со мной, потому что я летала в Италию еще и по другой причине, и теперь очень важно прояснить все до конца, потому что я больше не могу жить во лжи. Врать тебе. Ты теперь единственный отец, который у меня остался. – Он продолжал смотреть в другую сторону, и тут я сказала ему правду: – Антон упомянул меня в своем завещании.
Наконец папа повернул голову на подушке и посмотрел на меня, но все еще продолжал молчать.
– Потому я и поехала туда, – продолжала я. – Я остановилась на винодельне, я встретилась с семьей – с его двумя детьми, моими единокровными братом и сестрой. Папа, он оставил мне все. Всю винодельню. Все деньги. Все.
Брови отца взлетели высоко на лоб.
– Что он сделал?
– Я знаю. Я тоже была в шоке, потому что даже никогда его не видела и он не пытался общаться со мной. Все это время я считала его ужасным человеком. Я не хотела встречаться с ним из любви к тебе, и я думала, что он изнасиловал маму, или что-то в этом роде, но это все было совсем не так, и, как выяснилось, ты знал об этом. – Я внимательно посмотрела на папу. – Ты знал, что Антон любил маму и что он провел всю свою жизнь, тоскуя по ней, и он сдержал данное ей обещание – никогда так и не говорил мне, что он мой настоящий отец. Все время, пока был жив.
Морщины на папином лице стали еще глубже.
– Но ты всегда это знал, – продолжала я. – Мамина страшная тайна на самом деле вовсе не была тайной.
Он замотал головой.
– Я не знал.
Разочарованная сильнее, чем можно было предположить, я тоже зажмурилась.
– Пожалуйста, не надо мне врать, папа! Я знаю, что ты знал, потому что я прочла письмо, которое ты написал Антону после маминой смерти. Ты просил его и впредь держаться подальше.
Папа лишь моргал, а его щеки заливались краской.
– Почему ты не сказал маме, что знаешь? – спросила я. – Мы с мамой всю свою жизнь только и делали, что пытались скрыть от тебя правду, и из-за этого я потеряла возможность узнать своего настоящего отца, я думала о нем самое ужасное, а он этого не заслуживал. А теперь он умер, и я никогда не увижу его, и это, наверное, будет мучить меня всегда.
Папины глаза наполнились слезами.
– Я ничего не говорил, потому что боялся тебя потерять.
– Так же, как ты боялся потерять маму?
– Да.
– Потому что ты в ней нуждался? Чтобы она заботилась о тебе? Была твоей сиделкой?
Это было жестоко, и я понимала это, но я была рада, что сумела произнести эти слова. Я должна была узнать правду.
– Нет, – ответил он. – Я любил твою мать, и тебя я тоже люблю. Я не могу представить себе жизни без тебя. И я не хотел, чтобы меня бросили. Я не хотел, чтобы ты ушла от меня.
Я оперлась локтем о стул и несколько секунд просто смотрела на него. Меня захлестнули воспоминания – как я, очень маленькая, карабкаюсь к нему на колени и переворачиваю страницы книжки, чтобы он мог читать ее мне. Как мы с ним, смеясь, ездим по дому на его самоходной коляске. Потом, позже, когда я стала старше, я рассказывала ему про уроки плавания и про праздники, на которые ходила. Я делилась с ним всем, и он всегда увлеченно слушал.
Даже тогда я уже понимала, что являюсь для него окном в мир, который для него закрыт. Это давало мне смысл в жизни, наполняя меня ощущением собственной ценности, несравнимой больше ни с чем в моей жизни. Никто не любил меня так, как он. Я понимала, сколько для него значу… как я для него важна. Я была для него жизнью, которую он не мог прожить сам. Я была для него целым миром.
– Я знаю, папа, что ты меня любишь, – мягко сказала я. – И мне важно, что я нужна тебе. Ты позволяешь мне осознать мою ценность. Но тебе никогда не хотелось дать мне что-то взамен? Предпочесть мое счастье – своему? Когда мама умерла, мне было всего восемнадцать, и мне пришлось занять ее место, чтобы подбадривать тебя, чтобы мотивировать тебя к жизни. В то время это легло на меня громадной ответственностью, и, не буду врать – это продолжается до сих пор. Мне тридцать лет, и я никогда не могла построить ни с кем долгих отношений, потому что все мое существование вращалось вокруг тебя. Я должны была быть уверенной, что с тобой все в порядке, ты не сдашься и не умрешь. Мама так старалась добиться этого, наполняя счастьем каждый твой день, но я только сейчас поняла, откуда у нее появились все ее страхи. – Мне было очень тяжело говорить это отцу, мой голос дрожал. – Потому что это ты сказал ей, что умрешь, если она бросит тебя.
Его голос прозвучал тихо, побежденно.
– Откуда ты это узнала?
Все встало на свои места.
– Я встретила в Италии человека по имени Франческо. Он был шофером Антона и его близким другом. И он был маминым другом тоже, он отвез ее в больницу в Монтепульчано, когда тебя увезли на «Скорой». – Я замолчала. – Пожалуйста, скажи мне правду, папа. Ты бы действительно сдался? Или же ты просто пытался таким способом сыграть на мамином чувстве вины, чтобы она осталась с тобой?
Он тяжело сглотнул и ничего не ответил.
– Мама думала, ты вообще не хочешь иметь детей, а потом у тебя оказался ребенок, который даже не был твоим. Папа, поговори со мной. Скажи, что тебе нужна была не только наша забота. Или что ты не пытался наказать маму или Антона, удерживая меня вдали от него.
– Я любил ее, – снова сказал папа. – Но она не любила меня. Или любила, но не так, как любила его. Меня она так никогда не любила. И были дни, когда я просто ненавидел ее за это и обвинял в том, что случилось со мной. Поехать в Тоскану с самого начала было ее идеей, и если бы она не завела там этот роман… Если бы не ускользнула из дома и не побежала той ночью на виллу…
Он замолчал и крепко зажмурился.
– То, что со мной произошло, – ее вина. И были дни, когда я жалел, что вообще ее встретил.
Видя, что в нем до сих пор кипит злость, я села и подождала, чтобы он взял себя в руки и продолжил.
– А уж Антона я ненавидел вообще больше всех на свете. Никто не верил мне, когда я говорил, что он нарочно переехал меня. Даже твоя мать. Особенно она, что только еще сильнее бередило рану. Мне сказали, это несчастный случай… может, и так… в любом случае я считаю, он виноват. Так что я даже отчасти рад, что он умер. Вот. Ты хотела, чтобы я был честен, я сказал тебе все. Я не горжусь этим, но это так.
– Папа…
– Это не отменяет факта, что я люблю тебя больше всего на свете и не могу жить без тебя, потому что, когда ты появилась, ты принесла с собой столько радости, а я вообще не ожидал, что смогу еще снова испытывать радость. И мне было вообще неважно, что ты была не моя. Но я знал, что, если твоя мать уедет в Италию к Антону, она заберет тебя с собой, а я не мог допустить, чтобы это случилось. И в тот день в больнице я