Ведьма накрыла лаиссу куском полотна, оставив открытой грудь, зажгла витые свечи, расставив их вокруг стола, и заговорила непонятные слова. К кому она взывала, что говорила, как долго длилось ее бормотание, Лиаль не могла понять. Ее сознание плавало в вязком тумане страха и надежды. Не верилось, что вскоре ее юная жизнь оборвется, так и не успев начаться. Как не верилось, что, познав радость поцелуя возлюбленного, она отравила его душу ложью, прогнав, чтобы он не вмешался и не прервал ритуал. Молитвы и слова, обращенные к Гаэрду, смешались воедино, и Лиа уже сама не понимала, кому и что она говорит мысленно. Она не заметила, как голос старухи стал громче, как поднесла ведьма острый нож к горлу благородной лаиссы. В девичьей груди отчаянно билось преданное и горячее сердце. Отстукивало свои последние мгновения. Тук-тук-тук… тук… тук…
Верный Ветер уносил Гаэрда все дальше, прорывался сквозь метель, ожесточенно завывавшей, кружившей вокруг всадника и его коня, будто голодный зверь. Гаэрд зло пришпорил скакуна. Тот протестующе заржал, но остался не услышан. Кровь огненным потоком неслась по телу благородного ласса. Слова Лиаль все еще звучали в его ушах. Омерзителен, противен, ненавижу…
Но ведь были дни, проведенные в замке и тот вечер, когда невозможно было наговориться, не было сил расстаться даже на ночь. Были дни, проведенные рядом в дороге. И ее касания были, и взгляд, наполненный грустью и чем-то еще, от чего сладко ныло его сердце. То, что позволило ему сегодня целовать лаиссу, и был ее несмелый ответ. И ее руки на его плечах тоже были, как и срывающийся шепот, которым она произнесла: «Гаэрд». Все это было и противоречило последним словам, брошенным Лиаль в лицо мужчине.
- Стой! – вскрикнул он, натягивая поводья. – Она прогоняла меня! Святые, она гнала меня, чтобы я не мешал… Чему?
Выругавшись и обозвав себя дураком, ласс Дальвейг развернул Ветра и вновь пришпорил. Теперь ветер подгонял коня, словно понукая его и вынуждая бежать быстрей, и жеребец бежал так быстро, насколько мог, насколько ему позволял снег, сыпавший под копыта.
- К Нечистому! – воскликнул Гаэрд, не в силах справиться с обуревающей его тревогой.
Почему послушался? Ведь чувствовал же, что будет что-то нехорошее. Знал, что нельзя доверять ведьме.
- Дурак! Какой же легковерный дурак, - приговаривал он, выплескивая в словах переживания и страх, вдруг сковавший душу льдом. – Святые, не оставьте, - ладонь сжалась на рукояти Халидура.
В деревню Ветер влетел, подобно своему тезке, продолжавшему подгонять жеребца, налетая на него и всадника яростными порывами. Гаэрд натянул поводья, спрыгивая на землю, вбежал в крестьянский дом и накинулся на Эльгу, расстилавшую постель.
- Где дом ведьмы?
- Так там, - женщина указала в сторону рукой. – За деревней, недалече. Низенький такой, одинокий. А что случилось-то, господин?! – крикнула она в спину выбегающего обратно на улицу Гаэрда.
- Знаешь, зачем она лаиссу забрала? – полуобернувшись, нетерпеливо спросил Дальвейг.
Женщина пожала плечами.
- Да мало ли… Ниска зла не делает. Ну, снеди принести, в доме, там, прибрать. Сорочку пошить, или хлеба испечь. Старая же уже. Может, каприз ее такой, чтобы благородная лаисса полы ей вымела. Кто же ее разберет.
- Полы вымела? – криво усмехнулся Гаэрд. – И для того меня из деревни велела выгнать? Нет, тут не полы.
Дверь за ним захлопнулась, оставив женщину в растерянности. Он вновь вскочил в седло и тронул поводья.
- Неси, друг, неси так быстро, словно за нами гонится сам Нечистый, - взмолился мужчина.
Конь, словно поняв хозяина, сорвался с места. За деревней они остановились, пытаясь понять, куда ехать дальше. Луны не было, и ласса окружила тьма. Теперь же мужчина напряженно вглядывался в непроглядную ночь до боли в глазах.
- Туда! – воскликнул он, заметив далекий блик.
Свет был настолько слаб, что через мгновение Гаэрду подумалось, что блик ему привиделся. И все-таки он гнал в ту сторону Ветра, стирая с лица снег, стиснув зубы и молясь Святым, не оставить его и сейчас. Вскоре сугробы не позволили коню бежать, и пришлось замедлиться. Но дом ведьмы уже манил всадника, слабым светлячком поблескивая среди ночной мглы.
Достигнув низкой избушки, Дальвейг спрыгнул на землю, сразу провалившись в сугроб. Тихо выругавшись, он подобрался к окну, затянутому морозным узором. Дохнув на него, Гаэрд расчистил себе небольшое кусок и заглянул в него. Увиденное потрясло мужчину. Он бросился к двери, рванул ее, но дверь оказалась заперта. Не желая медлить и требовать открыть, ласс отцепил от седла притороченный к нему лук, взятый у одного из ратников после столкновения с охотниками, вытянул из колчана стрелу, наложив ее на тетиву. Затем снова заглянул в окно и ударил по нему локтем.
Ведьма, поднесшая нож к горлу Лиаль, отрешенно лежавшей на столе, вздрогнула и подняла голову. Большего она сделать не успела. Вжикнула выпущенная твердой рукой стрела, пробила череп старухи, войдя точно между глаз.
- Дверь открой, живо! – гаркнул Гаэрд.
Лиаль, слабо понимающая, что происходит, поднялась со стола, прикрываясь тканью, и послушно направилась к двери, отодвигая засов. Затем обернулась, взглянула на мертвую старуху и вскрикнула.
- Ниска… Ригн… Ты! – Лиа обернулась к Гаэрду. – Что ты наделал! Ригн теперь умрет! Моя жизнь была платой, мое сердце было платой, а ты… ты все испортил! – истерично выкрикнула она, бросаясь на мужчину с кулаками. – Почему ты не уехал?!
Гаэрд перехватил ее руки, сжал запястья и с силой встряхнул.
- Это что ты чуть не сделала?! – закричал он в ответ. – Совсем разума лишилась? Меня выгнала, чтобы пойти под нож убийце! Глупая, глупая Лиа! Зачем?! Зачем… - совсем тихо повторил он, опускаясь на колени и обнимая лаиссу.
Гаэрд прижался щекой к груди возлюбленной, с наслаждением слушая, как быстро стучит ее сердечко.
- Не отпущу, - прошептал он. – Никогда.
- Гаэрд, - сдавленно выдохнула Лиаль, - Гаэрд…
Он поднял голову, глядя в лицо лаиссе.
- Я успел, Лиа, - он вдруг рассмеялся и снова прижался к ней щекой. – Все понял и успел. К Нечистому… Святые… - тут же вскочил на ноги и снова встряхнул девушку. – Никогда не смей больше со мной такое проделывать, больше я не поверю. Омерзителен, противен, плевать. Я больше не уйду, слышишь меня? Не уйду!
- Не противен, - мотнув головой, жарко воскликнула Лиаль. – Омерзителен был мой язык, когда лгал тебе! Все не так, все было ложью…
Не слушая ее, Гаэрд обхватил лицо Лиаль ладонями и покрыл быстрыми жадными поцелуями, порывисто прижался к губам и очнулся, осознав, что лаисса прикрыта куском тонкого полотна, а в разбитое окно врывается ветер и снег. Понял, что прижимает ее к холодным доспехам и отпрянул.
- Одевайся, - велел он. – Немедленно одевайся.
Пока девушка одевалась, Дальвейг стоял, напряженно глядя в прикрытую дверь, стараясь не думать о том, что держал в объятьях желанную женщину, полностью лишенную одежды.
- Я готова, - произнесла Лиаль, встав за спиной Гаэрда.
Он обернулся и снова притянул к себе девушку, прижимаясь щекой к ее волосам.
- Ты заставила переживать, - сказал он.
- Я хотела спасти брата, - ответила лаисса и воскликнула. – Святые, Ригн! А если теперь…
- Она так долго творила свои заклинания, чтобы вытащить его, а умерла, не произнеся ни слова, - произнес Дальвейг. – Все будет хорошо, Лиа.
- Ах, кабы так… - прошептала девушка, поднимая лицо к своему спасителю.
Дальвейг не удержался и вновь коротко коснулся приоткрытых губ.
- Почему ты целуешь меня? – спросила Лиаль, жадно вглядываясь в глаза ласса.
- А ты не понимаешь? – улыбнулся он.
- Скажи, - потребовала она.
- Потому что люблю, - ответил Гаэрд.
Лиаль рвано вздохнула, на мгновение прижалась к мужчине и вновь отстранилась, заглядывая ему в глаза.
- И супруги, правда, нет?
- Небесные Покровители мне свидетели, - легко рассмеялся Дальвейг.
После приобнял лаиссу за плечи и повел к дверям. Уже садясь на Ветра, Лиаль вспомнила:
- Ты же не рассказал мне легенду!
- Все расскажу, клянусь… возлюбленная, - она не увидела его улыбки, но почувствовала ее и повторила вслух:
- Возлюбленная. Как же это хорошо.
Гаэрд вновь негромко рассмеялся и направил коня в сторону деревни. Впервые за долгое время на душе обоих было спокойно и легко. И ночь уже не казалась такой темной, и метель не столь злой. Все это так неважно, когда рядом бьется горячее любящее сердце… живое сердце.
Глава 20
- Еще, - звонкая монета упала на грубо сколоченный деревянный стол.
- Как пожелает, благородный господин, - трактирщик согнулся в низком поклоне, с опаской поглядывая на высокородного посетителя, пившего уже четвертый кувшин пенящегося эля.
Ласс окинул трактир хмурым взглядом, затуманенных хмелем глаз. Его телохранители сидели чуть поодаль, не подходя к господину, но следя, чтобы никто не помешал его уединению. Наместник Провинции Нест не желал сегодня, чтобы его трогали и лезли с разговорами. Все, чего он хотел – это напиться до потери сознания, забыться во хмелю, отпустив хоть ненадолго чувства и мысли, терзавшие его уже столько дней.
Перед Ренвалем появился новый кувшин, из которого он тут же плеснул в свою кружку и поднес ее к губам, делая большой глоток.
- Господин желает снеди? – в который уже раз спрашивал его трактирщик.
- Господин желает, чтобы пес исчез, - ответил ласс и бросил на мужчину короткий злой взгляд.
Трактирщик вздрогнул и поспешил убраться подальше от опасного гостя. Ренваль усмехнулся и сделал следующий глоток. Нет, он не был в ярости, да и не злился на самом деле, а если и была злость, то только на себя, на свою слепоту и нежелание разглядеть очевидное. Пустота внутри росла, с каждым днем все более превращаясь в бездонную пропасть, которую не могло ничто заполнить. Воспоминания прошлого больше не приносили грусти и болезненной нежности, они рождали ненависть. Ненависть, направленную на Анибэль. Глупая баба, испоганившая его жизнь, заставившая забыть, что это она умерла, а не он. Смерть была ее выбором, ее! Почему Ландар похоронил вместе с ней свою душу? Почему решил, что с ее уходом для него закончилось все светлое, что может быть в жизни?