Кормлю котов, произнес он, кормлю котов. Начал перелистывать страницы телефонной книги, проверяя адреса, которые дал ему с собой Фред Блауманн. Это были разные ведомства, различные исследовательские учреждения, куда Грегору Граднику следовало бы явиться, разные фонды, где некоторым людям стоило хотя бы представиться, всякие контактные лица… на этом выражении он остановился: контактное лицо. Следует много раз произнести: контактное лицо, контактное лицо. Повсюду контактные лица, влиятельные лица, очень важные лица, особые лица, персональные лица. И ни одного человека, с которым можно пойти выпить пива. За исключением музыканта Вилли в холле перед привратницкой. Но он и туда едва доползает. Вилли — уходящая натура. Грегор крошил хлеб, удивляясь своей внезапной злости. Она возникла как-то бездумно, из воздуха. Он крошил хлеб в каналы, проложенные в разлитом по столу молоке, долго таращился на прогноз погоды. Он переехал из Флориды на восточное побережье — твоя мама умирает, сказал какой-то голос, — незначительный штормовой фронт влажного воздуха, для этого сезона неожиданный и всегда непредсказуемый. Диктор непредсказуемо встревожен. Ничего подобного, надрывается он, мы не переживали ни в течение августа, ни в его конце вот уже тридцать лет. Чего? Нескольких дождливых дней. Что ты здесь делаешь? Вслед за диктором спросил Грегора Градника голос из студии. Хоффман больше ничего не говорил.
На клочке бумаги было написано: позвони. Он позвонит Ирэн.
Надо только набрать номер, и в комнату шагнет целый мир. Телефонный аппарат, который сужает и приближает мир, предмет непостижимый, вот он застыл и ждет там, на полке, и одинокий человек понимает, что в этой неподвижности и в молчании скрыта целая жизнь. Что весь живой мир там, в телефоне, так сказать, на расстоянии вытянутой руки. Но иногда, прежде чем рука к нему потянется, пройдет больше времени, чем его ушло для достижения цели. Он не позвонил домой, не позвонил Анне, не позвонил ни одному контактному лицу. Нашел в телефонной книге свою фамилию. Взял аппарат и медленно набрал цифры.
«Да», — ответил глубокий женский голос на другом конце провода.
«Извините, — произнес он, — я хотел бы вам сообщить, что у меня такая же фамилия, как у вас».
«Не поняла», — раздалось из глубины трубки.
«Возможно, ваши предки были выходцами с моей родины. Проходили через пропускник на острове Эллис».
«Что вам все-таки надо?» — раздалось в ответ.
«Моя фамилия Градник», — ответил он.
Последовала короткая пауза.
«Вы, наверное, ненормальный», — отчеканил глубокий женский голос и в трубке запикало.
Люди из его мест не слишком приветливы. Это он знал. Они часто бывают грубыми. Он набрал еще раз. Его родственник с такой же фамилией был владельцем похоронного бюро в этом городе. Адрес его Градник потерял. В списке похоронных компаний его бюро нет.
«Я позвоню в полицию, — сказала она. — Они вас быстро найдут».
Он оттолкнул телефон прямо на крошки и пролитое на столе молоко. Оттолкнул кошку, лизавшую что-то желеобразное. Он все-таки позвонит контактным лицам. И Ирэн.
Глава двадцать седьмаяОСАДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ, ЛЕГКАЯ БЕСЕДА
Улицы были завалены мусором. Ист-ривер-парк напоминал разоренный горный район. Среди куч мусора копошились группы бездомных и спрессовывали в пакеты еще пригодные к употреблению предметы. Он прищурил глаза: увиденное было похоже на развалины Дрездена после бомбежки. От станции метро он пробирался к 6-ой Улице, по мусорному лабиринту добрался до большой воды: Ист-Ривер. Перепрыгивал через мусорные баки и пластиковые пакеты, демонстрировавшие свои растерзанные внутренности. Обходил кучи мусора, которые в некоторых местах доходили до окон первого этажа. Это напомнило ему одну суровую зиму его детства. Тогда копали проходы сквозь снежные заносы. Окрестности Гринвич-Виллидж были покрыты толстым слоем отбросов. Уборщики мусора уже неделю бастовали.
Было душно, тяжелые облака стелились низко над Манхэттеном. Собирался дождь. Уши пронзал отчаянный детский крик. Засыпан мусором был и высокий, слегка обшарпанный дом, который он с трудом отыскал. Здесь тоже валялись горы пластиковых пакетов, к входу вел настил из отбросов. Их, громко ругаясь, швырял лопатой старик. При каждом взмахе он отпускал ругательство и смотрел на Грегора Градника, как будто тот тоже был в какой-то мере виноват в этом осадном положении. Грегор долго выискивал нужное среди множества имен, и только, когда нажал на звонок, сердце забилось быстрее.
«Лифта нет, — сказала она, — мне понадобится минута, чтобы спуститься».
В течение этой минуты он наблюдал за человеком, который, ритмично ругаясь, ритмично швырял отбросы. Он кидал их на верхушку высокой кучи, с краев которой они медленно осыпались вниз. Вдруг ему показалось, что на склоне мусорного холма он видит знакомый предмет. Наружу, как рука утопленника, торчал руль велосипеда. А под ним, как глаз утопленника, велосипедный фонарь.
Он услышал, как мягкие тапочки бегут по металлической лестнице. Потом она возникла в дверном проеме, ногой придерживая дверь. Нога была загорелой, покрытой золотистыми волосками на коже цвета позднего лета, дальше вверх начинался край легких шорт для бега. «Trashy, — сказала она. — Нежный, гадкий, милый». Это точно была она. — «Не зайдешь?»
Он карабкался с ней по лестнице, ведущей на верх этой башни, куда-то под самые небеса, мимо бесчисленных дверей. Вскоре он начал задыхаться.
«Тут высоко, подняться сможешь?»
«Без проблем».
«Ты все еще куришь?»
«Осадное положение», — сказал Питер. Экран за его спиной показывал мусор, который ветер разносил по 5-й Авеню. Квартира меньше, окна тоже меньше, никакого испанского балкона. Ирэн садится по-турецки, забрасывает в рот горсть чего-то жующегося.
«Нас запрут по домам», — произносит Ирэн.
«Я уже сижу в темноте, — отвечает Грегор. — Живу в полуподвале».
Ирэн перехватывает его взгляд и накрывает свои колени покрывалом. Она сидит по-турецки.
«Помню, — говорит Грегор, — тут как-то много снега навалило…»
«Это не снег, — замечает Питер, — снег не воняет».
«Конечно, — продолжает Грегор, — я хочу сказать…»
Питер молча наливает вино.
«Меня не взяли на работу», — вдруг говорит Ирэн.
«Это Нью-Йорк», — замечает Питер.
Картинка на экране гуляет по неубранным кучам перед нью-йоркской мэрией.
«Это недалеко отсюда», — говорит Ирэн.
«Если дело не пойдет, — говорит Питер, — мы с тобой соберем чемоданы и поедем обратно».
«Нет, не поедем», — отвечает Ирэн.
«Ты читал книгу „Рабы Нью-Йорка“?» — спрашивает Питер.
«Нет», — отвечает Грегор.
«Должен прочитать, — говорит Ирэн, — все ее читают».
Они потягивают вино и слушают возбужденный голос диктора. Камера фиксирует крысу, исследующую подступы к мусорному баку, а потом карабкающуюся по стене.
«Господи боже», — вырывается у Ирэн.
«Отвратительно», — произносит Питер.
«Я запишу себе, — говорит — Грегор. — „Рабы Нью-Йорка“?»
«Да, — отвечает Питер. — Рабы».
«Если ты раб, — замечает Ирэн, — значит уже слишком поздно».
Питер сжимает губы. По ним стекает вино. На него вдруг нападает смех, он прыскает, и вино фонтаном брызжет изо рта.
«Извини, — говорит он. — Ты все еще занимаешься джоггингом?»
Ирэн смотрит на экран.
«Нет, — отвечает Грегор. — Но все еще курю. И пью».
«Ирэн рассказала мне, как ты хотел отличиться», — говорит Питер-Педро и опять прыскает вином изо рта. «Прости, — говорит Педро, и снова прыскает. — Прости, правда, смешно».
«Конечно, — отвечает Грегор, — конечно, смешно».
Ирэн смотрит на экран.
«А как ты? — спрашивает Грегор. — Пишешь новую книгу?»
«Конечно», — говорит Питер.
«По Нью-Йорку на велосипеде?» — спрашивает Грегор.
«Что-то в этом роде, — отвечает Питер, — на тандеме».
Голова у нее характерно приподнята, подбородок прямой, глаза с контактными линзами сверкают.
«А ты? — спрашивает Питер, — ты книгу уже закончил?»
«Нет, — говорит Грегор. — все еще пишу».
«На каком ты этапе?» — спрашивает Питер.
«Последние страницы пишу», — отвечает Грегор.
На экране появляются мусорщики, они садятся в мусоровозы.
«Там что-то происходит», — говорит Ирэн.
«Ничего там не происходит», — возражает Питер.
«Происходит, — настаивает Ирэн, — они садятся в машины».
Все трое смотрят, как мусорщики прыгают в грузовики.
«А что со знаменитым велосипедом?» — спрашивает Грегор.
Питер и Ирэн переглядываются.
«Не хватило места, — говорит Ирэн. — Пришлось выбросить».
«И теперь мы с ней уже неделю на него смотрим, — добавляет Питер, — потому что мусор не вывозят».
Он шагает к окну и смотрит вниз. Ирэн бросает взгляд на Грегора и быстро переводит блестящие глаза на экран. Замечает:
«Его больше не видно».
Питер берет с полки велосипедный звонок.
«Это на память», — говорит он.
Садится и делает глоток вина.
«Впрочем, это ты мне его продырявил», — говорит он.
Грегор смотрит на Ирэн. Ее глаза сверкают еще сильнее, нижние веки слегка подрагивают.
«Это был несчастный случай», — произносит Грегор.
«Ну, да, — говорит Питер и смотрит на Ирэн, — несчастный случай».
Ирэн заталкивает в рот полную горсть арахиса.
«Все нормально», — говорит Питер и смотрит на Ирэн.
Мусоровозы трогаются со стоянки и выстраиваются в колонну.
«Теперь мы ездим на тандеме», — говорит Питер.