— А ведь точно! — вмешался Бакли. — Точно! Так бы и сказал. Еще бы сказал, что надо смириться, и принимать судьбу покорно. Что бороться с волей Триединого грех.
— А ты откуда знаешь? — удивился Аквист.
— Ну, у меня в жизни было много разных вызовов, — обтекаемо ответил Бакли. — Не знаю только, что это за воля Триединого, по которой ребенка кипятком можно облить до смерти, или старику ногу сломать в драке. Но — воля, реально. Меня так даже выгоняли иногда, чтобы волю не нарушил.
Фадан сидел, глубоко задумавшись. Потом прокашлялся, и произнес:
— Мы не сумеем так, Бонни права. Мы в какой-то момент обязательно что-то не то ляпнем. Поэтому я вот что придумал. Это сейчас нечасто практикуется, но идея не новая.
— И что же? — поторопил его Шини.
— Обет молчания! — тожественно произнес Фадан. — Всего-то надо — написать на бумажках записки, и, если чувствуешь, что ответить не можешь, показывать записку. Мол, я дал обет молчания, не надо меня не про что спрашивать, все равно не отвечу. Бонни, что скажешь?
— Неплохая идея, — кивнула Бонни. — Хорошая даже. Давайте писать записки, и поехали. Шеф, ты же сам сказал, что у нас мало времени.
— …отложить как-то разбирательство. Илья, не сообщай пока что!
— Да поздно, блин, я же в головной госпиталь сообщил, — понуро отозвался Илья.
— Значит, нельзя пропустить выше головного, — зло ответил Скрипач. — Пока его семья не в курсе, у нас хоть какая-то мобильность сохраняется. Хоть какое-то пространство для маневра. Допустим, мы с Итом и Ри сейчас закинем прошение на высочайшее имя. И что будет с этим прошением, когда пойдет прописанный в их договоре процесс? Нам упреждение нужно, хотя бы на пару суток.
— Илюш, правда, не торопись, — попросил Ит. — Я очень надеюсь, что Её Величество рассмотрит дело. Может быть, даже вне очереди. Мы черти сколько лет ни о чем не просили, и не брали, даже если предлагалось — только для дочерей учебные программы, и всё. Мы не досаждали никому, поэтому шанс, пусть и маленький, но есть. Нельзя его упустить. Никак нельзя, Илюш.
Главный врач госпиталя сидел напротив, и буравил их тяжелым взглядом.
— А если не получится ничего? — резонно спросил он. — Вот дадите вы им надежду, и…
— Они сами попросили, — напомнил Ит. — Получится или нет, я не знаю. Никто не знает. Но они попросили, а мы сейчас просим тебя: дай нам возможность исполнить их просьбу.
— Ладно, я попробую, — Илья отвел, наконец, взгляд. Скрипач, помимо воли, вздохнул с облегчением. — Вы Гела уже видели?
— Нет пока что, — покачал головой Ит.
— А придется увидеть. Из-за него проблемы еще сильнее осложняются. У них… как бы так сказать… по правилам скъ`хара обязан за такое вот отомстить. Ну, там-то это называется иначе — восстановить справедливость — но суть в том, что Гел на полном серьезе собирается рвануть в лагерь официалов, добывать этого подонка.
— Убьют, — тут же сообщил Скрипач.
— Так и я о чем, — развел руками Илья.
— А подонок — обязательное условие? — нахмурился Ит.
— К сожалению, да. Гел от этой идеи не откажется ни под каким видом. Пока что я уговорил его немного подождать, но именно что немного.
— И что делать будем? — Скрипач прикусил губу. — Черт, это серьезно.
— А что делать? — Ит пожал плечами. — Видимо нам с тобой, рыжий, придется прогуляться в лес. И, кажется, вовсе не по грибы…
5Обед молчания
— Пап, как там дела?
— Неплохо, зайчик, — Ит улыбался, но дочь, увы, обмануть не удалось.
— А если не врать, то как?
— Даш, ну правда… у нас всех — неплохо, но в госпитале сейчас неприятности, — Ит понял, что попался. Потому что ему придется очень сильно постараться, чтобы объяснить то, что произошло, десятилетней дочери. Без ненужных ей подробностей, но так, чтобы она поверила. — Зарзи тяжело ранил официал один.
— Случайно? — тут же спросила дочь.
— Если бы. Специально. Никто не знает, зачем. Этот официал, он у нас лечился. Может быть, он с ума сошел, может, не любит рауф… малыш, я не знаю. Мы пытаемся разобраться.
— Зарзи? — расстроено переспросила Даша. — Ой, как жалко… Он такой классный! Пап, он поправится?
— Конечно, поправится, — клятвенно заверил Ит. — И поправится, и в гости приедет обязательно.
— Это хорошо, — дочь задумалась. — А как именно его этот официал ранил?
— В лесу, во время сбора, — ответил Ит. — Сначала сбил «стрелу», на которой они с Олле летели, а потом напал на Зарзи. Сломал ногу, ребра. В живот ножом ударил.
— Да ты что… папа, а Олле? Олле он тоже?..
— Нет, Олле он бить не стал. Но с Олле не очень хорошо сейчас, потому что он ударился сильно, когда падал. Вот такие вот дела, зайка.
— Но зачем же он это сделал? — недоуменно спросила Даша. — Везде написано, что официалы хорошо относятся к врачам. Уважают, слушаются. Ведь так?
— Именно так и есть, — твердо ответил Ит. — Я первый раз сталкиваюсь с подобным случаем. И, надеюсь, последний.
— А может быть, он решил отомстить за что-то? — Даша прищурилась. — Допустим, у него был друг, этого друга Зарзи лечил, и… тот погиб. Ну, я просто размышляю, пап.
— Спасибо за версию, — кивнул Ит. — Но, боюсь, не сойдется.
— Почему?
— Это подразделение перевели месяц назад. В котором тот официал работает. У нас за этот месяц ни одной смерти в госпитале не было. Не за кого ему мстить. Поэтому мы пока что решили считать его сумасшедшим.
— Пап, но если вы знаете, кто он такой, то почему его до сих пор не наказали? — возмутилась Даша.
— Потому что не так просто наказать боевика-официала, — мрачно ответил Ит. — Не переживай. Накажут. Илья уже заявление подал.
— А что с ним сделают?
— Суд решит. Я думаю, посадят в тюрьму, — как можно более обтекаемо ответил Ит.
— В ту, в которой вы сидели? — уточнила дочь.
— Я там не сидел, а лежал, — усмехнулся Ит. — Видимо, в ту самую. Потому что больше тюрем для официалов здесь нет.
— Вот когда его туда посадят, я туда пойду, и ему в камеру тухлое яйцо брошу, — пообещала Даша. — Может быть, даже не одно.
— Не получится, — усмехнулся Ит. — Для таких преступников камеры изолированные.
— Очень жалко. Тогда ты, пап, плюнь ему в глаза, — попросила Даша. — От меня. И скажи, что это за то, что он сделал с Зарзи.
— Если увижу, то обязательно так и сделаю, — пообещал Ит. — Мама там далеко?
— Мама собирает Веру в художку. А Верка злится, и говорит, что ей сложно собираться, а мне просто. Потому что мне в литературный кружок нужно только тетрадку с ручкой положить, а ей каждый раз тащить то мольберт, то тубус, то краски, то пастель. Сама виновата, художница, — Даша хмыкнула.
— Как у тебя в кружке дела? — поинтересовался Ит.
— Юлия Павловна хочет мой рассказ на союзный конкурс отправить, а я боюсь, — призналась Даша. — Рассказ сырой совсем, куда его на конкурс. Я же не успела его отшлифовать, как надо. А она заладила — отвезу, отвезу…
— Ну и пусть отвезет, — пожал плечами Ит. — Тебе жалко, что ли?
— Мне-то не жалко, но, папочка, если рассказ выиграет, гордиться будет Юлия Павловна, а если проиграет, переживать буду я, — объяснила Даша. — Пап, вы когда обратно? Мы ужасно все соскучились. Ужасно! Может, хоть на Новый Год?..
— Зайчик, давай договоримся так, — посерьезнел Ит. — Ничего загадывать не будем, но вчера я слышал, как Илья сказал какому-то начальнику, что после того, что произошло с Зарзи, наш госпиталь расторгает этот контракт, и отправляется в основную локацию. До окончания разбирательства. Весь. Если все так и будет, то мы приедем уже в начале декабря. Но пока что об этом ни слова никому. Ни маме, ни Вере. Ага?
— Ура, — констатировала Даша. — Начинаю копить на подарок.
— Ну, начинай. Только учти, я хочу новую пуховую перину, желательно побольше, трехлитровую банку абрикосового варенья, атлас звездного неба с красивыми картинками, и лису, умеющую кататься на велосипеде, — невозмутимо сообщил дочери Ит. — Справишься?
— Обойдешься вареньем, — осадила его дочь.
— Вся в маму. Жадина-говядина.
— Пап, я же не прошу у тебя дрессированную обезьяну или торт в три этажа? Вот и ты не проси всякие глупости. Ладно, я побежала, а то в кружок опоздаю. Катер через десять минут!
— Беги, зайчик. Обнимаю и целую…
Из города выезжали вечером, и Бакли, пока ехали, изругался вконец — уж больно много машин сейчас тянулось за город. В основном это были рейсовые автобусы, которые развозили по близлежащим поселкам любителей отдохнуть на природе, и грузовики, спешившие по деревням за товаром для магазинов. Дорога, по которой они сейчас ехали, шла в южном направлении, чуть позже она превратилась в широкое шоссе, и поток машин стал посвободнее. Вскоре Бакли остановил пикап, и приказал:
— Аквист, Шини, вытаскивайте мотик, и давайте сами. Пора разделяться.
— Эй, подожди, «давайте сами», — всполошился Шини. — А куда ехать-то?
— За нами ехать, — проворчал Бакли. — Смотрите. Три поворота отсчитываем, уходим направо…
— На четвертом повороте? — уточнил Аквист.
— Да. Мы быстрее, поэтому уедем вперед. Поворачиваем, едем прямо двадцать километров. Потом будет поворот налево, я так понял, он там один. Повернули, прямо, и в первый поворот направо. Бонни, там чего?
— Там гостиница, обычная, — Бонни вытащила свой блокнот. — Остановимся в ней на ночь. И учтите, мы не знакомы! Вы отдельно, мы отдельно! Смотрите, не забудьте.
— Хорошо, не забудем, — пообещал Аквист. — Ночуем… Фадан, что дальше?