Насмешники. Дело времени — страница 1 из 2

Екатерина БелецкаяНасмешники. Дело времени

«Насмешники» — это книжка в книжке, это эксперимент, это фокус. Почему? Потому что эту книжку пишу… немножко не я. Её пишет один из героев моих основных книжных серий. В некотором смысле это его книжка, точнее — книжки. А поскольку он, этот товарищ, является существом весьма язвительным и обладает большим опытом в самых разных сферах, текст у него получается соответствующий. Во-первых, действительно веселый. Во-вторых, правдивый. В-третьих, нахальный. В-четвертых, пошл… гм. А стоит ли рассказывать? Может быть, лучше просто почитать?

Сами понимаете, времена сейчас не задались. Хочется позитива. Так вот, там, в книжке, этого позитива — завались. Потому что этот текст именно что для позитива и писался.

Пролог. ЯлтаПрикладная болтология, или Синдром хронического безделья

— Я сделал страшное открытие.

— Какое?

— Представляешь себе, чайки гадят на лету!

— Угу. А до этого ты думал, что они каждый раз садятся, что ли?

— До этого я вообще никогда про это не думал!..

…За окнами просторной гостиничной комнаты стояло огромное молчаливое лето; площадь перед гостиницей сейчас была пуста — жара, сиеста. В Ялте, как и во всех других приморских городах-курортах, днём ничего не работало, всё закрывалось. Днём было принято ложиться спать часика на три-четыре. Слишком жарко, даже на море. Поэтому ну её к шуту, эту суету. Расслабляемся.

Те, кто хотел спать — сейчас спали, а те, кто не хотел — сидели в комнатах, включив кондиционеры, и страдали ерундой, поджидая пяти часов, когда одуревшие от жары продавцы начнут открывать маленькие магазинчики, и по улице потянутся к пляжу те, кому хочется занять местечко поближе к воде.

Делать было совершенно нечего.

Скрипач лежал на кушетке возле окна, обмахиваясь вчерашней газетой, а Ит примостился у письменного стола и сейчас что-то быстро писал в потрепанном блокноте, переплетенном в коричневую кожу. То, что он писал, его, по всей видимости, увлекло, и всерьез — он то начинал грызть кончик шариковой ручки, то, по своей всегдашней привычке, наматывал на указательный палец левой руки прядку волос, не переставая при этом с лихорадочной поспешностью терзать блокнот. Майку он давно снял и положил с какой-то радости рядом с собой на стол. Сейчас он на секунду прервался и поспешно вытер себе майкой лоб. И снова схватился за ручку.

Это становилось интересным. Скрипач присел.

— Ты чего там строчишь? — с подозрением спросил он.

— А… да так. Ну, старое. Решил сделать новое.

— Это которая хрень про трёх псевдоисториков и блондинку? — у Скрипача глаза полезли на лоб.

— А! О! Рыжий, спасибо, это гениально!.. — Ит зашуршал страничками. — Точно! «Хрень болотная»! А я-то всё думал, как назвать первую главу.

— Приплыли, — констатировал Скрипач, плюхаясь обратно на кушетку. — Могу себе представить, что это будет за муть, если такое название у главы.

— Да погоди ты!.. Помнишь, я тогда про них писал истории… ну, там, где они уже взрослые? А это — самые первые. Которые у меня просили, и я всё не мог взяться, времени не было.

— Ну, помню. И чего? Это же сто лет назад было. Кому это сейчас надо?

— Да ничего. И никому. И вообще, я же никого читать не заставляю.

Скрипач пожал плечами.

— Дай посмотреть, — предложил он.

— Зачем? — с подозрением спросил Ит.

— Делать нечего.

— Дай дописать сначала.

— Ну дай почитать, чего тебе, жалко, что ли? Иди пока, душ прими. У тебя тут написано всего ничего.

— С вами больше не напишешь, вы же мешаете постоянно! — Ит рассердился. — На, изверг. Читай. Только, пожалуйста, без твоей обычной критики… кретинической. Знаю я тебя.

Он встал, потянулся, и, прихватив со стола майку, побрел в ванную.

— Так… — Скрипач открыл блокнот. На первой странице была поспешно набросана какая-то незамысловатая схемка. Круг, прямоугольники, спираль.

— А чего это за фигня? — спросил Скрипач. В ванной зашумела вода. — Чего за фигня такая, эй!

— Не ори, девчонок разбудишь, — сердито отозвался Ит. — Сам угадай!

— Ну, цифры какие-то, — пожал плечами Скрипач. Вода зашумела сильнее. — Один, два, три, четыре, пять, шесть… угу… Ит, а чего это такое?

— Ты читать умеешь?! — взорвался Ит, высовываясь из ванной.

— У тебя тут только картинка!!!

— Текст на следующей странице, дубина!!!

— А… «Хрень болотная», да?

— Да! Ты мне дашь помыться?!

Ит СоградоНасмешники. Дело времени

Часть I

1Хрень болотная

— С добрым утром, — произнес слабый голос с одной кровати.

— Сам ты с добрым утром, — отозвался голос с другой кровати. — Выключи это, а?

— Для этого нужно встать, а я не могу.

— И что же тебе мешает?

— Ровно то же, что и тебе!

На самом деле утро давно уже закончилось, и был сейчас в славном городе Шенадоре на планете Равор-7 солнечный весенний полдень. На университетской площади, под памятником Трём Самым Умным, разминалось с полдесятка греванов — в соседней академии Духовного слова был сегодня выпускной экзамен. Каждый из греванов сейчас читал проповедь, и при этом старался переорать коллегу, а публика подбадривала то одного, то другого, поэтому на площади было уже шумно. Через час шумно будет настолько, что из гостиничного корпуса лучше бы убраться куда подальше. Выпускные греванов были в университете притчей во языцех. Сначала проповеди до полуночи, а после полуночи — отходная.

Но…

Историки выпускались вчера.

Именно поэтому у историков сейчас не было сил, чтобы вставать и удирать.

В дверь комнаты кто-то робко поскребся.

— Шини, Аквист, вы там? — позвали из-за двери.

— Нет, мы не там, — Шини, кровать которого была ближе к двери, приподнялся на локте. — Неужели незаметно?

— Незаметно что? — страдальчески спросил голос из-за двери.

— Мы — здесь, — наставительно ответил Шини. — Это ты, Ванри, там. А мы как раз здесь.

— О, Триединый… вы меня впустите, наконец?

Аквист сел, потянулся, зевнул, с упреком посмотрел на дверь, лёг, отвернулся к стене и с головой укрылся одеялом.

— Нет, — констатировал Шини. — Видимо, не впустим.

— Почему?

— Потому что я не хочу вставать и открывать.

— Пусть Аквист откроет.

— Он тоже не может.

— Но почему?!

— Потому что он спит!!! — рявкнул Шини.

Греваны на площади орали всё сильнее и сильнее, и, кажется, их стало больше. Ванри продолжал стучать в дверь. А в довершение всего в комнате играла музыка, негромкая, но довольно назойливая — Аквист вчера приволок откуда-то старинный электронный проигрыватель, чтобы дать всем послушать старые мелодии; включить этот проигрыватель он смог, а вот выключить не получилось. Кое-как сумели сделать потише, но у проигрывателя что-то переклинило внутри, и, как ни старались, еще тише сделать не вышло.

— Он должен разрядиться, — предположил умный Шини.

— Ну тогда пусть играет, пока не разрядится, — согласился Аквист.

Увы, проигрыватель оказался стойким, и разряжаться, по всей видимости, не собирался. К тому же его заело на одной песне.

Для Шини это всё оказалось уже слишком.

Он кое-как встал, сунул подушку-валик и одеяло в углубление за изголовьем, сдернул с кровати простынь-паутинку (на ее место тут же выползла следующая), кинул её на пол, и приказал в пространство:

— Дверь!

Реакции не последовало.

— Что за черт?..

Ах, да. Они же приперли дверь старинным комодом, который Аквист нашел на свалке и реставрировал уже года три, но всё никак не мог отреставрировать. Понятно…

— Сейчас, Ванри, — проворчал Шини, отодвигая комод к стене. — Чего тебе надо-то?

Ванри, так же как и Шини с Аквистом, был гермо — поэтому, разумеется, дверь его пропустила. Правила университетского общежития не дозволяли заходить в комнаты не по гендеру. Даже преподавателям. Даже если в комнате происходило что-то не то. Хоть убейся, но в комнату, принадлежащую студентам-мужчинам, например, гермо или девушки войти бы не смогли. А в комнату к девушкам-студенткам не смогли бы зайти ни гермо, ни мужчины. А в комнату к гермо не могли зайти ни мужчины, ни девушки.

Три пола — это хорошо. Но, как сказал однажды Фадан, чем больше полов, тем больше запретов. Двуполые люди, например, в его глазах были бы верхом распущенности, если бы он знал об их существовании.

Ванри выглядел сейчас примерно так же, как будут выглядеть греваны завтра, после отходной. Вид он имел помятый, вчерашний парадный костюм, взятый напрокат — светлая рубашка с поясом, зауженные брюки и длинный бирюзово-золотистый кардиган — словно кто-то жевал, причем весьма долго. На лице у Ванри застыло выражение, которое Шини сейчас охарактеризовал как «сначала я описался, а потом уронил себе на ногу что-то тяжелое».

— Чего тебе надо, Ванри? — безнадежно поинтересовался Шини.

— Фадан сказал, что если вы не ответите, он меня убьет, — пробормотал Ванри.

— Тебя? — опешил Шини.

— Ну да, меня, потому что на всем факультете только я забыл выключить связь, — объяснил Ванри. — Вы в какую ночь ушли?

— В шестую, — Шини потер виски. — А ты?

— А я вообще не уходил, — Ванри зевнул. — Шини, я тебя прошу, включи связь, он очень ругается. Ну очень. Ну, пожалуйста.

Ванри был старостой их потока и редкостным занудой. Впрочем, сейчас это уже не имело значения, потому что никакого потока, слава Триединому, больше не было.

— Ох… Ладно.

Ванри кивнул с явным облегчением и поплелся обратно в коридор — то ли еще кого-то будить, то ли досыпать.

— Аквист, вставай! — приказал Шини, стаскивая с друга одеяло и ловко уворачиваясь от пинка. — Вставай, говорю! Нас Фадан ждёт.

— Да ну, — отозвался голос из-под остатков одеяла, которое Шини, разумеется, порвал. — Еще подождет, не развалится. Он нам больше не начальник.

— Он нам больше, чем начальник, — парировал Шини. — Вставай! Второй день уже, слышишь, как греваны орут?!

Аквист наконец выпутался из одеяла и сел на постели. Его черные волосы торчали во все стороны, а на лице появилось очень нехорошее выражение — мол, Шини, друг, подойди-ка поближе, я очень хочу познакомить твой загривок с моей специальной подушкой, которую раздобыла где-то мама, и которая тяжелее обычной разика в четыре…

— Я хочу нормально жить, — с ожесточением сказал Аквист. — Я хочу спать в своей постели в комнате один!! Я хочу просыпаться не тогда, когда под окнами орут одни, а в комнате — другие!!! Я хочу, чтобы от меня отстали, наконец!!!!

— Так, понял, — Шини отступил еще на шаг, для надежности. — Ты давай, убирай кровать, а я пока пойду, помою лицо, и всё такое…

— Ага, всё такое тоже помой, — зло предложил Аквист. — Иначе сейчас будет отповедь, ведь Фадан не любит, когда от кого-то чем-то пахнет. Особенно когда «что-то» — это последствия вчерашних посиделок.

* * *

Фадан являл собой пример того, что феерический лентяй может в этой жизни чего-то добиться. И вполне хорошо существовать.

При одном условии — у лентяя должны быть мозги и отсутствовать всяческие амбиции.

Жил Фадан, как и большинство несемейных мужчин, работавших в университете, на территории рядом с парком, застроенной однотипными маленькими домиками-коробками Его домик был у самого парка, но для Фадана это значения не имело, потому что в парк он ходить не собирался. С точно таким же успехом его домик мог находиться вообще где угодно, потому что из домика Фадан выходил либо на лекции, которые читал, либо, в исключительных случаях, за едой — но такое случалось не чаще, чем раз в полгода, потому что еду Фадан предпочитал заказывать в общей столовой. Или студенты, знавшие, что такое на самом деле их преподаватель, могли что-то принести от щедрот.

Ни одна из лекций Фадана не начиналась раньше двенадцатого дня — он любил посидеть, читая, до третьей, а то и до четвертой ночи, а потом со вкусом и обстоятельно выспаться — до десятого утра, а то и до одиннадцатого, и расписание себе всегда составлял в соответствии с привычками.

Привлекательными для Фадана в этой жизни были три вещи: научная работа, которой он занимался, чтение и сон. Он даже поесть мог забыть, если его увлекало что-то, поэтому, собственно, и оставался худым — еда из столовой к полноте не располагала, студенты подкармливали нечасто, а выходить Фадану было лень. Он был худой, как щепка, и длинный, как жердь — высоким его считали все, роста в нем было (в метрической системе, конечно) два метра двадцать сантиметров.

А еще Фадан лет пять назад выделил среди других студентов Шини и Аквиста. Которые год гадали, что значат все эти намеки, и лишь потом доперли, чего им, собственно, предлагают на самом деле.

Университетское начальство прозрачно намекало Фадану, что ему пора обзавестись полной семьей. Несемейных — не любили.

Фадан намекнул им, что они ему подходят.

Шини и Аквиста намек Фадана озадачил.

Они задумались.

Для таких гермо, как Аквист и Шини, такая партия, как Фадан, была бы весьма неплохой — преподаватель в высокой должности, престижный университет, карьера. В перспективе — неплохие должности, не обязательно при университете, но и не в последнем месте, потому что есть хорошая протекция. Например, можно было бы пристроиться архивариусами, а это всегда верный хлеб.

Да и сам Фадан им нравился: он был незлобивым, любил пошутить, возраст подходящий — пятнадцать лет разницы всего лишь, симпатичный…

Останавливал от первого брака их всех лишь один момент.

Ни у кого из них не было денег.

Совсем.

Ни на что.

Несмотря на престижность университета, зарплаты в нем были небольшими — как и в любой государственной организации на Раворе-7. Семья, разумеется, предполагала собственный дом несколько больших размеров, чем был сейчас у Фадана, обеспечение на первых порах обоих гермо, а потом — обеспечение жены или жен, и, разумеется, обеспечение детей, когда последние появятся.

И вот тут на сцену выступала лень Фадана, который при словах «вторая работа» впадал в ступор самым форменным образом.

Ломать привычный уклад жизни?!

Куда-то ходить?!

Ездить?!

Что-то менять?!

Кто угодно, но только не он.

Сейчас они втроем максимум, что делали — иногда подрабатывали. Чаще всего им заказывали родословные: работа муторная, кропотливая, потому что пойди найди, кто, кому, когда, кем и в каком изломе приходился. Бесчисленные бабушки, дедушки, племянники, основные и дополнительные отцы, боковые ветви, разводы, переезды — всё это нужно было для того, чтобы подтвердить генную линию и то, например, что данный индивид в десятом изломе имел отношение к давно уже не правящей, но еще существующей династии, и поэтому имеет права для вступления, например, в Дворянский сбор. Дворянский сбор — это была тусовка напыщенных снобов с титулами, пыжащихся друг перед другом и при каждом удобном и неудобном случае показывающая свои родовые деревья. Собиралась эта тусовка двенадцать раз в год, в особняках, которые можно было взять в аренду (все такие постройки были, разумеется, государственными), и устраивала там котильоны, про которые потом писали в светской хронике, которую, кажется, никто не читал, кроме участников этих котильонов. Мало кому были интересны подобные сборища, на которые сходились идиоты в потрепанных прокатных костюмах «под старину».

И Фадан, и оба гермо считали, что это всё на самом деле бред и блажь, но за этот бред пусть немного, но платили, поэтому выбирать не приходилось.

Пойти-найти — это всегда было задачей Аквиста и Шини. Фадан, обложившись справочниками и старинными книгами, отпечатанными на полупрозрачной серой бумаге, сидел дома, и говорил, куда надо пойти, чтобы найти. Оба гермо, легкие на подъем, ехали или шли, чтобы подтвердить то или иное предположение. Где они только не побывали за последние пять лет! Старинные поселения, монастыри, Церкви Триединого, в которых были рукописные «книги живущих», архивы, библиотеки… Аквист всегда относился к работе более чем серьезно и дотошно, а Шини, который был обаятельным и смешливым, легко находил подход к суровым хранителям и архивариусам. Результаты почти всегда получались более чем достойными.

К сожалению, на родословных далеко уехать оказалось нереально.

Да, они пытались что-то отложить, но накопительство явно не было сильной стороной ни одного из них. Фадан мог, забывшись, купить какое-нибудь старинное издание на подпольном аукционе; Шини мог пойти в загул и оставить накопления за полгода в одном из нелегальных городских увеселительных заведений, а вроде бы тихий Аквист мог войти в азарт и за час проиграть столько, что потом сам оказывался в недоумении, как же такое получилось.

Деньги у них не задерживались.

Сейчас, например, Фадан благодаря очередному фолианту и вовсе сидел без зарплаты, а проедали они те деньги, которые мама Шини тайком от отца сумела ему отправить — отец категорически возражал против таких отправок, небезосновательно считая, что «этому балбесу пора начинать зарабатывать самостоятельно».

* * *

Возле домика-коробки Фадана они спешно привели себя в порядок. Шини, на голове у которого красовались бесчисленные косички, поспешно собрал эти косички и спрятал под повязку, Аквист пригладил свои вечно всклокоченные волосы. Потом Шини расстегнул и заново застегнул куртку, на этот раз на правильные пуговицы. Аквист, подумав, начал было расстегивать свою куртку, но обнаружил, что она застегнута правильно, и застегнул обратно.

— Вроде бы нормально, — с сомнением произнес он, оглядывая Шини.

— Сойдет, — согласился Шини. — Главное, что от нас не пахнет.

— Не очень пахнет, — поправил Аквист. — Всё. Идем.

Домик у Фадана был крошечный, и состоял из одной не очень большой комнаты, очень маленькой кухни и ванной. Перед домиком имелась площадочка, на которой стояли две узенькие высокие лавочки. То есть для Фадана они были вполне нормальными, а вот для остальных высоковаты.

Аквист осторожно приоткрыл дверь и позвал:

— Фадан, доброго тебе дня. Мы пришли.

— Ну так заходите, — раздраженно произнес Фадан. — Два часа уже жду. Совсем совести лишились.

Шини и Аквист протиснулись в комнату.

— Осторожно, — предупредил Фадан. — Не споткни…

Договорить он не успел, потому что Шини как раз в этот момент сделал шаг вперед и полетел ласточкой на пол.

— Эй! — крикнул он, пытаясь встать на ноги. — Фадан, что это еще за хрень валяется у тебя на полу? Я чуть шею не сломал!!!

Аквист уже стоял рядом с «хренью» и с интересом её рассматривал.

— Фади, правда, что это такое? — с интересом спросил он.

— Это привезли сегодня утром, — невозмутимо ответил сидящий в кресле перед рабочим столом Фадан. — Странная штука, да?

В его голосе звучала неподдельная гордость, и на секунду Аквисту показалось, что Фадан — сам автор «штуки». Но это, конечно, было не так.

На полу лежал диск диаметром сантиметров пятьдесят, черного цвета, сделанный из какого-то очень тяжелого и плотного камня. Диск, казалось, был покрыт сетью тонких царапин или трещин, при ближайшем рассмотрении оказавшихся сложным узором. В узоре явно прослеживался ритм, некоторые элементы казались одинаковыми, но, если приглядеться, одинаковыми они не были, различались.

— Интересно… — протянул Аквист, присаживаясь на корточки. — А что это вообще такое?

— Вот как раз это нам и предстоит узнать. Эту… ммм… штуку мне доставили сегодня утром.

— Кто? — спросил Аквист.

— Анонимный заказчик.

— И что именно он анонимно заказал? — Шини, потирая ушибленную коленку, подошел к Аквисту.

— Расшифровку. Того, что есть на этой хрени.

— Таааак, — Аквист задумался. — А откуда она взялась?

— Заказчик написал, что её нашли неподалеку от города, в болоте, месяц назад, — пояснил Фадан. — И у заказчика есть кое-какие предположения про неё. Например, что здесь может быть способ лечения физдецомы. Или способ вернуться назад во времени. Или…

— Физдецомы? — у Шини глаза полезли на лоб. — Физдецома не лечится, это даже дети знают.

— И во времени назад тоже никто не возвращался никогда, — добавил Аквист.

— Вы, кажется, в курсе, что существует версия про древних, которые запросто это всё делали, — сердито сказал Фадан. — В общем, так. Нам с вами наплевать, что там на самом деле. Нас интересуют деньги. И только деньги. Потому что за расшифровку нам обещали…

Он назвал сумму.

Шини шлепнулся на пол рядом с замершим Аквистом.

— Это кто же такой добрый? — с интересом спросил Аквист. На самом деле он даже не подозревал, что существуют разумные, у которых может быть столько денег. Сразу. И ему стало любопытно.

— Неизвестно, кто, — пожал плечами Фадан. — Заказчик анонимный. Но вот те деньги, которые лежат на столе, были вместе с диском. Это, как я понял, на текущие расходы.

— Триединый и все его радетели, — пробормотал Аквист, посмотрев на стол. — Фадан, а Фадан? А может, ну её, эту хрень? Может, мы просто возьмем эти деньги и смоемся?

— Не получится, — покачал головой Фадан. — Потому что если мы смоемся, нам открутят головы. Про это тоже было в записке.

— А если ничего не получится? — с сомнением спросил Шини.

— Если не получится, то нам ничего не грозит. Но давайте-ка всё-таки постараемся, чтобы получилось, — решительно заявил Фадан. — К тому же, это интересно. И благородно. Думаю, если это действительно секрет лекарства от физдецомы, нам будут благодарны многие.

— Или путешествие во времени, — мечтательно произнес Аквист. — Ладно. Фадан, ты нас уговорил. Это всё равно интереснее, чем составлять дурацкие генеалогические деревья. На которых уже впору вешаться самим, настолько это надоело.

— Вот и прекрасно, — подвел итог Фадан. — Что ж, приступим?

— Командуй, — кивнул Аквист. — Мы готовы.

— Эээ… — Фадан задумался. — Значит, так. Нужно отснять все картинки, которые на ней есть, и разослать по музеям. На предмет поиска соответствий. Может быть, где-то было что-то похожее. Про то, что сама эта хрень у нас, никому не говорить! Для всех — у нас есть только картинки.

— А почему? — спросил наивный Шини.

— А потому что вдруг её из какого-нибудь музея сперли! — рявкнул Фадан. — Как можно быть таким недогадливым? Да, Шини, я всегда говорил, что ты умом не блещешь.

Аквист подумал, что Фадан и сам, кажется, не очень сейчас блещет умом — что-то ему подсказывало, что от хрени, валяющейся на полу, лучше держаться подальше. Кстати…

— Фадан, а почему ты её тут положил? — осведомился он.

— Я что, еще и таскать её должен?! — возмутился Фадан. — А вообще, да. Переложите-ка её на стол.

— Спасибо, Аквист, — Шини раздосадованно покачал головой. — Вот тебе не молчалось.

Вдвоем они подняли диск и переложили на стол, не таким уж он оказался тяжелым. Может, килограмм двадцать, может, чуть больше. Шини подумал, что Фадан и сам бы запросто переложил диск, но ему, видимо, было просто лень это делать.

Гад такой.

— Отлично, — солидно кивнул Фадан. Взял электронную лупу, включил подсветку поярче, и принялся рассматривать изображения. — О, а вот это интересно… — протянул он. — Аквист, ну-ка посмотри.

Аквист сел за стол и взял у Фадана лупу.

Линии, из которых были составлены узоры, оказались неоднородными. Издали эта неоднородность выглядела как шероховатости, потертости и мелкие зазубрины, но вблизи оказалось, что это не линии вовсе, а ряды символов, из которых состояли эти линии.

— Таааак… — протянул Аквист. — Угу… ага… Фадан, это какой-то язык. Символы повторяются, есть одинаковые… но я такого в жизни не видел…

— Ну-ка дай лупу, — потребовал Фадан. — Верно говоришь. Смотри, вот круг с хвостом, вот круг незамкнутый, вот круг с палочкой, три палочки, два круга… Знаете что? Это мы пока никому не покажем. Берите фото и снимайте сами узоры. Но издали, чтобы не было видно, из чего состоят линии.

— Фадан, а почему ты этого сам не сделал? — резонно спросил Шини.

— А что я еще должен был сам сделать? — прищурился Фадан. — Может быть, еще и готовить я должен сам?! Или отвечать на почту? Я зарабатываю деньги, и…

— И поэтому сейчас мы едим на мои деньги, — напомнил Шини.

— Не твои, а твоей мамы, — уточнил Аквист. Он приволок громоздкий серый фото и принялся щелкать диск с разных точек.

— Какая разница? — взвился Шини.

— Иди и приготовь еду, — приказал Фадан.

— Вот всегда так, — пожаловался в пространство Шини.

— Ну кто виноват, что ты вкусно готовишь? — примирительно спросил Аквист.

— Папа виноват! Папа! Потому что он повар!!! — рявкнул Шини. — Это вам — вкусно. А у него — Шини, руки из жопы, ацху проще научить готовить, чем тебя, скорее греван спляшет, чем я съем твою стряпню, лучше б ты старинные рецепты собирал… ну, привез я ему как-то рецептов, и что?

— А правда, что? — поинтересовался Фадан, продолжая рассматривать в лупу узоры.

— Покрутил пальцем у виска и спросил, не было ли там вместе с рецептами старинных продуктов, чтобы это готовить. Не знаю, чего он от меня хочет. А вам лишь бы жрать. Всем лишь бы жрать…

Ворча и жалуясь, Шини принялся орудовать на кухне — продуктов было мало, и ему нужно было как-то хитро извернуться, чтобы из них получился не только завтрак, но хотя бы еще обед.

Потому что если они засядут за отправку фото, обедом заниматься будет некогда. А Фадан, несмотря на лень, после того, как Шини и Аквист появились в его жизни, счел очень правильной практику обедать по расписанию.

* * *

Наверное, стоит объяснить, кто такие Шини и Аквист, и почему они сейчас танцуют танцы с бубнами вокруг Фадана. Точнее, ради чего. Дело в том, что Шини и Аквист — так называемые гермо, или, точнее говоря, средний пол. У всех разумных и не разумных видов живых существ, обитающих на Раворе-7, по три пола, и ни у кого это удивления не вызывает, наоборот, двуполая система для них выглядит просто-таки верхом разврата и порока, тогда как их трехполая является обыденностью и нормой. Впрочем, рауф, живущие на Раворе-7, о такой системе слыхом не слыхивали.

На деле всё выглядит следующим образом. В любом биологическом виде есть мужчины, которых не очень много, женщины, которых в несколько раз больше, и средние, которых больше всего. Эти самые средние выполняют в цепочке размножения роль передатчиков генетического материала, добавляя в этот материал свои признаки, главным из которых является пол будущего потомства. На одного мужчину приходится приблизительно три средних, поэтому для рауф (так называется раса, живущая на Раворе-7) обычной является ситуация, когда один мужчина состоит в союзе с двумя-тремя средними, а у женщины обычно бывает один-два средних, зачастую соперничающих за её внимание.

Конечно, главным в этих на наш взгляд немного странных союзах являются дети. И ради достижения этой заветной цели многие гермо готовы идти на что угодно, лишь бы выскочить хоть за какого мужчину, найти подходящую милую и красивую женщину, и потом именоваться гордыми словами «определяющий отец». Мужчина, основной носитель генетического материала, становится в этом случае «старшим отцом», ну а мама… а мама всегда остается мамой, что тут еще сказать.

Но проблема-то вся в том, что гермо — много, а мужиков и баб — меньше. Вот поэтому сейчас Аквист и Шини танцуют вокруг Фадана, как пожелает Фадан, и выполняют все его прихоти. И даже кормят этого долговязого дармоеда на свои собственные деньги. По идее, это он их должен кормить, потому что в нормальных семьях мужчины всегда заботятся о своих средних.

Но это в нормальных.

А тут явно не тот случай.

* * *

В первый день они добросовестно фотографировали хрень в разных видах и обрабатывали фотографии. Ближе к вечеру Аквист, ворча, что ужин запаздывает, разослал эти фотографии в полсотни музеев, хранителям. Текст писем был одинаковым, а фотографии Аквист к письмам приложил разные. На всякий случай.

Шини, проклиная всё и вся, приготовил ужин, но ужина получилось как-то мало, поэтому Аквисту, который только-только управился с фотографиями, пришлось собираться и тащиться в университетскую столовую за дополнительной порцией еды. Еда в столовой была невкусная и стоила дорого, но альтернативы в это время суток у Аквиста не было, потому что оба магазинчика на территории университета уже закрылись.

Поужинав, оба гермо засобирались к себе. Был уже вечер, а в университете было не принято средним расхаживать по ночам. Да, конечно, они уже закончили, но им еще предстояло получить документы и через декаду освободить комнату, в которую вскоре въедет следующая пара страдальцев, которым предстоит мучиться с университетской программой следующие шесть лет.

Шини и Аквиста ждало общежитие для несемейных гермо, которое, по слухам, было еще круче, чем то общежитие, в котором они жили сейчас. То есть порядки были еще строже. Говорили, что в то общежитие вообще не пускают ни девушек, ни мужчин. Даже на территорию. И порядки там драконьи. И режим очень строгий.

Можно было бы, теоретически, отправиться по домам, но по домам они не хотели.

И вот почему.

* * *

Папа Шини, определяющий родной папа, работал в столовой огромного комбината, на котором производились телики. На работе он занимал завидную должность помощника шеф-повара, получал неплохие деньги и кормил, в буквальном смысле, всю немаленькую семью. Поэтому вся семья была, скажем так, толстенькая. Толстенькой была милейшая мама Шини, добрая, как солнышко, и ласковая, как летнее море; толстенькой была прехорошенькая рыженькая сестренка Шини, Агусти, девочка-подросток; толстеньким был старший брат Шини, парень по имени Шаури, который уже выучился на повара, толстеньким был дополняющий отец Шини, Васког, который работал там же, где определяющий, всё в той же столовой, и толстеньким, даже толстым, пожалуй, был старший отец Шини по имени Мар, который работал на комбинате главным бухгалтером.

Один Шини еще подростком заупрямился и заявил, что хочет быть историком. Он, надо сказать, никогда толстеньким не был. И покладистым не был, в отличие от брата и сестры. И вообще в своей семье Шини был словно бы из другой песочницы — пусть его бунты порой и выглядели нелепо, они всё-таки были самыми настоящими бунтами. И папа, пару лет повоевав с сыном, неожиданно сдался. Хоть и ворчал, особенно при матери и при брате с сестрой.

Но один раз…

— Шини, — сказал как-то папа, входя в бывшую детскую. — Пойдем пройдемся.

— Куда, пап? — Шини отложил книжку, которую читал.

— На улицу, — приказал папа. И строго глянул на сына. — Переоденься.

На улице они отошли от дома подальше в молчании, потом папа оглянулся и указал на лавочку рядом с каким-то домом.

Сели.

Папа оглянулся.

Рядом никого не было.

— Ты балбес и охламон, — с места в карьер начал папа. — Не спорь со мной.

— Да я не спорил.

— Заткнись, Шини. Ты балбес и охламон, потому что… — папа глубоко вздохнул и глубоко выдохнул. — Потому что не Мар твой старший папа.

— Чего?.. — Шини обалдело воззрился на отца.

— Того, — папа грустно вздохнул. — Поэтому ты и есть балбес и охламон. Весь в него.

— В кого, пап? — растерялся Шини.

— В балбеса и охламона, — рявкнул папа. — Шини, в своё время я оступился. Один раз. Мне хотелось большой любви. Не влюбляйся, Шини. Это ничем хорошим не заканчивается. Понял?

— Ты меня имел в виду? — Шини обиделся. — Я такой плохой? Это я — то нехорошее, которым заканчивается? Но в этом же ты виноват, выходит дело!

— Не повторяй моих ошибок, Шини, — строго приказал папа. — И поменьше читай всякую муть. Про всяких там «золотых гермо» и прочее. Я не читаю.

Он правда ничего не читал. Вообще ничего не читал.

Да и никто в семье, кроме Шини, не читал.

А зачем?

— Пап, а кто мой старший? — с интересом спросил Шини.

— Не твоё это дело, балбес, — голос папы стал строгим. — Хочешь в университет?

— Ага, — кивнул Шини. — Так ты разрешишь?

Про университет они спорили весь последний год. Потому что Шини категорически не хотел идти в кулинарный техникум.

— Вали, — махнул рукой папа. — Но учти. Если сунешься обратно, пойдешь, куда я сказал. Потому что я согласился продержать балбеса на шее еще шесть лет, но не больше. Скажи за это спасибо маме.

— Скажу, — пообещал Шини. — Пап, а правда? Ну кто мой старший?

— Какая тебе разница-то? — уже всерьез рассердился папа. — Кто… кто мне голову заморочил россказнями, тот и был. И ты, идиотина, у нас поэтому один средний. Не получались от него другие дети. Ни у кого.

— Пап, ты тоже средний, — напомнил Шини очевидное.

— Дурак ты, Шини, — наставительно ответил папа. — Всё. Собирай свои манатки и отчаливай.

Вот поэтому Шини и не хотел возвращаться домой. Стать поваром после шести лет учебы и диплома? Ну уж нет. Уж лучше выйти за Фадана, и стать хранителем или архивариусом, чем до гроба жизни возиться с кастрюлями. К тому же Фадан нравился. Он, конечно, не идеальный, но всё-таки есть в нём что-то такое… что — Шини и сам толком объяснить не мог.

У Аквиста дела обстояли еще хуже.

У него дома была мама-художница, которая работала на фабрике, производившей ткани для мебели, а в свободное время рисовала дома бесчисленные картины, и поэтому дом напоминал жилище сумасшедшего. Оба папы Аквиста, и определяющий, и дополняющий, маму очень любили, и потакали ей во всём, поэтому мама творила что хотела и ни в чем себе не отказывала. Аквист был её единственным сыном, родила она его достаточно поздно (всё не могла решить, от кого она хочет ребенка), и Аквисту досталась вся материнская любовь, на которую она была способна.

И любви этой Аквист боялся, как огня.

— Крошка, — говорила мама сыну, стоящему с ней рядом. — Сегодня на улице прохладно. Надень шарфик, крошка.

Крошка-сын, выше мамы на голову, покорно кивал.

— Да, мама, — соглашался он. — Хорошо, мама.

— Малыш, — говорила мама в другой раз. Малыш съеживался заранее и втягивал голову в плечи. Рефлекторно. — Подай маме тюбик белил. Только не испачкай ручки.

— Да, мама, — привычно соглашался Аквист. Но коварные белила оказывались в бракованном тюбике, и мама со смехом оттирала сыну пальцы тряпочкой, смоченной маслом, и потом рассказывала подругам, что все дети — на всю жизнь дети, до старости.

Быть дитём до старости Аквист категорически не хотел, поэтому, как только позволил возраст, подался в университет, и, к большому удивлению мамы, внезапно поступил. Мама сказала, что старший отец у Аквиста был «большой умница», и, видимо, Аквист пошел в него. К сожалению, старший отец Аквиста умер от физдецомы, когда Аквисту было три года, и Аквист его толком не помнил. Так, какой-то смазанный образ. Черноволосый высокий рауф с желтыми красивыми глазами стоит рядом с его, Аквиста, папой, и улыбается. Больше ничего не осталось.

Собственно, отсюда и происходила тайная мечта Аквиста о машине времени. Ему хотелось посмотреть на отца, понять, каким он был. А еще он хотел, конечно, чтобы физдецома стала излечимой.

Тогда бы отец, наверное, не умер.

На Раворе-7 существовали следующие официально признанные болезни. Их список стоит озвучить, чтобы понять, до какой степени была в свое время опрощена медицинская система этой планеты.

Итак.

Апчихит — простуда.

Попогрыз — геморрой.

Попоболь — понос или запор.

Зубы — зубы.

Головнюк — головная боль.

Физдецома — все прочие болезни.

Кирдык — кирдык.

Если от апчихита существовали порошки и таблетки, от попогрыза мазь, от попоболи фруктовые шарики и промывание, от зубов зуболечилы со сверлами, а от головнюка примочки, то от физдецомы лекарств не имелось. Услышав страшный диагноз, разумные впадали в уныние, потому что оставалось им только одно — побыстрее покинуть этот мир, чтобы не мучиться. Некоторые, правда, почему-то излечивались, но в медицине это явление объяснялось просто: спонтанная ремиссия физдецомы. Или, если угодно, чудо Триединого. Почему оно произошло, пусть греваны объясняют.

Еще существовал кирдык. Кирдык — это когда сразу. Травма, например, или внезапная физдецома чаще всего именно им и заканчивалась. Ну или происходило чудо, и разумный почему-то выживал. Чаще всего, правда, никаких чудес не происходило. Как не произошло чудо со старшим отцом Аквиста.

В общем, домой Аквист не хотел, потому что не хотел превращаться в мамину усладу и вечного ребенка. Он тоже, как и Шини, был не прочь стать архивариусом или хранителем, и Фадан его как партия вполне устраивал.

Оба они, и Шини, и Аквист, сейчас были готовы на всё, лишь бы не возвращаться в свои старые жизни. Надо исследовать хрень? Да с удовольствием. Лишь бы не обратно.

* * *

— Ну, в принципе, про рауф ты нормально объяснил, — Скрипач отложил итский блокнотик в сторону. — А что за Равор-7 такой? Что-то он мне больно сильно Апрей напоминает.

— Не, это не Апрей, — Ит, который только-только вышел из ванной, плюхнулся на кушетку и зевнул. — Это так… сборная солянка.

— А что дальше будет? И почему ты это всё назвал «Дело времени»?

— Слушай, с какой радости я должен рассказывать? — Ит хмыкнул. — Вот напишу, прочитаешь.

— Вообще, ты очень тривиально пишешь. У всех графоманов все книжки начинаются с того, что герои просыпаются после пьянки. Твои не исключение.

— А может, я и есть графоман, — Ит, кажется, рассердился. — И вообще, тебя никто читать не заставлял. Не нравится — не читай. Отдай блокнот.

— Точно, графоман, — покивал Скрипач. — Критики не любишь.

— Не критики, а хамства. Отдай, я сказал!

— На, чего разорался. Понапридумывал чушь какую-то, и еще обижается. Ромашка нежная выискалась.

— Рыжий, иди ты в пень, — Ит отобрал блокнот и спрятал в ящик стола. — Не дам я тебе ничего больше читать.

— Потому что обиделся, — поддел Скрипач.

— Потому что зачем читать, если не нравится?

Скрипач пожал плечами.

— Ну и не надо, — резюмировал он. — Не больно и хотелось…

2Девушка с большими… глазами

На следующий день Ит после сиесты отправился на рынок, потому что всем захотелось арбуза. Берта настояла на том, чтобы арбуз был съеден не на пляже, а в гостинице — она была категорически против того, чтобы дочери ели плохо вымытый арбуз и потом страдали животами. Ит прихватил две авоськи и двинулся в сторону рынка, а Берта, Даша и Вера в сопровождении Фэба с Киром отправились вниз, в холл, за мороженым.

Гостиница была просто роскошная, и этой роскошью все немного тяготились, но выбирать в данном случае не приходилось — в этот раз их отпуск оплачивал конклав, и конклав выкупил на месяц эти два шикарных номера, и обеспечил проезд, и выдал немаленькие подъемные. Ладно, гулять так гулять, решили все, и поехали «гулять».

Ри с Джессикой и детьми должны были приехать через пару дней: Ри сейчас заканчивал очередной этап работы, не уложился в срок, и их вовремя не отпустили…

Скрипач, убедившись, что все ушли, сначала закрыл дверь номера, а потом принялся за лихорадочный поспешный обыск.

В ящике стола блокнота не оказалось, в рюкзаке Ита — тоже.

— Твою налево, — пробормотал Скрипач, озираясь. — Куда ж ты его сныкал? Вот падла обидчивая.

Он быстро проверил обе кровати (под матрасами блокнота не было), потом холодильник (пусто), потом вещи девчонок (ничего), потом прихожую номера (снова ничего). Минуту подумав, Скрипач направился в ванную, и спустя три секунды вытащил блокнот из щели между чугунной чашей ванны на львиных лапах и стеной, отделанной плиткой «кабанчик». Блокнот был слегка пыльным, видимо, Ит засунул его в щель впопыхах, не наведя предварительно чистоты в импровизированном тайнике.

— Бинго, — удовлетворенно констатировал Скрипач, открывая блокнот. — Сейчас посмотрим, чего ты там накатать успел. Тоже мне, тайны мадридского двора устроил. Говорю же, ромашка…

* * *

На третьи сутки общения с хранителями из музеев Фадан озверел. Ну правильно. Одно дело — отправлять одинаковые письма, пусть и с разными фото, как это делал Аквист, а другое дело — вдумчиво отвечать на каждое письмо каждому хранителю, как сейчас приходилось делать Фадану. Причем хранители, как назло, оказались вдумчивыми и дотошными. Всего лишь пять из них возмутились, заявив, что Фадан слишком серьезно относится к шуткам своих же студентов. Остальные сорок пять написали подробнейшие ответы. Причем ответы эти предполагали дальнейшую переписку.

— Нет, я так не могу, — заявил Фадан, выдергивая шнур компа из розетки на стене. — Я так больше не могу!

— А комп-то зачем ломать? — осторожно спросил Аквист. Он видел, что Фадан сердится, и отлично знал: когда Фадан сердится, на дороге у него не стой. Но сейчас ему действительно было жалко комп.

— А и черт бы с ним, — рявкнул Фадан. — Вот что. Ты, — он указал на Аквиста, — завтра поедешь в музей Пятигранного алтаря и поговоришь с тамошним хранителем, вроде бы он признал язык. Ты, — он повернулся к Шини, — поедешь в музей Лунного озера, в Ракэнар, и посмотришь, что есть у хранителя… эээ… а, неважно. Он вроде бы знает, где добывали и обрабатывали такой же камень. Потом оба обратно, и будете дальше отвечать.

— Ночью? — с ужасом спросил Шини. — Фадан, а может, ты?..

Фадан недвусмысленно покосился на стол. На столе лежал очередной фолиант, называвшийся «Нравы и обычаи племени Урдуф шестой династии, записки очевидца».

Всё понятно.

Не дочитал.

— А, да. Шини, приготовь, пожалуйста, на завтра еды, — распорядился Фадан. — Чтобы хватило.

— Не получится, — злорадно ответил за притихшего Шини Аквист.

— Это почему? — нахмурился Фадан.

— А кто сейчас отвечать будет?

Фадан задумался.

— Да, не сходится, — пробормотал он. — Надо что-то делать. Слушайте, а давайте наймем секретаря, — оживился вдруг Фадан. — У нас же есть деньги! Вполне хватит на трёхмесячный найм, если взять, например, студента.

— Ммм, — Аквист задумался. — А трёх месяцев хватит?

— Если не хватит, продлим, — беспечно отозвался Фадан. — Так, тогда на сегодня всё отменяется. И на завтра тоже. Сейчас сделайте объявление про найм и растащите по доскам. Собеседование назначим на завтрашнее утро. И сами придите пораньше.

— На все доски вешать? — уточнил Шини.

— Давай на все, — махнул рукой Фадан. — Будет из кого выбрать.

Доски, про которые они говорили, были рядом с общежитиями факультетов, на них вешались самые разные объявления. В том числе и такие, о временной работе.

— Ладно, — кивнул Шини. — Диктуй, что писать на листочках.

* * *

Ранним утром Шини и Аквист отправились к Фадану. Пришли пораньше, с запасом, и обнаружили, что Фадан, конечно, еще спит сном праведника. Шини быстренько «изобразил завтрак» — точнее, он бухнул в кастрюльку брикет сухой каши, налил сверху на этот брикет ацхового молока и добавил шматок масла. Включил подогрейку под кастрюлей, и с чувством выполненного долга пошел в комнату — дальше подогрейка сама справится. Нормальная будет каша, вполне сойдет. А сахар Фадан потом сам добавит.

Аквист сидел в комнате за компом и просматривал вчерашние письма. Явную чушь он пролистывал, а письма посерьезнее отмечал синими закладочками и складировал в сторонку, на эти письма надо будет ответить.

— Шини, глянь, там кто-нибудь пришел уже? — спросил он.

— А чего опять я? — обиделся Шини.

— Потому что я работаю! — шепотом рявкнул Аквист. — А ты…

— А я, значит, прохлаждаюсь, — съязвил Шини. Подошел к окну, выглянул — и вдруг замер. Восхищенно тихо присвистнул.

— Чего ты там увидел? — спросил с подозрением Аквист.

— Иди сюда, — беззвучно отозвался Шини. — Ты только глянь.

За время приготовления каши и чтения писем к домику Фадана подтянулись соискатели. Их было немного, всего лишь шестеро. Двое — парни, явно со спортивного факультета. Трое — гермо, точно не историки, историков они знали почти всех, их было немного. И…

— Обалдеть… — прошептал Аквист.

На лавочке перед домиком сидела девушка. Маленького роста (впрочем, для рауф это как раз было нормой), со светлыми вьющимися волосами, тоненькой талией, и с нежно любимой противоположным полом частью женского организма размера этак четвертого. А может, и больше, разглядеть подробнее сейчас мешала занавеска, за которой залипали Шини с Аквистом. Девушка была хорошенькая. Очень хорошенькая. Хорошенькая настолько, что любой гермо счел бы за честь, если бы такая девушка осчастливила его мимолетным взглядом или улыбкой.

— Аууууу… — беззвучно взвыл Шини. — Аквист, ущипни меня!

Аквист ущипнул.

— Дурак!.. Я же образно говорил!..

— Ты попросил, я и ущипнул, — обиженно ответил Аквист, не отрывая от девушки взгляда. — Про образно ты ничего не сказал.

Девушка была одета в светлую блузочку, темную короткую юбку; на ногах у неё были высокие серебристые сапожки, которые стали модными этой весной, а на макушке оказалась приколота маленькая изящная шляпка фиалкового оттенка. Девушка сидела, рассеянно глядя по сторонам, на коленке её лежала обложкой вверх маленькая тощенькая книжка в серой обложке.

— Ой, какая, — мечтательно протянул Шини. — Мечта… блондиночка…

— Стекло не выдави, — заметил Аквист.

— Чего?.. А… да, не выдавлю…

— Подвинься, — приказал Аквист.

— Это еще зачем? — ревниво спросил Шини.

— Мне плохо видно!

Пара минут прошла в молчаливом созерцании воздушного создания, неведомыми ветрами занесенного к скромному домику и явно по недосмотру оставленному на старой лавочке.

Аквист, однако, опомнился первым, и первым же сообразил, что хочет созерцать это воздушное создание и дальше. Но как убедить Фадана взять именно её, а не кого-то другого?

— Вот бы Фадан её взял, — озвучил общее направление мыслей Шини.

— От нас это не зависит, — с тоской возразил Аквист.

— Или зависит? — задумался Шини.

— А она работать-то сможет? — с сомнением спросил Аквист, продолжая во все глаза глядеть на блондиночку. — Хотя, наверное, сможет.

— Какая разница!!! — Шини облизнулся. — При чем тут работа?!

— И то верно. Так, надо срочно разогнать остальных, пока Фадан не проснулся, — сообразил Аквист. — Возьмет какого-нибудь прыщавого урода или спортсмена…

Шини зябко поежился.

— Не надо спортсмена, — сообщил он очевидное. — Аквист, пошли.

— Куда? — не понял Аквист.

— Как это — куда?! Разгонять!

— Как?

— Сейчас придумаем…

* * *

Спортсменов Шини очень удачно оттащил в сторону на входе. Фадана они, по счастью, не знали, поэтому рассказу Шини о том, для чего ему нужен секретарь, поверили сразу.

— Да потому, что я закончил уже учебу, и больше не хочу этим заниматься, — Шини с печалью воззрился на спортсменов. — Он меня достал. Как он меня достал.

Спортсмены были здоровенные. Больше двух метров ростом, плечистые, подтянутые. Одеты скромно, стрижки короткие, взгляды туповатые. Шини на их фоне выглядел в некотором смысле даже жалко: потертая курточка с пятнами кое-где на рукавах, всклокоченные косички на голове, синяки под глазами. Ну, про синяки понятно, нечего было сидеть до третьей ночи, играя в какую-то ерунду, а вот курточку (по мнению Аквиста) давно пора было хотя бы выстирать. Или отдать в чистку.

— Он всё время меня заставляет готовить, — пожаловался Шини. — Всё время.

— Почему? — не понял спортсмен, который был чуть пониже.

— Потому что он всё время жрёт! — ответил Шини с отчаянием. — Проснется — сразу жрёт. Потом днём жрёт. Потом вечером. А я ему готовь. А теперь вы будете. Ну, или один из вас.

— Пойдем, Элу, — решительно сказал спортсмен повыше. — Я готовить не умею.

— Я тоже…

Аквист в это время обрабатывал троих гермо, которых он для разговора оттащил подальше, в сторону от площадочки — чтобы блондинка не услышала.

— Нет, вы ему не подойдете, — вещал он. — Потому что он не совсем секретаря ищет.

— А кого? — с вызовом спросил гермо, у которого на голове были такие же косички, как у Шини, только гораздо более аккуратные. — Партнера?

— В некотором смысле, — туманно ответил Аквист. — Типа того.

— Можно конкретнее? — потребовал второй гермо. Аквист успел заметить, что гермо были аккуратистами, и решил, что есть хороший способ избавиться от этих троих чистоплюев.

— Ну, на самом-то деле партнер у него есть…

— Ты, что ли? — гермо с косичками окинул Аквиста презрительным взглядом.

— Нет, ну что ты, — замахал руками Аквист. — Куда мне. А ищет он… в общем, я у него уборкой занимался… ну, после того, как они…

— Чего-то ты темнишь.

— Я? Да ни в коем разе! — возмутился Аквист. — Просто… ну… он любит всякие приспособления, и… словом… я убирал… ну, после…

— После чего?!

— Того самого.

— И что?!

— Ну… вы… вы такие, как бы сказать… ну, интеллигентные, — Аквист понурился. — Вы же не захотите уборкой заниматься. А после того, как они играют с едой, очень сильно всё испачкано, ну вот я и подумал, лучше предупредить…

— Черти что, — констатировал гермо с короткими волосами, который до этой минуты молча слушал. — Пошли отсюда. Я не намерен возить грязь за такие мизерные деньги.

— В объявлении было про другое, — заметил первый гермо.

— Кто ж в объявлении правду напишет? — резонно возразил Аквист. — Да еще и на доску повесит?

Трое гермо развернулись и отправились прочь по улице.

Аквист ласково улыбнулся им вслед и поспешил обратно к домику. И вовремя — возле домика Шини уже вовсю обхаживал блондиночку.

— …совершенно замечательная работа! Фадан умный, интеллигентный, никогда слова плохого не скажет, — с жаром рассказывал Шини. — И дело у нас сейчас идет очень интересное.

— Дело? — с интересом спросила блондиночка. — Что за дело?

— Историческое расследование, — гордо заявил Шини. — Нам нужно расшифровать надписи и понять назначение одного интересного старинного артефакта.

— Ясно, — блондиночка задумалась. — А что я должна буду делать?

— Фадан расскажет. Ничего сложного. Отвечать на почту, лхус приготовить, позвонить кому-нибудь, — принялся перечислять Шини. — Аквист, где тебя носило? — возмущенно спросил он у подошедшего друга. — Познакомься. Это Бонни. Наш единственный кандидат на должность секретаря, — он сделал ударение на слове «единственный».

— Очень приятно, — Аквист церемонно поклонился. — Бонни, а где вы учитесь? На каком факультете?

— Я не на факультете на самом деле, — девушка опустила глаза. — Я… я на втором курсе в академии Духовного слова. Я греван.

— Что? — Аквист явно растерялся.

— А что тут такого? — удивилась она.

— Да… ничего, — Аквист почесал в затылке. — Темный или светлый?

— Черно-белый, я универсал. Ну, буду универсалом, — поправила Бонни сама себя. — Не верите?

— Почему не верим? — удивился Шини.

— Да почему-то никто не верит, — Бонни пожала плечами.

— А основная специальность какая? — поинтересовался Шини.

— Я шляпница. Делаю шляпки. Для кино и для театра. Вот, посмотрите, — она оживилась. — Видите, какая милая? Это копия шляпки из спектакля «Роза в тернистой траве». Там молодая девушка Роза приезжает в город из села, и влюбляется в гермо по имени Орамос, а этот гермо из богатой семьи, и очень испорченный и избалованный. Его братья и оба отца прочат ему будущее в торговле, где сами работают, а он бездельник и работать не желает. Ну, потому что испорченный. А эта Роза очень хочет, чтобы он изменился и стал хорошим. Ну, чтобы пошел работать, как все, и чтобы на ней женился. А еще у него есть будущий скъ`хара, только этот скъ`хара большой политик, и ему не нужна Роза, ну, чтобы она стала женой Орамоса, ему хочется, чтобы он женился на другой девушке, а эта девушка его старше, и у неё на примете есть еще один гермо, и…

Аквист и Шини молча смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова. Наконец, Аквист набрался смелости и попытался вклиниться в словесный поток.

— А шляпа-то тут при чем? — спросил он.

— Шляпа? — Бонни на секунду остановилась, вспоминая, о чем шла речь. — Ах, шляпа! Такую шляпу носит тётя Орамоса, злая сестра его матери. Она…

— Видимо, придется потом дорассказать, — вдруг сообщил Шини. — Фадан, кажется, проснулся.

— Я обязательно расскажу, — заверила Бонни. — Такой спектакль замечательный! Просто прелесть!

— А он большой, этот спектакль? — осторожно спросил Аквист.

— Три с половиной часа идет, — ответила Бонни. — Не очень большой.

— Не очень? — тупо повторил Шини.

— Конечно, не очень! Вот, например, «Красавица и змей» идет шесть часов. С перерывом на обед. Я потом расскажу, — пообещала Бонни. — Ну что, идем?

* * *

— И это что, всё? — с недоверием спросил Фадан Аквиста. Шини и Бонни сейчас сидели на лавочке перед домом, а Фадан с Аквистом обсуждали единственную кандидатуру на секретарскую роль.

— Всё, — кивнул Аквист. — Больше никто не пришел.

— Врешь, — тут же осадил его Фадан. — Пришел. Но вы захотели эту девицу. Так?

— Ну… так, — Аквист понимал, что врать Фадану бесполезно. Фадан вообще чувствовал ложь в один момент — долгая практика работы со студентами сделала своё дело.

— И что вы остальным наговорили? А ну, отвечай! Отвечай честно, я сказал! — рявкнул Фадан.

— Эээ… ну… Ладно. В общем…

Выслушав рассказ Аквиста, Фадан с полминуты буравил его взглядом, а затем приказал:

— Снял быстро куртку и лёг. Поганец!

Ну, всё, понял Аквист.

Отшлепает.

Точно.

Фадан был воспитан в старых традициях, поэтому не чурался иногда телесных наказаний — сейчас, например, он явно намеревался взять хлопалку и надавать Аквисту по филейным частям. Хлопалкой служила тщательно ошкуренная деревянная дощечка с ручкой, которая, по словам Фадана, жила в его семье три поколения. Шлепал Фадан не сильно, но вполне ощутимо. И само наказание было ужасно унизительным. И сидеть после этого наказания получалось только на следующий день. Наказывал Фадан редко, всегда только за очень серьезные проступки. Аквисту, например, доставалось в четвертый раз за всё время общения с Фаданом. Первый раз он получил за пьянку, второй — за то, что при всех, в том числе и при Фадане, нахамил собственной маме, третий — когда поставил на кон общие деньги студенческой группы и проиграл, и четвертый — сейчас, за то, что опозорил Фадана перед незнакомыми гермо.

Аквист понимал, что хлопалку он заслужил.

Но легче ему от этого не было.

— Ау… ой… ну… пожалуйста… Фадан… ну хватит!.. я больше… не буду!.. ай… ну, Фадан…

— Если еще раз про меня… кому-то чужому такое скажешь… я тебя вообще выгоню, и обратно никогда не пущу! Ты понял? Паршивец! Поганец! Тварь неблагодарная!!!

— Фадан, я, правда, больше не буду!.. — неблагодарная тварь была готова расплакаться, но делать этого было ни в коем случае нельзя. — Фадан, ну прости!.. Я просто очень хотел… оооой! Чтобы она осталась!.. Ай!.. Мамочки!!!

— Вставай, — приказал Фадан. — Иди, приложи из морозилки что-нибудь холодное. И больше так не делай! Думаешь, мне удовольствие — тебя бить? Думаешь, я этого хочу?

— Не думаю, — Аквист шмыгнул носом. — Фадан, прости, пожалуйста… Но она такая хорошенькая… там такие уроды пришли… и тупые… Два спортсмена, три фраера, из поэтов.

— Аквист, — Фадан взял Аквиста за плечи и развернул лицом к себе. — Тебе Триединым дан язык — зачем? Чтобы ты подошел ко мне, если что-то нужно, и сказал этим самым языком: скъ`хара, я хочу поступить так-то и так-то, ты не против? Или — скъ`хара, мне очень нравится эта девушка, я хочу, чтобы она работала у нас. И всё! Ты понял? Мы бы это обсудили, и, я думаю, решили бы вопрос.

Аквист тяжело вздохнул и кивнул. Фадан утешающее похлопал его по плечу.

— Очень больно? — спросил он с участием.

— А то ты сам не знаешь, — угрюмо ответил Аквист.

— Знаю. Не очень. Так, теперь рассказывай, что это за девушка такая.

Аквист ушел на кухню, вытащил из морозилки большой брикет с замороженным маслом, секунду подумал, потом положил брикет на стул и сел на него. Пострадавшей в неравном бою с хлопалкой попе сразу стало значительно лучше.

— Девушка… её зовут Бонни, она мастер по шляпам. Учится в Духовном слове…

— Она — греван?! — оторопел Фадан. — Она?!

— Ага.

— А какой? Черный или белый?

— Черно-белый, универсал.

— Интересно, — Фадан усмехнулся. — Вот такая воздушная фея, и читает проповеди? Причем черные?

— Ну, как видишь…

Пожалуй, тут стоит немного приостановить наше повествование и рассказать, кто же это такие, греваны.

На Раворе-7, на всем Раворе-7, существует одна-единственная религия. Она называется религией Триединого. И у этой религии существуют служители, которые так и называются — греваны. Служение у них исключительно добровольное, ни один греван не имеет права взять за своё служение ни единой монетки: как только он это сделает, он тут же греваном быть перестанет. Греваны живут, как им заблагорассудится. Они могут уходить жить в монастыри, существующие исключительно на самообеспечении, или могут жить в миру, точно так же, как и все другие граждане планеты. Такие греваны ведут совершенно обычную жизнь, работают на работе, заводят семьи, рожают детей. От остальных граждан их отличает лишь одно: они имеют подтвержденное право нести просветленное слово другим живущим. И делают они это с помощью белых или черных проповедей.

Проповедь греван может читать где угодно — хоть в лесу, хоть в поле, хоть на площади, хоть в общественном транспорте. Вообще везде. Желающие послушать могут остановиться, не желающие просто проходят мимо. Чаще всего греваны читают проповеди белого цвета. Это и жития святых, и различные назидательные истории, и показательные случаи из жизни самих греванов и их знакомых. В конце каждой истории должна находиться мораль, подтверждающая смысл рассказанного. По правилам, если кто-то остановился послушать гревана, уходить этот кто-то не имеет права, пока греван не закончит проповедь. Поэтому проповеди чаще всего читаются короткие, минут на пять-десять. Если, конечно, речь не идет о проповедях праздничных. Эти подлиннее. От пятнадцати минут до получаса. Это, конечно, проповеди белые.

Но бывают и черные проповеди. Они гораздо более жесткие, и порой даже жестокие, да и мораль в них зачастую злая, едкая. В таких проповедях греван имеет право критиковать всё, что пожелает, даже Триединого за несовершенство замысла, например, но чаще всего греван критикует порок, любой порок. И намекает, что за пороком обычно следует наказание.

Черная проповедь может быть совсем короткой, минуты на три, и читать её много сложнее, чем белую. Казалось бы, должно быть наоборот, но греван, если, конечно, он настоящий греван, в любой проповеди обязан выкладываться по полной, подтверждая и окружающим, и себе, что его служение — искреннее, и он сам действительно верит в то, что говорит. Женщины и гермо редко читают черные проповеди, обычно они становятся белыми греванами, а вот среди мужчин черные встречаются чаще, чем белые. Они обладают нужной суровостью и строгостью, ведь черная проповедь обязана и напугать, и просветить, и заставить серьезно задуматься.

Кроме проповедей греваны занимаются еще и другими делами. Например, они собираются для общей помощи — попросит какая-нибудь фабрика убрать территорию, а греваны тут как тут. Или — нужно сделать много подарков для детей на праздники, рук не хватает, и греваны спешат на помощь учителям и родителям из комитетов. Это, конечно, больше молодые греваны. Те, что постарше, занимаются своей работой, и хотя бы пару раз в неделю где-нибудь читают. Чаще всего — для небольшого круга, семьи и соседей по дому, например.

Есть, конечно, греваны-звезды. Их приглашают читать по праздникам на телевидение и радио, их проповеди распространяют, сохраняют. Но таких немного, да и не стремятся греваны к славе, ведь гордыня у них считается как раз пороком, а когда тебя возносят на пьедестал почета и поклонения — это первый шаг к гордыне и есть. А значит, это плохо. И этого лучше избегать.

Учатся греваны чаще всего вольным порядком, именно так училась Бонни в Духовном слове. Часть времени будущий греван проводит на своей обычной работе, а другую часть, обычно по вечерам, слушает наставников, пожилых греванов, и учит в большом количестве священные и околосвященные тексты. Ведь на экзамене может попасться любая тема, а по условиям экзамена проповедь по этой теме ты должен подготовить за час. Дисциплин у греванов не очень много, но к концу обучения они в той или иной степени знают и психологию, пусть по верхам, и философию, пусть не подробно, и историю (по мнению Фадана, они её не знают), и культурные течения, и два-три смежных иностранных языка, чтобы худо-бедно прочесть проповедь не только на своем родном наречии.

Теперь вы знаете, кто такие греваны, и почему Фадан удивился, узнав, что Бонни читает еще и черные проповеди.

— …не знаю, Фадан. Я правда не знаю, я с ней почти не говорил, — Аквист пожал плечами. — Но работа ведь и вправду совсем простая.

— А если она с ней не справится?

— С чем? На письма ответить? С чем там справляться-то?

Фадан вышел в кухню, строго посмотрел на Аквиста.

— Так, в общем, я решил следующее. Даем ей испытательный срок. На месяц. Если справится, хорошо. Нет, значит, нет.

— Спасибо, Фадан, — улыбнулся Аквист. — Ну что? Я их позову?

— Зови, — кивнул Фадан. — Познакомимся с вашей Бонни.

— Она не наша, — Аквист встал. — Она просто…

— Аквист! У тебя все штаны в масле!!! — Фадан всплеснул руками. — Ты на что сел?!

— А что… Ой!!! Мамочки!!! Фадан, что делать?!

— Возьми мои штаны, переоденься, — распорядился Фадан. — Позорище.

— Мне твои штаны будут до подмышек, — заметил Аквист.

— Закатаешь. Бегом!

* * *

Переступив порог домика Фадана, Бонни увидела весьма живописную картину. За рабочим столом, на котором высились горы книг и каких-то справочников, сидел высокий черноволосый рауф со строгим выражением на лице. Для пущей строгости этот рауф зачем-то нацепил себе на лоб сильные увеличители, что выглядело странно, потому что в книге, которая лежала перед ним, текст был более чем крупным.

Аквист, с которым она уже познакомилась, стоял рядом с этим самым столом. Одной рукой он пытался листать какую-то книжку, второй — поддерживал сползающие штаны, закатанные до коленей, причем правая штанина была закатана больше, а левая меньше.

— Проходи, — предложил Шини. — Знакомься. Это Фадан, он преподаватель истории и наш… ну… видимо, будущий скъ`хара. Да?

Фадан кивнул.

— Аквиста ты уже видела. Фадан, это Бонни.

— Очень приятно, — процедил Фадан, по лицу которого было видно, что приятно ему на самом деле не очень. — Бонни, расскажите о себе.

Аквист и Шини переглянулись. Они уже поняли, что просить Бонни о чем-то рассказать — штука небезопасная.

— О себе? — переспросил Бонни. — Ладно. Я переехала из Айдивиля, два года назад. Там жила с мамой, тремя папами и двумя братьями. Они мальчишки, младше меня. Еще школьники. Мама работает в ателье, мой папа — плотник, второй папа, который не мой — механик.

— А старший отец? — поинтересовался Фадан.

— Ооо… — Бонни закатила глаза. — Это была такая история! Сейчас расскажу.

Шини закрыл глаза ладонью.

— Вы видите, я беленькая, да? А оба брата у меня рыжие. Ну, как Шини примерно, только потемнее. Мой папа в свое время очень сильно влюбился, но тот мужчина уже был чужим скъ`хара, и не захотел бросать свою семью. А папа очень хотел, чтобы у него и мамы был ребенок от него, потому что он был ну очень красивый! Мама рассказывала, что он был блондин, и с голубыми глазами. Совершенно особенная внешность! И мой папа поехал следом за ними, когда они поехали отдыхать. У того мужчины было двое гермо. Но детей не было! Представляете, какой ужас?

— Что ужас? — Фадан немного оторопел от её повествования.

— Когда семья без детей — это же ужас! И мой папа приехал туда же, где они отдыхали, и неделю уговаривал, чтобы тот с ним встретился. Потом его даже побили эти гермо…

«А я бы убил, — подумал Аквист. Ему на секунду вдруг представилось, что кто-то бродит вокруг них и домогается Фадана. По спине побежали мурашки. — Да я бы точно убил! Ничего себе историйка».

— Ну, в общем, тот скъ`хара пришел к папе в больницу, извиниться за то, что они папу побили…

Угу, денег предложить пришел, чтобы полисандеры дело не завели, дошло до Фадана. Так…

— И мой папа сказал, что ему не нужны деньги, а нужна только любовь, — гордо закончила Бонни. — Ну и тот согласился, но только на одну встречу. И появилась я.

«В кого она, интересно, такая дура? — подумал Фадан. — Папа-то, оказывается, неплохо соображал. Любовь, это надо же. Шантаж чистой воды».

— А папа потом с тем встречался? — невзначай спросил Аквист.

— Нет, — помотала головой Бонни. — Но они переписываются. Папа присылает мои фото. У того скъ`хара ведь больше детей так и не было.

«Тот скъ`хара, видимо, из бездетных, — дошло до Фадана. Он про такие семьи знал, и втихую им завидовал. Ему, с учетом Аквиста и Шини, бездетным остаться не светило. — И небедный. И с мозгами. Только единожды глупо прокололся на хитром папе этой девицы. Да и то исключительно из-за того, что папа сумел выбесить обоих гермо своей назойливостью».

— Скажите, милая, вы хорошо владеете компом? — спросил Фадан.

— Хорошо, — заверила Бонни. — Могу показать. У меня есть в коллекции все общалки, по всем направлениями. Даже своя общалка есть, про шляпки.

— Хорошо, — кивнул Фадан. — Что насчет ответов на звонки? Сумеете справиться?

— А что нужно отвечать? — Бонни задумалась.

— Отвечать нужно по обстоятельствам, — вздохнул Фадан. — Когда что. Если, например, я работаю, — он кивнул в сторону стола, — надо будет ответить, что меня нет, я отошел, буду позже. И уточнить, по какому вопросу звонят. Посмотрите в сети обязанности секретаря, почитайте. Ничего сложного. Ну, еще иногда надо сделать еду и подать её, например. Или заварить лхус. Или отнести куда-то какие-то бумаги. Вы справитесь?

Бонни хмыкнула.

— Ну, не знаю, — протянула она. — Наверное. Я попробую.

— Вот и замечательно, — подвел итог Фадан. — Шини, покажи ей, пожалуйста, кухню. Аквист, разгреби там место за компом, пусть разберется, что и как надо делать с письмами.

* * *

Шини прежде думал, что он всё знает о дурах, но оказалось, что не всё. О, нет, далеко не всё! В этот день Шини познал на практике, что такое на самом деле — смешанные чувства. Потому что чувства у него в тот день смешались во что-то совсем непередаваемое.

Сначала Бонни заварила лхус, и заварила его так, что пить оказалось совершенно невозможно. Выяснилось, что готовить она не умеет, потому что «никогда не пробовала». Дома готовили мама и папа, а тут, в академии, она «кушала в столовой». Или кто-то из девочек в общежитии что-то делал. Шини пришлось провести краткий ликбез, в результате которого второй заваренный Бонни лхус получился сносным. По крайней мере, она не положила по полстакана ягод, и налила горячей воды до половины стакана, а не целиком и через край.

Потом Бонни едва не запорола переписку, скопировав шаблон официального письма из сети и вставив его в поле ответа письма одному серьезному старенькому хранителю. Положение спас Аквист, вовремя заметивший, что она делает, и успевший всё исправить.

Следующим номером Бонни был ответ на звонок, во время которого все имели удовольствие слышать следующее.

— Доброго дня. Да, это дом Фадана. А он ушел. Его нет, — Фадан как раз сидел над очередными бумагами. — Когда вернется? Я не знаю. А вы у него спросите, вон он сидит.

Багровый от гнева Фадан отобрал у Бонни трубку, и принялся оправдываться, а Шини с Аквистом в это время беззвучно угорали на кухне.

Потом Бонни обратила внимание, что Аквист почему-то всё время находится на ногах и не садится. Это было уже вечером, когда им пришло время отправляться домой, и поэтому объяснение этого странного факта происходило уже на улице.

— Так почему ты не сидел, Аквист? — с интересом спросила Бонни, когда они отошли на порядочное расстояние от домика Фадана.

— Ну, понимаешь… — Аквист задумался, как бы выкрутиться, и выкрутился так, что потом долго об этом жалел. — Понимаешь, Фадан… в общем, он иногда меня шлепает. Мне это нравится.

— Он тебя шлепает, а тебе это нравится? — Бонни остановилась. Выражение на её личике, против ожидания Аквиста, изменилось, но отнюдь не в сторону ужаса, наоборот — это был восторг. — Тебе нравится, когда тебя шлепают?

— Ну да, — ответил Аквист. — А что?

— Это же мечта! Мальчики, а вы не читали книжку «Оттенки пятидесяти серых»? Ну, там было про девушку одну, которая очень любила шлепать, и у неё было пятьдесят гермо. И она их шлепала по очереди, ну и по синякам смотрела, у кого какой оттенок. Кого можно дальше шлепать, а с кем надо погодить. А они страдали, потому что не могли понять, за кого она хочет замуж. Она была такая красивая, и…

— Чего? — обалдело переспросил Аквист.

— Так вы не читали?

— Нет, — покачал головой Шини. Ни он, ни Аквист даже не предполагали, что такая литература существует в природе. — А про что там еще было?

— Про любовь, конечно, — недоуменно ответила Бонни. — Про что же еще?

— И чем всё заканчивается? — поинтересовался Шини.

— Ну как это чем? В первой книжке она замуж не вышла. Только в третьей. А до этого она выбрала из пятидесяти пять, и…

Шини с тоской посмотрел на Аквиста. Затем — на грудь Бонни. Потом — снова на Аквиста, но теперь уже вопрошающе. Противоречивые чувства не давали ему покоя.

— Так тебе правда нравится, когда тебя шлепают? — переспросила Бонни.

— Чего? — Аквист отвлекся от созерцания того же объекта, что и Шини. — А, ну да. Нравится.

— А чем он тебя шлепает?

— Хлопалкой, — Аквист против воли вздохнул. — Деревянная такая дощечка. На палочке.

— Слушай, а ты хлыстиком не пробовал? — глаза у Бонни загорелись. — И еще там в книжке было, что самое классное, это когда связывают руки женскими подвязками.

— Бонни, но подвязки никто уже давно не носит, — напомнил Аквист.

— Но ведь можно их сшить! — удивилась его тупости Бонни. — Удивительно удачный день. Мне сегодня положительно везет.

Аквист вздохнул. Шини тоже.

Видимо, у них были несколько иные представления о везении.

…Проводив Бонни, они отправились к себе.

— Ну и как тебе она? — поинтересовался Аквист. Шини задумался, прикусил губу.

— Она… она идиотка. Но у неё удивительные волосы, и очень большие… глаза, — сообщил он. — Никогда не встречал девушек с такими большими глазами.

— Да, глаза у неё что надо, — согласился Аквист. — Прямо-таки огромные глаза. Аж дух захватывает.

Шини покивал.

— Ну, хорошо, пусть будет Бонни, — решил он, наконец. — Интересно, что нам Фадан придумает на завтра?

— Он мне на сегодня уже придумал, — Аквист обиженно шмыгнул носом. — Из-за него мне придется спать на животе.

— А хлыстиком не хочешь? — подначил его Шини.

— А не боишься пары-тройки косичек завтра не досчитаться?!

Так, переругиваясь, они добрались до своей комнаты и вскоре завалились спать. День завтра предстоял сложный.

* * *

— Рыжий, и какого черта, а? — Ит, возмущенно уперев руки в бока, стоял рядом со стулом, на котором примостился Скрипач с его блокнотом. — Я тебе разрешал брать?!

— Ну не разрешал, и что? — с вызовом спросил Скрипач. — И вообще! Ит, а мозгами пошевелить иногда нельзя? Если бы девочки это прочли, что бы они поняли?!

В комнату вбежала Даша. Она сначала подлетела к Иту, который тут же чмокнул её в макушку, потом привычно показала Скрипачу язык (он тут же щелкнул её по носу), и спросила:

— Пап, чего вы тут спорите?

— Дашуль, вот скажи, если бы кто-то при тебе сказал такие слова… «девушка с большими глазами», ты бы что подумала? — осторожно спросил Скрипач. Даша в ответ насмешливо прищурилась.

— Я бы сказала, что мы на пляже сегодня этих больших глаз видели сто штук. Рыжий, я же не маленькая!

— Тебе пять лет, — напомнил Скрипач.

— Ага. Пять лет и четыре месяца. И чего? Ерунда какая.

— Так что же такое эти глаза? — Скрипач с интересом склонил голову к плечу.

— Рыжий, ты дурак! Это грудь!

— Ясно, молодец, — одобрил Скрипач. — Только давай в следующий раз мы не будем так её называть, хорошо?

— Это почему? — нахмурилась Даша. — Так все говорят. Даже мама.

— Ну, если мама, то можно, — успокоил Ит. — А где Вера и мама, Даш?

— Сейчас придут, они шербет купить хотят, а его не принесли еще. Пап, а вы про что спорите? Ну, папа…

— Понимаешь, зайчик, папа тут ваяет некую хрень типа книжки, только она взрослая, — сообщил Скрипач. Ит показал ему кулак. Скрипач в ответ скорчил рожу. — А я ему говорю, что так писать нельзя, как он пишет.

— А мне можно почитать? Ну пап, ну пожалуйста, пожалуйста! Ну мама же читала «Незнайку на Луне», там же тоже… всякое… и про воров, и про бандитов… Ну папочка, ну миленький!

— Даш, да подожди ты! — взмолился Ит. — Я же пока не написал! Там два крошечных кусочка, и всё.

— А долго ты будешь писать? — дочь нахмурилась, и Ит в который уж раз поразился, до чего она похожа на Берту. Такой же высокий упрямый лоб, такой же завиток волос…

— Не очень, — заверил Ит. — Но, Дашуль… это для правда взрослых.

— Да ну тебя! — дочь обиделась. — Я уже не маленькая.

— Ладно, — решился Ит. — Хорошо. Я тебе прочитаю. Только можно я сначала допишу?

— Так и быть, — милостиво разрешила Даша.

В прихожей номера щелкнул замок, и через секунду в комнату вбежала четырехлетняя Вера. В обеих руках у неё было по стаканчику со шербетом.

— Папа, смотри! Вишневый! — закричала она с порога.

— Круто! — закричал в ответ Скрипач. — Молодец, кисик! Тащи сюда.

— Чего вы так орете? — поинтересовалась Берта, тоже входя в комнату.

— От радости, — ответил Скрипач с достоинством. Вера кивнула, соглашаясь.

— Ох, наедитесь вы сейчас мороженого, потом ужинать не загонишь, — вздохнула она. — А что это вы такое обсуждали?

— Ит опять пишет, — сообщил Скрипач. — Всё то же самое.

— «Насмешников»? — с удивлением спросила Берта. — Господи… делать тебе больше нечего.

— Совершенно нечего, — согласился Ит.

— Почитаешь потом?

— Ладно, почитаю, — кажется, Ит сдался окончательно. — Ничего от вас не спрячешь.

— А чего там дальше было? — с интересом спросил Скрипач.

— Завтра узнаете…

3Старый хранитель

В этот раз Ит блокнот прятать не стал, поэтому искал его Скрипач втрое дольше. Он обшарил все закоулки, но нашелся блокнот в письменном столе, в верхнем ящике. Сказав про себя всё, что он про Ита думает, Скрипач поудобнее сел в кресло и начал быстро читать. На этот раз глава оказалась длиннее, чем прошлая.

Вся семья была пока что на пляже, а он сумел выбраться в номер пораньше. Ит, кажется, догадался, в чем дело, но остальных вполне устроило объяснение, сводившееся к тому, что очень жарко, и очень хочется в душ.

Скрипача, конечно, интересовала не Бонни, а та самая загадочная хрень, с которой началось повествование, и в этот раз ожидания его не обманули. В главе речь шла именно про хрень.

И не только.

* * *

Из писем Фадан в результате выделил десяток. Этот десяток показался ему наиболее интересным. Девяти хранителям Фадан ответил лично, отправив Бонни практиковаться на кухню, а к десятому решил послать Аквиста и Шини. Ехать было нужно в другой город, совсем маленький, находившийся, к счастью, неподалеку от Шенадора. Город этот назывался Круглая Гора, и располагался примерно в пятидесяти километрах.

— Прокатитесь, это будет интересно, — Фадан вытащил карту и разложил её на столе. — Городишко старый, заодно и архитектуру посмотрите.

— Фадан, мы вообще-то уже отучились, — напомнил Шини. — Зачем нам сейчас архитектура?

— Затем, что ты олух, олухом и останешься, — Фадан рассердился. — Центр города, в котором нужный музей, имеет так называемую кольцевую застройку. Причем древнюю. Истинную.

— И что в этом такого? — удивился Аквист. — Да половина монастырей и старых городов такую застройку имеют. Еще спиральные бывают, правда, редко.

— Тоже олух, — констатировал Фадан. — Здания в Горе — истинные, ты не расслышал? Они древние, непонятно по какой технологии выстроены. И до сих пор исправно функционируют. Еще с тех времен.

— Ааа… — дошло до Аквиста. — Всё, я понял. Это которые лентой, под углами. Ясно. Серый камень неизвестного происхождения.

— Не совсем олух, — похвалил Фадан. — Да, это такие. Так что берите фото, что-нибудь поесть, и отправляйтесь.

— А фото зачем? — удивился Шини.

— Увидишь…

* * *

Денек выдался солнечный, сухой, радостный — в самый раз для путешествия. Аквист и Шини добрались до автовокзала, сели в автобус, и час наслаждались дорогой. Именно наслаждались, потому что погода стояла дивная. Самое начало лета, и как будто праздник вокруг. Небо чистое, ни облачка, деревья стоят зеленые, свежие, не пропыленные, а дома и пригород словно бы принарядились и выглядели ярко и светло.

Обсуждали они по дороге всё подряд, исключая, конечно, то, ради чего ехали. И общежитие, и Бонни, и возможный переезд, и то, где там, в Горе, можно будет пообедать, чтобы не ходить весь день до вечера голодными.

Когда автобус остановился, наконец, на автовокзале, они подхватили свои рюкзаки и отправились на поиски музея.

— Нам, видимо, вверх, — справедливо заметил Аквист. — Шини, посмотри по карте, мы правильно идем?

— А зачем тебе карта для этого? — удивился Шини. — Женщина, простите, вы местная?

— Да, а чего? — толстушка, которую окликнул Шини, остановилась.

— Вы не подскажете, как пройти к музею?

— Ты бы еще про библиотеку спросил, — фыркнула толстушка. — Наверху он где-то. Я, мальчик, тут живу и работаю, некогда мне по музеям ходить.

— Ясно. Спасибо, — ответил Шини вслед толстушкиной спине. — Пошли.

Музей они нашли быстро, правда, пришлось немножко поплутать между домами, которые на самом деле никакими домами не были. А были они постройками (по одной из версий) каких-то очень древних рауф, которые неизвестно откуда привезли неимоверно плотный серый камень и вырезали из него довольно большие прямоугольные здания, расположив их на склоне пологого холма особым образом. Здания стояли не как положено, по прямой, а кольцами, причем слегка под углами друг к другу, и, несмотря на то, что они были разного размера, неведомый архитектор расположил их на склоне с математически выверенной точностью. Каждое здание отстояло от соседа на одинаковое расстояние, и было развернуто по отношению к этому соседу на одинаковый угол.

Сейчас, конечно, о том, что это постройки неведомых древних, не напоминало почти ничего. Часть зданий была облицована, часть перекрашена, на многих висели вывески (чего тут только не было! и сувенирные лавчонки, и столовые, и гостиницы — место-то туристическое, историческое), а те, которые остались жилыми домами, были украшены «под старину». И наличники на окнах, и деревянные аляпистые двери, и мощение перед домами — у каждого дома своё. Кое-где даже с узорами.

Здание музея, впрочем, отыскалось быстро. Оно было большое, и его, о чудо, никто не перекрашивал и не облицовывал. Да и двери были самые простецкие. Ну ясно, музей-то государственный, кто же будет тратиться на украшения?

Как только они вошли, им наперерез выдвинулась пожилая вахтерша, которая тут же начала уже очень хорошо знакомую обоим речь:

— Чего вы претесь, не видите, музей не работает, не экскурсионное время! Расписание на двери прочитайте, остолопы малохольные!..

— Добрый день, — вежливо ответил Аквист, вытаскивая из кармана удостоверение и справку. — Я помощник преподавателя Фадана Киго из университета Шенадора. Мы приехали к хранителю Вайши Орудо, с которым списывался наш руководитель. Будьте любезны, проводите нас к нему.

— Да? — вахтерша, кажется, не собиралась так легко сдавать позиции. — Сейчас проверим, кто тут с кем списывался. Вайша! — закричала она, да так громко, что дрогнули стёкла в старых окнах музейного холла. — Вайша, старый ацох! Иди сюда, тут к тебе какие-то двое явились!..

Голосом вахтершу Триединый явно не обделил, и вскоре Шини с Аквистом услышали торопливые шаги — кто-то спешил к ним через закрытый музейный зал.

— Оташенька, не кричи, милая, я слышу, слышу, — дверь зала отворилась, и в холл ступил пожилой гермо, видимо, тот самый Вайши Орудо. — Я уже пришел.

— Ты пока придешь, ночь настанет, — сварливо ответила вахтерша.

Тут надо пояснить один момент. Дело в том, что гермо расы рауф практически не меняются с возрастом внешне, и до глубокой старости чаще всего выглядят относительно молодо. Ну, конечно, старость не щадит и их тоже — возраст выдают седые волосы, морщинки, выцветшие глаза, но… по незнанию очень пожилого гермо вполне можно принять за молодого. Особенно если он следит за собой.

Впрочем, к Вайши Орудо это не относилось. За собой он если и следил, то это было совсем незаметно окружающим.

Во-первых, он был сед как лунь, во-вторых, одежда его явно знавала лучшие времена, в-третьих, он носил на глазах сильные увеличители, которые оказались еще и подвязанными веревочкой. Ходил он шаркающей походкой, сильно подволакивая левую ногу, и опирался на палочку, причем не ту, которую может выписать врач, а на самодельную. Видимо, подобрал подходящий сучок где-то в лесу.

— Доброго дня, — поздоровался Вайши. — Это вы от Фадана Киго? Да?

— Это мы, — церемонно поклонился Аквист, а следом за ним и Шини. — Доброго дня, уважаемый.

Вахтерша фыркнула. Тут же стало понятно, что Вайши в её понимании никакого уважения не заслуживает.

— Оташ, мы пойдем побеседуем, — снова залебезил гермо. — Мы не очень долго.

— Я тебя не знаю, не долго, — проворчала вахтерша. — Чтобы к обеду был. Учти, я греть не стану, будешь жрать холодное.

— Так Вукер подогреет мне…

— Он спать ляжет! У него давление! А тебе лишь бы лазить по твоим подвалам этим да чушь всякую выдумывать…

Ворча что-то себе под нос, вахтерша удалилась. Вскоре входная дверь хлопнула, и они остались в холле втроем.

— Вы её извините, — попросил Вайши. — Я сам виноват. Не оправдал, так сказать, надежд. И Вукер не оправдал. А ведь так хотелось, так хотелось… Оташенька была такая красивая в молодости!.. Красивая, романтичная… ах, молодость… всё тлен, всё тлен…

— Да нормально, — улыбнулся Шини. — У меня мама тоже орет. То на отцов, то на нас. Бывает.

— Да, син, бывает, — покивал Вайши. — Однако у нас действительно не очень много времени. Пойдемте, юноши.

* * *

— …то, что прислал ваш преподаватель. Это феноменально! Это было для меня как гром с ясного неба! Так вы говорите, диск? Идеально круглой формы?

— Ну да, — кивнул Шини.

— Как это похоже на древних, — покачал головой Вайши. — Мы-то и колесо ровно сделать не можем, всё косое и кривое. А это… мальчики, милые, скажите, диск ведь черный, да? Совершенно черный?

Аквист и Шини переглянулись.

— Черный, — согласился Аквист. — Каменный и черный.

— Это не камень, — снисходительно пояснил Вайши. — И дом, в котором мы сидим, на самом деле тоже не из камня.

— А из чего же? — удивился Шини.

— Вот что. Давайте я вам кое-что покажу, — предложил Вайши. — Но, юноши, большая просьба. Никаких научных статей и изысканий на эту тему.

— Почему? — с интересом спросил Аквист.

— А я не хочу, чтобы меня признали сумасшедшим, и до конца моих дней кормили каким-нибудь «спокойствием» или «безмятежностью». Оташенька очень расстроится. Поэтому то, что я вам покажу, вы покажете только своему преподавателю. Но не дальше. Договорились?

— Хорошо, — Аквист задумался. — Если честно, мы и не собирались. У нас частный заказ, и заказчик, я думаю, не ученый. Он-то точно ничего писать не будет.

— Не ученый? — удивился Вайши. — А кто же?

Аквист задумался.

— Мы не знаем, но не ученый точно, — осторожно ответил он. — Мне кажется, ему это надо для себя.

— Для себя, для себя… — забормотал Вайши. — Для себя? Интересно и необычно. Мальчики, у меня будет просьба к вам. Если вы продвинетесь, то напишите мне письмо, хорошо? Я буду вам благодарен.

— Хорошо, напишем, — согласился Аквист. — Так что вы хотели показать?

— Показать?.. Ах, да. Показать. Идемте.

Подвал у музея против ожидания оказался очень и очень глубоким. До этого ни Аквист, ни Шини таких глубоких подвалов не видели — хотя бы потому, что в истинных строениях древних они никогда не бывали. Кроме Круглой Горы существовало на планете, кажется, еще три города, в которых стояли подобные здания, но они были в худшей сохранности, и располагались очень далеко от Шенадора. Да и не увлекались никогда Шини с Аквистом археологией и архитектурой. По большей части их интересовали истории древних родов, правящих и побочных династий, войны, победы… архитектуру они знали, конечно, но гораздо более позднюю.

Спустившись следом за Вайши на четыре этажа вниз, они очутились в длинном коридоре со сводчатым высоким потолком. Никаких стыков между камнями заметно не было — это удивило Аквиста.

— Стыки? — переспросил Вайши в ответ на его вопрос. — А их никогда не существовало.

— Но наверху…

— Наверху — процарапано, — пояснил хранитель. — Это здание на самом деле монолитно. Как и все другие такие же. Вы не знали?

— Монолитно? — переспросил Шини. — То есть вы хотите сказать, что это здание…

— Вы не знаете, что значит слово «монолитно»? — хмыкнул Вайши.

— То есть оно целиком… но сколько же оно весит?!

— Весит? — не понял Вайши.

— Но, получается, эти дома сюда кто-то привез и высек, так? Привез огромные камни, и сделал из них дома? — Аквист лихорадочно заозирался. — Но в таком случае должны быть обломки какие-то! И потом, что за техника может поднять такой камень?! Да еще и целиком, и без трещин?

— Никаких обломков нет и быть не может, сейчас поймете, почему. Так, почти пришли, — Вайши остановился перед неприметной узкой дверью и стал возиться с замком. — Сейчас, сейчас… юноши, помогите-ка мне. Надо перетащить вон те сундуки в коридор. Иначе мы ничего не увидим.

— Зачем в коридор? — не понял Аквист.

— Затем, что я сундуками задвинул то, ради чего вас сюда привел. Нашей науке категорически противопоказаны прорывы и рывки, — наставительно заметил Вайши. — Надеюсь, слово «ортодоксальный» вам объяснять не надо? Догадаетесь, что значит? Вооот. Ага, вон тот сундук еще. А теперь смотрите.

Сначала Аквист подумал, что хранитель чокнулся — тот присел на корточки на пол в углу и принялся что-то поднимать… с совершенно пустого пола. Через секунду участок пола вдруг пошел вверх, как крышка люка, и слегка отъехал в сторону. Участок этот имел правильную овальную форму, и оказался тонким, сантиметра два, не больше.

— Здорово, да? — гордо улыбнулся Вайши. — Посмотрите, что там.

Шини и Аквист покорно заглянули в отверстие в полу и оторопели.

— Простите, но это… это кости? Такие огромные?! — с ужасом спросил Шини. — Триединый меня возьми…

— Это не кости, — снисходительно ответил хранитель. — Это то, что поддерживает дом, в котором мы находимся. На самом деле эти штуки больше похожи на прожилки в древесном листе, просто они много больше, и давно, как бы правильно сказать, мертвы. Они пронизывают весь дом…

— Как вы это поняли? — поинтересовался Аквист. Он тоже сел на корточки, и осторожно потрогал «кость». Шершавая светло-серая поверхность, выходящая наружу, и — уходящая внутрь пола строения, окруженная тем самым «серым камнем», из которого, как он до этого момента думал, был построен весь дом.

— Видите дырочку? Это я просверлил. Надо сказать, было сложно, — гордо заметил Вайши. — Внутри кость полая. Я запустил в неё проволоку, и проволока прошла по каналу далеко внутрь дома. На несколько метров. Она бы, наверное, прошла и дальше, но канал стал слишком узким. К тому же он ветвится.

— Так что же получается… — потрясенно произнес Шини.

— Получается, что эти дома никто не строил и сюда никакие камни не возил. Это дома кто-то вырастил здесь. Они росли, юноши. Эти дома когда-то были живыми.

* * *

Часом позже они сидели наверху, в кабинетике Вайши, и пили вкуснейший лхус, заедая традиционным для рауф печеньем, тоже из ягод рибира. И слушали Вайши, у которого, как выяснилось, действительно было что рассказать.

— …просто поразительная слепота, — сердился старый хранитель. — Вот смотрите. Вы используете простыни-паутинки, да?

— Ну да, — покивал Аквист. — И одеяла. Не дома, а в общежитии. Дома они обычные, из ткани.

— А что такое простынь-паутинка, юноша? — склонил голову к плечу Вайши. — Что она такое?

— Она… — Аквист осекся. — Черт. Она растет. Как лист, да. В контейнере. Туда раз в месяц насыпается стружка, и простынь растет. Одну снял, другая вылезла.

— Вот в этом — весь наш народ, — горестно вздохнул хранитель. — Растет она, понимаете ли. Не дошло еще?

— Нет, — честно признался Шини.

— О, Триединый… эти дома и простыни — на самом деле одно и то же! Это технология древних, которая каким-то чудом дожила до наших дней! Но к ней все настолько привыкли, что уже и не думают, откуда что берется. Как работает простынь, Аквист?

— Там есть контейнер, в нем бактерии. Бактерии питаются стружкой. И вырабатывают простыню, — заученно ответил Аквист. — Она выезжает на роликах взамен старой.

— Юноша, ты думаешь, что наша наука, которая есть сейчас, способна создать такие бактерии? — Вайши рассмеялся. — На, смотри, вот это снимок участка простыни с сильным увеличением. Ничего не напоминает?

— Так это же те самые кости из подвала! — поразился Шини. — Один в один!

— Потому что это одна и та же технология, — снисходительно пояснил хранитель. — Только масштабы разные. И программы у бактерий тоже разные. Одни умеют делать самый примитив, а вот другие, которые работали над этим домом, умели много больше.

— Здорово, — зачарованно произнес Аквист. — Но, Вайши, простите, при чем тут наш диск? Я пока что не могу увязать одно и другое.

— Увяжешь, — пообещал хранитель. — Только… мальчики, скажите, если мы с вами кое-куда пройдемся, вы меня потом покормите? Просто Оташенька… она будет очень сердиться, а я должен обедать обязательно, понимаете? С этой работой я себе испортил желудок.

— Ну, покормим, я думаю, — Шини полез в кошелек. В кошельке у него лежали три розовые бумажки, которые выдал Фадан на поездку, и одна фиолетовая бумажка, своя. На эти бумажки предстояло еще купить обратные билеты.

— Да покормим, конечно! — заверил Аквист. — А вы нам подскажете столовую какую-нибудь, чтобы не очень дорого было.

— Ой, это запросто, — заулыбался Вайши. — На площади есть столовая для шоферов. Там очень вкусные лепешки, суп и зеленая каша. И лхус неплохой. И там дешево, туристы в неё не ходят, потому что про неё не знают, она так хитро спрятана.

Аквист подумал, что Вайши, видимо, является частым гостем в этой столовой. Что немудрено при такой заботливой и доброй жене. Вспомнив Оташеньку, он ощутил, что желания жениться у него особенно что-то и нету. А вдруг попадется такая же мегера? Что тогда?

Или, что еще хуже, такой мегерой окажется Бонни…

Додумать, впрочем, ему не дали. Вайши засобирался — переобулся в высокие ботинки, привязал к своей палочке шнурок, чтобы было удобнее вешать её на руку, и нацепил кепку с длинным козырьком, которая сразу же сделала его похожим на забавную птицу Футу из мульта про веселого ацоха Пуби.

— Идемте, юноши, идемте, — поторопил Вайши. — Поверьте, это того стоит.

* * *

Повел их Вайши, как они сразу и подумали, в сторону Круглой Горы, той самой, которая дала название городу. Гора на самом деле была не горой, а скорее высоким холмом, поросшим старым лесом. Туристов на неё водили много. Гора считалась священной, на вершине её стоял большой храм Триединого, и в преданиях говорилось, что именно из-за этого гора стала тем, чем являлась. Древней святыней, местом поклонения.

Вайши, однако, не пошел к туристическому маршруту, он, как только подошли к холму, свернул направо, на неприметную тропинку, и отправился по ней. Тропинка вскоре сошла на нет, и дальше они шли через лес напрямик, благо, что лес был сухой и почти без подлеска, который, как известно, ходить мешает.

— Мальчики, еще долго, — предупредил хранитель. — Если хотите, можно передохнуть.

— А долго — это сколько? — поинтересовался Аквист.

— Где-то час. Нам надо на другую сторону холма.

— Ого, — покачал головой Шини. — Час туда, час обратно… мы к обеду не успеем, точно.

— Ничего, к четвертому дню вернемся, — заверил Вайши. — Водичка с собой есть, и ладно. Плохо только то, что Оташенька будет ругаться.

Поводов поругаться у Оташеньки, как подумал Аквист, будет много больше, а не только опоздание к обеду. Пока шли, успели влезть в репейники, причем высокие, и потом Шини долго вытаскивал их колючки из своих косичек. Потом Аквист угодил ногой в лужу, не замеченную из-за высокой травы, а потом Вайши забыл у кустов, в которые отошел по делам, свою палочку, и пришлось за ней возвращаться.

Место, в которое привел их Вайши, находилось примерно на середине склона, и выглядело совершенно обычно. Всё тот же лес, ничего особенного. Но когда подошли, оказалось, что здесь находится яма от упавшего огромного дерева, из-за падения которого со склона сползла часть грунта, и под ней…

— Аквист! Смотри! Это ведь точно такие же буквы, как на диске! — возбужденно закричал Шини. — Вайши, этот камень…

— В этих камнях, как я думаю, весь холм, — невозмутимо ответил хранитель. — Дерево было старое, сидело глубоко. Вот и вывернуло большой кусок земли, когда упало. Мы видим только угол камня. Я думаю, он больше. Много больше.

— Ух ты, — Аквист положил рюкзак на землю рядом с глубокой ямой и полез вниз, следом за Шини. — Как будто действительно угол, да? Только он разрушенный сильно. Весь в трещинах.

— Нет, мальчик, он не разрушенный, ты ошибаешься. По этому камню стреляли из чего-то. Сами по себе они не разрушаются. Вон там, дальше, глядите…

В указанном им месте из земли торчал еще один камень. Вернее, была видна только его верхняя грань. Абсолютно ровная, без единой щербинки.

— Вайши, это феноменально, — восхищенно сказал Аквист. — Но почему, Триединого ради, ты до сих пор не подал заявление о раскопках?! Ведь это действительно сенсация!

— Дурак ты молодой, сенсация, — проворчал Вайши. — Этот холм — святое место. Его охраняет государство. А если государство что-то охраняет…

— То лучше не соваться, — закончил Аквист. — Знаю. Но всё-таки…

— Не «всё-таки», — оборвал его Вайши. — Сам посуди. Что им, всю историю переписывать, что ли?

— В смысле? — не понял Аквист.

— Как выяснить, для чего нужен этот холм, на котором стоят в огромном количестве одинаковые камни? С чем это связано? Кто это сделал? Когда? Зачем? — Вайши хмыкнул. — Этак, знаешь, можно докопаться до того, до чего не следует. Но я вот немножко докопался. Пожалуй, стоит сказать об этом тут, а не в городе.

Шини вылез из ямы, сел на сухую траву. Аквист тоже.

— Этот холм, как и город, построили никакие не древние, — веско произнес Вайши. — То есть построено это всё давно, но не нами.

— А кем? — спросил Шини с интересом.

— Это были пришельцы, — невозмутимо ответил хранитель. — Пришельцы с далеких звезд.

— Да ладно, — хмыкнул Шини. — Не бывает никаких пришельцев, это даже дети знают. Холм действительно интересный, и камни тоже, но… Вайши, я думаю, что это всё-таки технологии древних.

— Древних? — хранитель ухмыльнулся. — Да ну. Мальчик, скажи, почему наша планета называется Равор-7? А? Почему не просто «Равор»? Откуда эта семерка взялась?

— Из-за звезд в созвездии десницы Триединого… — начал Шини, но Вайши не дал ему договорить.

— Чушь! — резко ответил он. — Это чушь! Триединый был семипалым, что ли? Звезд в созвездии пять! А не семь. Откуда семерка, мальчики?

Шини и Аквист переглянулись. Аквист пожал плечами.

— Ну и откуда? — спросил он.

— Оттуда, что наш мир был седьмым в какой-то цепочке, — пояснил хранитель. — В цепочке из миров.

— То есть ты хочешь сказать, что и город, и холм были как-то связаны с пришельцами? — Шини недоверчиво покачал головой. — Но как? И зачем им понадобилось строить… вот такое?

— Вопрос хороший, — одобрил Вайши. Поискал, куда бы сесть, и сел в результате на поваленное дерево, то самое, под которым скрывался древний камень. — Думается мне, что этот холм служил для связи с другими мирами, а те, кто этой связью занимался, жили в нашем городе. Это было что-то, с помощью чего можно передавать сообщения… куда-то. Что-то типа огромного телека или радио. Этот холм работал как усилитель сигнала.

— И куда мог идти этот сигнал? — Шини, кажется, уже начал верить в то, что говорил хранитель.

— Я потихоньку консультировался с астрономами, и они сказали, что в определенное время года этот холм развернут так, что его вершина получается направленной четко в сторону Полярной Девы. Так что, видимо, он для этого и был.

— Для связи с Девой? — Аквист задумался. — А там разве есть планеты, на которых может быть жизнь?

— Езжайте к астрономам, — посоветовал Вайши. — Может, они что подскажут. Ну и потом… буквы. Вы же видите, что буквы одни и те же?

— Но что они могут значить? — задумался Аквист. — Да, они точно такие же, как на нашем диске.

— Поскольку я уже давно тут брожу, и камень не первый, я кое-что успел расшифровать, — гордо ответил Вайши. — Заодно получил еще и лингвистическую степень. Так вот, смотрите. Эта закорючка с хвостиком произносится как «тс» или «ц». Вот этот кружок напоминает открытый рот, и это гласный звук, «о». Незамкнутый круг читается как «с», кружок с хвостиком «а». Я дам вам свою расшифровку буква/звук, но… — Вайши замялся. — Я не сумел подобрать ключ к языку.

— Почему? — спросил Аквист.

— Потому что этот язык с нашими не связан. Никак. Я перебрал почти все наши языки, но… увы… может быть, кому-нибудь повезет больше, — он с надеждой глянул на Аквиста. — И этот кто-то напишет мне потом письмо.

— Но что там может быть, в этих письменах? — полушепотом произнес Аквист. — Вдруг действительно что-то стоящее? Тайна полетов в космос, лекарства от болезней… Вайши, это было бы здорово.

— Не то слово, — покивал хранитель. — Давайте, делайте фото этого всего, и пошли. Я ужасно хочу кушать. Вы, наверное, тоже.

* * *

До столовой они добрались только к пятому дню, зато, по словам Вайши, аппетит нагуляли отменный. Столовая оказалась маленькая, и располагалась она в подвале одного из домов на площади. Конечно, этот дом был самый обычный, не постройки древних, но Шини и Аквист, заинтригованные сегодняшними событиями, всё равно начали озираться.

Взяв на раздаточной стойке по полному подносу и расплатившись (еда и впрямь оказалась очень дешевой), они уселись за столик в уголке и принялись обедать.

— Вайши, а что ты скажешь насчет диска? — спросил Шини, когда они расправились с супом и перешли к хваленой зеленой каше. Каша и впрямь оказалась вкуснейшая. Зеленой её называли из-за того, что к сваренной крупе добавлялось большое количество мелко порубленной зелени трёх видов, а еще можно было взять отдельно мелко порезанное мясо — с ним каша становилась еще лучше.

— Насчет вашего могу с уверенностью сказать одно — он точно связан с такими же поселениями древних. Фадан написал, что диск был найден неподалеку от Шенадора, да? А где именно? — Вайши зачерпнул полную ложку кашу. — Ммм… прелесть… Шини, можно мне будет потом еще полпорции?

— Можно, — вздохнул Шини, про себя удивляясь прожорливости худенького хранителя. — Фадан не сказал нам, где именно нашли диск. А что?

— Мальчики, скатайтесь на болото возле поселка, который называется Красная дорога. Сдается мне, это именно то болото. Примечательное болото, нужно сказать.

— И чем оно примечательно? — осведомился Аквист. Свою кашу он уже доел, и теперь думал, хочется ему еще или лучше перейти к десерту — толстенному куску пирога с молочной заливкой.

— Мальчики, скажите, вы видели в Шенадоре здание Высшего Суда? — Вайши прищурился. — Скажите, чем оно облицовано?

— Темно-красный камень, не помню, как он называется, — Аквист решил, что каши ему всё-таки хочется. — Вайши, тебе полную порцию взять, или половинку?

— Давай полную, чего-то я голодный… Камень этот, мальчики, так и называется — краснодорожный сланец. Но маленькая проблема. Он встречается в очень интересных местах. И это очень странный камень.

— Что ж в нем странного? — удивился Шини.

— У тебя карта есть?

Расстелить карту на заставленном квадратными тарелками столе оказалось непросто, но они кое-как справились.

— Вот смотрите, — Вайши ткнул пальцем в карту. — Это — поселок Красная Дорога, да? Там есть небольшая выработка камня. Теперь дальше. Село Красный След. Там тоже вырабатывают этот сланец, но не для облицовки, а для поделок. Досочки там, подставочки. Дальше — снова поселок, Алый Путь. Снова выработка, правда, совсем маленькая. Дальше…

То, что показывал Вайши, выглядело как горячечный бред, но, тем не менее, карта оставалась картой, а факты — фактами. Множество поселков, сел, деревень, городков, имевших в своих названиях слова «алый», «красный», «рубиновый», «вишневый» и прочее, располагались по одной линии. Ну, почти. Все они вписывались в плавную кривую, которую Вайши начертил на карте карандашом.

— Понятно, да? — гордо заметил Вайши. — А теперь еще один фокус. Все выработки сланца находятся только на этой линии. И нигде больше в мире он не встречается.

— Да ладно, — не поверил Аквист.

— А ты проверь, — предложил хранитель. — Я еще скажу. Все залежи камня всегда одинаковы. И толщина слоев в пласте тоже одинакова. От десяти сантиметров до метра. Но значение всегда ровное.

— Ровное число? — удивился Шини.

— Ага, — удовлетворенно хмыкнул Вайши. — Но есть еще одна тайна, про которую вообще никто, кроме меня, не знает. Тут, у Горы, тоже есть месторождение. Не разработанное. Что греха таить, я туда иногда хожу взять камушек-другой. Семью кормить надо, а резчики мне неплохо платят. Тут шикарный камень. Алый, полупрозрачный… с ровной прожилкой.

— Так что это может значить? — напрямую спросил Аквист.

— Понятия не имею, — признался хранитель. — Есть мыслишка, что этот камень — остатки какой-то древней дороги.

— Такая длинная дорога? — усомнился Шини. Он подцепил на вилку кусок пирога с подливкой и блаженно зажмурился — пирог был диво как хорош. — И почти что вся прямая? Вайши, ты прости, но в это я поверить не могу.

— Ну и не надо, — старый хранитель, кажется, немного обиделся. — Ну и не верь.

— Да ладно, правда, — Шини отложил вилку. — Ну ты сам подумай. Как делать дорогу такой прямой, когда у неё на пути будут попадаться то реки, то горы, то холмы, то болота? Нелогично это получается. Дороги так прямо не строят. Учитывают местность.

Вайши пожал плечами. Если он и расстроился, то явно не сильно. К тому же перед ним стоял кусок пирога, и сейчас хранитель вознамерился отдать этому куску должное.

— В общем, так. Мы всё расскажем Фадану, и, если получится что-то интересное найти с помощью твоих советов и рассказов, обязательно тебе напишем, — ободрил Аквист. — И даже если не получится, тоже напишем. Хорошо?

— Хорошо, хорошо, — проворчал Вайши. — А на то болото всё равно прокатитесь, где диск нашли. Может, еще чего найдете.

* * *

Возвращались они в Шенадор, когда уже стало темнеть. К Фадану не пошли, а отправились спать — день выдался суматошный, они оба подустали. Впрочем, когда они оказались в своей комнате, Аквист, вместо того, чтобы быстро переодеться и лечь, подошел к своей кровати и стал внимательно её осматривать. Сначала зачем-то подергал контейнер, в котором находились простыни-паутинки, потом полез под кровать, потом и вовсе выдвинул кровать и принялся шарить за ней.

— Ты чего делаешь? — поинтересовался Шини, заваливаясь на свою кровать и подпихивая под голову подушку.

— Хочу это снять, — Аквист ткнул пальцем в контейнер. — Не по себе что-то. Кости эти… — он передернул плечами. — Я как-то не думал про то, что эти простыни живые.

— Да какие они живые, — отмахнулся Шини, устраиваясь поудобнее. — Не страдай ерундой. Экий ты впечатлительный.

— Блин… Шини, мне противно, — признался Аквист. — Не хочу спать на том, что насрали какие-то бактерии.

— Насрали? — изумленно вопросил Шини.

— А как, по-твоему, они эту простыню делают?!

— Надо у биологов спросить, как делают, — Шини задумался. — Как-то делают. А на чем ты будешь спать?

— Не знаю. Ни на чем, — Аквист выволок из шкафа короб с инструментами и принялся отвинчивать цилиндрический контейнер. — Во прикрутили, уроды… Я лучше без простыни спать буду, чем на этом вот.

— А одеяло?

— Возьму своё пальто.

Шини ничего не ответил, но, кажется, крепко призадумался.

Утром, когда Аквист проснулся, он обнаружил, что Шини тоже спит без простыни, а контейнер с его кровати стоит в углу рядом с первым, который открутил он сам.

«Так-то лучше, — удовлетворенно подумал Аквист. — А то, понимаешь, действительно… понапридумывали всякой дряни, а мы на ней спим».

* * *

— И вы поверили в этот бред?! — Фадан возмущенно раздувал ноздри. — Древняя дорога через весь континент, здания, которые выросли на пустом месте, и космические пришельцы?!

— Ну, он так убедительно говорил… — несмело сказал Шини, отступая на шаг от стола.

— Вот придет Бонни, дам ей задание, отправлю в город, и выпорю обоих, — пообещал Фадан.

— За что?! — горестно возопил Аквист.

— За глупость!!!

Впрочем, к приходу Бонни он слегка остыл, и Шини с Аквистом поняли, что никакой порки не будет, а будет детальный разбор вчерашней поездки. И они оказались правы. Как только Фадан успокоился, он по второму кругу сел разбирать фотографии и записи, которые они сделали во время поездки и в автобусе по дороге обратно.

— Проверить болото — мысль дельная, бесспорно, — сказал Фадан немного погодя. — Завтра я вас туда пошлю. Но всё остальное!.. У меня нет слов. Вы поверили откровенному фанатику, полусумасшедшему старику, выжившему из ума.

— Он таким не выглядел, — стал защищать Вайши Аквист. — Вполне разумный, очень уверенно говорил.

— Давай будем верить всем, кто уверенно говорит всякую чушь, — Фадан снова разозлился. — Итак, здания древних, да? Аквист, в твоей тупой голове не возникла мысль, что виденное тобой — это обычные древесные корни? Просто в незапамятные времена там росло дерево. Проросло корнями в подвал, потом засохло. И корни тоже засохли. Это были всего лишь корни, Аквист, а никакие не «кости дома», — передразнил он. — И про дома эти доподлинно известно, что их на самом деле построили практически современным способом…

— Это каким? — поинтересовался Шини.

— Заливкой! Это бетон! Ставили форму и наливали в неё раствор. Потом шлифовали, выравнивали. Вот тебе и «монолитное здание без швов». Не надо искать то, чего нет, там, где этого чего-то никогда не было. Теперь дальше. Что там было, на холме?

— Камни в земле там были, вон фото лежат, — Аквист подвинул Фадану стопку карточек.

— Отлично. Это стелы. Памятные стелы. Видимо, действительно древние, раз так вросли, но, дорогие мои придурки, это не пришельцы со звезд поставили, а самые обычные рауф. Просто очень давно. Стыдно!.. Впрочем, мне тоже стыдно, — самокритично добавил он. — Вы у меня увязли в эпохе мореплавания и совершенно запустили остальные курсы. Поэтому я, пожалуй, порекомендую вас на повышение квалификации. По древним цивилизациям.

— Это стелы Времени Огня и Камня? — вдруг спросила Бонни.

Фадан повернулся к ней. На лице его явственно читалось недоумение.

— Нет, это немного позже, это Время Огня и Бронзы, — ответил он. — Но откуда вы знаете?..

— Ой, я недавно смотрела потрясающий фильм, он назывался «Любовь на заре времен», — Бонни закатила глаза. — Там девушка влюбилась в одного гермо, а он был не из её племени, а из другого, и эти племена враждовали. А она так его любила, что хотела убежать к нему, но она такая красивая была, что самый главный вождь повелел, чтобы её сделали наложницей его любимого гермо, чтобы она родила ему наследника. И вот тот гермо из другого племени прокрался ночью, чтобы…

— Спасибо, я понял, — прервал её Фадан. — Так там что, были стелы?

— Да-да-да, были! — подтвердила Бонни. — Там на стелах были выбиты молитвы богам и пожелания победы в бою. Это еще до того, как было пришествие Триединого, тогда ведь верили иначе, и поэтому…

— Слышали, что девушка сказала? — ехидно спросил Фадан. — Позор, позор на мою голову! Воспитать двоих таких остолопов. Спасибо, Бонни. Вот это греван, вот это образование.

Аквист и Шини пристыжено переглянулись. Непонятно было в этот момент, шутит Фадан или нет, но почему-то им показалось, что не шутит.

— Теперь давайте дальше. Язык на стелах совпал с языком на диске. Вот это вполне логично, это вполне может быть, — Фадан порылся в бумажках и вытащил ту, на которой была расшифровка букв. — Вот что. Сегодня сидите тут и сличаете диск с тем, что было на стелах. Может быть, мы найдем совпадения.

«Мы, — подумал Шини. — «Мы»! Это надо же! Нет, Фадан, не «мы», в смысле с тобой, а «мы», в смысле с Аквистом. А ты опять уткнешься в этот проклятый фолиант. Гад ты, Фадан. Ленивый гад».

Вслух, впрочем, он ничего не сказал.

— Я думаю, — начал Фадан, — что на этом диске либо какая-то молитва, либо это каменное письмо. От кого-то кому-то.

— А как же лекарство и путешествие во времени? — ехидно поинтересовался Аквист.

— Блажь это всё, — отмахнулся Фадан. — Это я так… фантазировал.

— Ясно, — покивал Аквист. — Тогда последний вопрос. Фадан, а почему наша планета называется Равор-7? Откуда взялась семерка?

— Ты совсем отупел? — Фадан прищурился. — Побеседовал со старым остолопом и позабыл свою же специальность?! А ну, отвечай! Год одна тысяча семьдесят второй. Континент Идару. Ученый Кагиль, астроном, делает на соборе Триединого заявление о чем?!

— О том, что единый Равор является седьмой планетой от Солнца, — убитым голосом ответил Аквист. — Хлопалку принести?

Ему стало нестерпимо стыдно.

— Обойдешься, — проворчал Фадан. — Садитесь, ищите совпадения. Два позора!.. Бонни, деточка, завари мне лхус, пожалуйста. И поставь воду для обеда. На нас двоих. Этим, — он кивнул в сторону Аквиста и Шини, — обед дома не положен. Поедят в столовой.

* * *

День прошел совершенно безрадостно. До вечера Шини с Аквистом, вооружившись увеличителями, изучали черный диск, выписывая ряды символов на бумажки. Работа была кропотливая, нудная, и, как показалось им двоим в тот день, совершенно бесполезная. Да, благодаря Вайши они знали, как какая буква должна звучать, но звучало то, что они пытались прочесть, совершеннейшей ахинеей. Правда, довольно мелодичной.

— Надо к переводчикам обратиться, — задумчиво произнес Фадан. — Красивый язык. Певучий. И что-то он мне напоминает, хотя убей не пойму, что.

— А я знаю, что! — вдруг воскликнула Бонни. — Фадан, это было похоже… Аквист, произнеси еще раз последние слова… Точно! Я когда летала на Юг, так же красиво объявляли о том, что можно садиться в самолет, — объяснила она. — Там девушка говорила с очень нежным голосом, диктор. А-ла-ла, прибывает рейс коооо второму терминааааалу, просим паааасажиров праааайти на пааасадку. И даже предложение по длине получилось почти такое же, — заметила она. — Аквист, ты это откуда прочитал?

— С диска, — мрачно ответил Аквист. — А что?

— Может, это диск с объявлениями? — Бонни задумалась.

«Интересно, где-нибудь можно раздобыть мозги для блондинки? — подумал Аквист. — Но в чем-то она права. Фраза и впрямь похожа по длине».

— Ммм… — Фадан задумался. — Аквист, давай я запишу эту фразу на ленту. Отправлю её завтра одному приятелю. Одно дело читать буквы, а другое — слушать язык, пусть и в записи. Читай еще раз.

Аквист покорно прочитал, стараясь не замечать того, что Шини откровенно ржет в кулак, а Бонни улыбается. Фадан послушал, и потребовал прочитать снова — ему что-то не понравилось. Потом еще раз, в более быстром темпе. Потом «последний разочек», с другой интонацией. Аквист сам не заметил, как вошел во вкус — положительно, этот незнакомый язык почему-то казался ему очень удобным и милым. Словно круглые конфетки-камушки перекатывались во рту.

— Довольно, достаточно, вот увлекся, — остановил Аквиста Фадан. — Весьма неплохо. Может, этот Вайши и старый идиот, но за буквы ему большое спасибо.

— Фадан, ну что тебе мешает хотя бы на секунду допустить, что Вайши в чем-то прав? — жалобно спросил Шини. — Он ведь сам верит в то, что говорит.

— Шини, милый, успокойся, — попросил Фадан. — Что мешает? Охотно поясню. Возраст, скептицизм, здравый смысл. И принцип ножа Оргюса, если ты его помнишь[1]. Не плодите сущности…

— Сверх необходимости, — закончил Шини. — Всё равно, обидно. Фадан, ведь это так красиво!.. Пришельцы, планеты, созвездие Девы… А ты… никакой романтики с тобой. Одно ковыряние носом в бумажках.

Бонни посмотрела на Шини с большим интересом. Тот стушевался.

— Слушайте, вы, романтики, — вдруг позвал Аквист. — А зачем на этом диске дыра с другой стороны?

— Какая дыра? — с интересом спросил Фадан.

— Черт её знает, какая! Кажись, шестигранная, — Аквист с трудом перевернул диск. — И вообще, почему мы смотрели на него только с одной стороны?

— А что, на другой что-то есть? — удивился Фадан. — Ты говоришь — дыра?

— Так ты тоже не смотрел?!

— Нет, — Фадан растерялся.

— Но почему? — не унимался Аквист.

— Потому что диск тяжелый! — Фадан потерял терпение. — Я что, один обязан его ворочать?! А вы почему не посмотрели?

— По тому же самому, — подвел итог Аквист. — Потому что диск — тяжелый. Как в первый день положили на стол, так и лежал.

— Давайте, переворачивайте, — распорядился Фадан. — Посмотрим на эту дыру. Шини, тащи увеличители посильнее и линейку.

— И можно пластырь, я об край палец порезал, — закончил Аквист.

* * *

— Ит, а что за дыра-то? — Скрипач не заметил, что все, оказывается, уже вернулись с пляжа.

— Не скажу, — ответил Ит. — Вот возьму, и не скажу.

Он стоял посреди комнаты, и на руках у него сейчас повисли Вера с Дашей. Скрипач эту игру знал. Девчонки соревновались, кто дольше провисит.

В комнату сунулся Фэб, который держал подмышкой объемистый пакет.

— Рыжий, у вас есть, что нужно в прачечную отнести? — спросил он. — Если есть, давайте быстро, она в шесть закроется.

— Есть, — Скрипач встал, положил блокнот на стол. — Сейчас отдам. Ит, так ты не ответил.

— Чего он тебе не ответил? — с интересом спросил Фэб.

— Помнишь, там у него было про камень круглый? Оказывается, на обратной стороне в камне есть шестигранная дыра.

— А не нашли её из-за того, что неохота было переворачивать камень, — сообразил Фэб. — Ит, я узнаю вас в бытность агентами. Та же непроходимая лень.

— Вот ты догадливый какой, скъ`хара, — покачал головой Ит. — Ну да, отчасти я списал Шини и Аквиста с нас. Хотя, надеюсь, мы не были такими идиотами.

— Были-были, — заверил Фэб. — И еще какими.

— А что за дыра такая, пап? — спросила Даша, отпуская, наконец, руку Ита.

— А вот не расскажу, — Ит шутливо нахмурился. — Даш, мы что говорили сегодня про терпение? Уже забыла?

— Ничего я не забыла! — обиделась девочка. — Пап, ты же обещал…

— Я обещал продолжить писать эту сказку, а не рассказать её за один присест, — заметил Ит. — Верусь, а как ты думаешь, для чего дыра нужна?

Вера тоже отцепилась от его руки, задумалась. Накрутила на пальчик рыжую прядку волос.

— Как в сачке? — спросила она.

— Чего в сачке? — не понял Ит.

— Ну как в сачке. Когда в ручке такая дырочка, а на кружочке сбоку палочка. Да?

— Ну и как писать сказки для таких умных детей? — в пространство спросил Ит.

— Пффф, — Даша, кажется, слегка оскорбилась. — Папа, ну это всем понятно, чего такого. А для чего этот кружок каменный нужен? Что он делает?

— Действительно, что? — с интересом спросил Фэб.

— На днях узнаете, — пообещал Ит.

4Пирог с камнем

Блокнот на этот раз Ит взял с собой, и как только дописал что-то, тут же вручил его Скрипачу прямо на пляже.

— Вот это другое дело, — одобрил Скрипач. — Всегда бы так.

— Я просто знаю, что от тебя не отвяжешься, — проворчал Ит. — Проще самому отдать, чем прятать или просить тебя подождать. Не обижайся, но ошибки я поправить не успел. Читай, как есть.

— И прочитаю, — заверил Скрипач. — Еще как прочитаю!

Берта, дремавшая на соседнем лежаке под зонтиком, подняла голову и сонно поинтересовалась:

— Ит, еще одна глава?

— Угу, — кивнул тот.

— А почитай вслух, — попросила Берта. — Девчонки всё равно с Фэбом и Киром купаются. Никто не помешает.

Ит оглянулся. Народ вокруг загорал, но они, как всегда, ушли в дальнюю часть пляжа, которая обычно оставалась относительно свободной.

— Ну, ладно, — сдался он. — Можно и вслух… Бертик, тебе водички налить?

— Налить. Всем налить. Только пусть рыжий наливает, — Берта зевнула. — Господи, как же жарко. И как хорошо… Но всё равно, Симеиз я люблю больше Ялты. Там спокойнее.

— Ит, ты читать собираешься? — напомнил Скрипач. — Я завидую Ри с Джесс. Они приедут, когда у тебя уже половина книжки готова будет.

— Я им устрою интригу на самом интересном месте, — пообещал Ит. — Ладно. Итак, Шини и Аквист с раннего утра отправились в окрестности поселка Красная дорога, на болото…

* * *

Шини и Аквист с раннего утра отправились в окрестности поселка Красная дорога, на болото. Путь им предстоял неблизкий, потому что нужный поселок находился на порядочном расстоянии от Шенадора. Да и погода была в этот день совсем не такая, как позавчера — зарядил еще с ночи мелкий дождичек, дорога поэтому сразу стала казаться унылой и безрадостной. Хорошо хоть куртки они с собой прихватили, и по одноразовому дождевику. А что делать, лето. Один день так, другой день этак.

— Идиотизм с этой дырой, — пожаловался Аквист. — Надо было про неё промолчать. Кто же знал, что…

— Что там внутри окажется резьба, как на гайке? — закончил Шини. Аквист мрачно кивнул. — Я так точно не знал. Это очень сильно меняет дело. Даже Фадан, и тот притих, как мы нашли эту резьбу, ты заметил?

— Еще бы он не притих, — ухмыльнулся Аквист. — Была бы простая резьба, получили бы мы еще одну отповедь. Но эта… как её Фадан назвал? Цилиндрическая[2]?

— Вроде бы да, — Шини задумался. — Какая-то у неё повышенная прочность, что ли. В общем, древние такой резьбы не знали.

— Точно, не знали, — согласился Аквист. — Действительно, впору в пришельцев поверить.

— Или в то, что диск сделали недавно, — хмыкнул Шини. — Может, и правда, это новодел, и нам кто-то морочит голову?

— Не похож он на новодел, — мрачно отозвался Аквист. — И потом, камень. Сам камень. Его искусственно не сделаешь.

— Ну это да…

В этот раз в автобусе ехали долго. По дороге успели подремать, перекусить, потом снова подремать. Погода к дреме располагала, дождь всё никак не прекращался, над землей висели низкие унылые тучи. А в автобусе было тепло, сухо, да к тому же им достались уютные мягкие кресла в верхнем салоне. Автобус шел медленно, видимо, водитель решил не рисковать на мокрой дороге, поэтому ехали почти три часа.

Наконец, приехали. С сожалением покинули кресла, надели дождевики и вышли на поселковую улицу.

* * *

Поселок оказался так себе. Ни новых домов, ни хороших дорог. Дома по большей части «семейственные» — то есть два крыла и связка посредине, в которой дверь на улицу. Мужская часть дома поскромнее, та, что для женщин и детей, понаряднее. Гермо, ясное дело, мотыляются между двух половин дома. Ну, так уж издревле заведено. Между домами — огородики и палисаднички, причем, судя по всему, деревня живет и рынком, и обменом, потому что у одних, например, растут только овощи, у других всё засажено рибиром (из ягод которого как раз лхус и варят), у третьих — торчат одни плодовые деревья и больше ничего. Не самый бедный поселок, но и не особо богатый.

Спросив у какого-то местного мужика, где тут болото, они получили нечленораздельный ответ и взмах руки, указующий в сторону околицы. Расспрашивать их мужик почему-то не стал, и Аквист этому про себя немного удивился — обычно в таких небольших селах все всех знают, а вновь прибывшими интересуются. Так, на всякий случай. Но тут никакого удивления. Словно так и надо.

Выяснилось, что действительно «так и надо». Оказывается, болото сейчас осушали. Видимо, поэтому мужик и не удивился, он просто принял Аквиста и Шини за новых рабочих.

Выйдя за околицу, они увидели множество техники, земляные отвалы, и четыре канала, идущих вдоль поля и заполненных темной непрозрачной водой. По отвалам бродили какие-то личности в дождевиках, иногда тыкая в груды земли палками.

— Чего это они делают? — удивился Шини.

— Может, что-то ищут? — Аквист присмотрелся. — Слушай, и вправду, ищут…

Они подошли ближе.

— Эй, уважаемый! — окликнул ближайшую фигуру в дождевике Шини. — Чего интересного нашли?

— Иди к Кугеру, его спрашивай. Шнягу одну нашли, и дохлятину старую. То вепель, то ацха… Надоело! Я, в конце концов, археолог, а не грязевая выдра!!!

— А где Кугер? — Аквист понял, что фигура в плаще приняла их за кого-то этой фигуре знакомого, и решил не сопротивляться.

— Да вон там, где трактора. Добычу разбирает…

Пошли к тракторам.

— Слушай, — вдруг остановился Шини. — Кугер, он сказал?

— Точно, Кугер, — Аквист тоже остановился рядом с другом. — Так это же профессор археологии из нашего университета! Выходит, это он нашел тот диск?!

— Выходит, он, — согласился Шини.

— Черт!.. Нельзя ему говорить, что диск у нас!.. — дошло до Аквиста. — Так… Шини, думай, что будем врать. Потому что сдается мне, что он его искал. И что диск этот увели отсюда у него из-под носа!

— Ну, давай скажем, что Фадан прослышал про раскопки и нас прислал, — начал Шини, но Аквист тут же начал морщиться.

— Оглянись, — предложил он. — Это не раскопки. Это отвалы! Так раскопки не проводят. Тут ищут что-то конкретное, и сдается мне, что это как раз наш диск и есть. Что же еще? Надо соврать что-то… что-то этакое…

— Ты уже соврал недавно, — напомнил Шини. — Жопа уже не болит? Хочешь снова нарваться?

— Помолчи, — Аквист задумался. — Так… Что у нас тут поблизости было?

— По нашей теме? — уточнил Шини. — Сейчас. Усадьба семейства Оргельдор-с, немного в сторону…

— Не пойдет, слишком далеко.

— Храм Золотого Сердца…

— Опять далеко, и это совсем не то, Шини. Сейчас. Сейчас я рожу что-нибудь…

— Не надорвись, смотри, — хмыкнул Шини. — Рожальщик, тоже мне.

— Не шуми. В селе есть библиотека, интересно? И книга рождений?

— Обычно есть, рядом с почтой. В том же доме. А что?

— Так. Шини, мы приехали за документами… рода Вайши. Почему нет? Орудо — известная фамилия. Ищем корни семьи Орудо. А сюда мы пришли, потому что нам сказали, что тут раскопки, и нам стало интересно. В это он поверит.

— Скорее всего, поверит, — согласился Шини. — Нам много что интересно.

— Сойдет, — кивнул Аквист. — Не слишком складно. Прямо как в жизни.

— Чего ты сейчас сказал? — удивился Шини.

— А что я сказал?.. — опешил Аквист.

— Я не понял… ну, фиг с ним. Проехали. Пошли?

— Идем.

* * *

Между отвалами стояли два трактора. Рядом с тракторами валялся мокнущий под дождем серый брезент, на котором были рядами разложены какие-то предметы. Над этими предметами стоял профессор Кугер, пожилой сухощавый гермо, и раздраженно тыкал в предметы длинной веткой. Двое помощников Кугера ползали по брезенту и, руководствуясь его указаниями, некоторые предметы откладывали в одну сторону, а некоторые в другую.

— Вот это что? — донесся до Шини и Аквиста сварливый голос Кугера. — Подними! Покажи!.. Положи. Да куда ты положил?! Влево положи, это деталь от гусеницы трактора, придурок! А это что? Покажи!

— Грязная…

— Сам вижу, что грязная! Иди, сполосни. Покажи! Влево. Ну что они натащили, что они натащили!.. Так, вон ту. Да не эту, идиот, а вон ту! Что это?

— Палка какая-то железная, со шпеньком.

— Сам ты со шпеньком! Если палка, да еще и железная… Чего там, на шпеньке? Резьба? Совсем дурак! Влево! Тоже деталь, небось, какая-то. Загадили всё болото, а мне тут копайся… Следующую давай. Ополоумел?! Это ветка!!! Кто принес?!

— Буси принес.

— Вот он обратно и понесет!.. Идиоты! Все идиоты! Дальше давай!..

Шини и Аквист подошли поближе, и Аквист тихонько кашлянул, привлекая внимание. Кугер обернулся.

— Это еще кто? — зло спросил он.

Оба гермо тут же скинули капюшоны.

— А вы что тут делаете? — недобро прищурился Кугер.

— Добрый день, профессор Кугер, — вежливо поздоровался Аквист. — Мы тут приехали, и вот… решили заглянуть. Говорят, у вас тут раскопки.

— Раскопки? — протянул Кугер. — Это кто такое говорит?

— Местные, — пожал плечами Шини. — Мы вообще-то по другому делу приехали.

— Это по какому же? — с подозрением спросил профессор.

— Составляем родословную одного старого хранителя, у его жены некоторые предки отсюда родом, — охотно ответил Аквист. — Вчера у него были, сегодня сюда.

— И как же зовут этого почтенного хранителя? — прищурился Кугер.

— Вайши Орудо. Но тут не его предки, а его жены. Оташ Орудо. Вот возьмет Фадан заказ, а мы мотайся туда-сюда. Вчера в Круглой Горе весь день проторчали, сегодня тут под дождем помокли, а завтра, видимо, в монастырь поедем… — Аквист тяжело вздохнул.

Лицо Кугера немного разгладилось и посветлело. Аквист и Шини не поняли, поверил он им до конца или нет, но появилась надежда на то, что всё-таки поверил.

— Совсем обленился Фадан, — пробормотал он. — Целыми днями торчит дома и ничего не делает.

— А что у вас за раскопки тут такие? — Шини решил повернуть разговор в нужное русло. — Что-то древнее ищете?

— Проверяю слухи, — дернул плечом профессор. — Якобы в этом месте, на болоте, был остров. На нем — ритуальное капище. Остров давно ушел под воду, но сейчас многое подняли со дна, и есть вероятность, что попадется что-то стоящее. Пока, впрочем, ничего не попалось, — он снова повернулся к помощникам. — Что у вас там?

— Одни необработанные камни и ветки. Есть кости, но они…

— Это кости какой-нибудь давно утопшей ацхи, — с отвращением заключил Кугер. — Нет, это безнадежно. Перерыв! — крикнул он ассистентам. — Принесите мне горячего чего-нибудь, и созовите остальных. Обедать будем.

…Обедали там же, между тракторами, кто чем. Видимо, Кугер свою группу не кормил, и еду народ брал с собой из дома. Или из столовой, если жил в общежитии.

А народу оказалось много, ох и много. Аквист подумал, что Кугер, по всей видимости, согнал сюда половину факультета, не меньше.

Интересно, зачем? Ради старого капища? Быть того не может.

Пока ели, Шини отлучился «на минутку», и довольно быстро вернулся обратно. И тут же принялся делать Аквисту глазами странные знаки, которые тот истолковал как «доедай быстрее и двигаемся отсюда».

Доели. Попрощались с Кугером, предварительно спросив, работает ли на почте телефон, и отправились восвояси. По дороге Аквист заметил, что рюкзак у Шини явно потяжелел, но вопросы задавать не стал.

Как оказалось, поступил он совершенно правильно.

* * *

— Я её спер! Аквист, я спер эту палку!!! Они бы всё равно её выкинули, этот дурак старый ведь не знает! Он не знает про резьбу, вот и решил, что палка современная! А она из того же камня! Смотри!.. Я вытер, и вот… И она даже не обломана и не повреждена, она заканчивается… там четырехгранный штырь такой, я разглядел!.. А чего ты молчишь?

— Жду, когда ты заткнешься, — вздохнул Аквист.

— Ну, допустим, я заткнулся, — сбавил обороты Шини. — И чего?

— Они диск ищут, — вздохнул Аквист. — На что хочешь спорим. А диск уже нашли до них. И он у нас. И чего-то мне это всё не нравится совсем.

— Что именно тебе не нравится? — напрягся Шини.

— Головой подумай, — Аквист рассердился. — Мы сколько писем разослали по разным местам? Тьму тьмущую. Это дело двух часов — понять, что диск у нас. А его уже ищут. Вон Кугер сколько народу согнал.

— Да что такого в этом диске, всё никак не пойму? — Шини почесал затылок. — Ну, артефакт. Ну, старый. Но в любом музее этих артефактов — хоть залейся, особенно в запасниках. И часть не объясненная. И никогда не будет объясненной. Чего Кугер прицепился к этому диску? И заказчик этот наш?..

— Ох, зря Фадан называл Вайши сумасшедшим, — пробормотал Аквист. — Тут и впрямь что-то нечисто. И хорошо бы побыстрее выяснить, что именно. А не то…

— А не то — что? — не понял Шини.

— А не то мы поимеем проблемы с тем же Кугером. А то и еще с кем. Шини, надо срочно позвонить Фадану! — Аквист остановился. — Где у них тут почта?

…На почте не было ни души, только старенькая приемщица скучала в уголке за стойкой. Аквист выудил мелочь, заплатил за десять минут разговора, хотя хватило бы и пяти, и они вдвоем втиснулись в кабину.

— Связь так себе, — предупредила приемщица. — Шипит сильно.

— Ничего, — улыбнулся Шини. — Мы как-нибудь разберем.

— Ну, разбирайте…

Линия была свободна, но почему-то к аппарату никто не подходил — ни Бонни, ни Фадан. Минуты три Аквист с Шини слушали попискивание сигнала, но ответа всё не было. Потом на другом конце провода что-то звонко щелкнуло, и сигнал прервался. В трубке теперь был слышен только тихий шорох, словно сигнал уходил в никуда.

— Не берут у вас, — приемщица с явным сожалением выложила обратно на стойку монетки Аквиста. — Значит, дома нет никого.

— Значит, нет, — согласился Аквист. — Ну что, поехали? Через сколько там автобус должен быть?

— Ой. Так он уже совсем скоро отойдет! Бежим!

* * *

Дождь всё никак не кончался. Продрогшие и промокшие Аквист с Шини полдороги продремали, и полдороги проспорили. Уже и до Шини дошло, что дело нечисто, действительно нечисто, но он, повинуясь своему всегдашнему оптимизму, верить в это категорически не хотел.

Действительно, ну что такого может быть? Они же ничего плохого не делали! И делать не собираются. И вообще, они историки, а не черти кто, типа персонажей из книжек, которые так любит Бонни.

— Надо уговорить Фадана отдать этот диск обратно, и пусть этот заказчик катится с ним к чертовой бабушке, — подвел итог Шини. — На фига эти загадки?

— Вот я тоже так думаю, — поддержал друга Аквист. — Деньги жалко, конечно. Но спокойствие дороже стоит.

— Вот-вот, — покивал Шини. — Кугера я вообще терпеть не могу! Он язва. Недаром его жена выгнала.

— Его и скъ`хара тоже выгнал, — фыркнул Аквист. — Причем давно. Небось Кугер пробовал и дома так командовать.

— Запросто. Помнишь, как он студентов первого курса гонял? — Шини нахмурился. — «Бе-бе-бе, иди в архив, достань то-то и то-то, а если не достанешь, ты отчислен в тот же день». А это то-то — у другого препода. Считай, воровать заставлял. И всё ему с рук сошло.

— Да помню я, — отмахнулся Аквист. — Я про другое думаю.

— Про что это?

— А откуда Кугер может знать про диск? — Аквист задумался. — Что-то нескладно получается. Вот гляди. Диск нам привезли, так? Видимо, почти сразу после того, как его нашли на болоте. Да?

— Ну да, — согласился Шини, всё еще не понимая.

— Так откуда про него знает Кугер? — торжествующе спросил Аквист. — Диск нашли. Заказчик отвез нам. Мы исследуем. А он откуда взялся?

— Кто?..

— Да Кугер же, башка твоя дырявая! Ему кто-то должен был рассказать про диск, так?

— О-па, — Шини задумался. — А ведь правда.

— Ну и кто? — ехидно спросил Аквист.

— Может, Бонни?.. — Шини прикусил губу. — Хотя нет. Зачем ей? Да откуда ей знать…

— Незачем. Но он ищет диск, — подытожил Аквист. — А если знает он, то знают и другие. Как в поговорке — знают двое, знает и ацха.

* * *

В Шенадор они приехали уже вечером. К Фадану идти не хотелось, но, к сожалению, идти было нужно, тем более что телефон почему-то до сих пор не отвечал — с вокзала они попробовали позвонить, с точно тем же результатом. Ворча и ругая про себя всё и вся — и Фадана, и погоду, и усталость — они побрели туда, куда идти не хотели абсолютно.

Дверь в домик почему-то была распахнута настежь, но свет в домике не горел. Шини и Аквист недоуменно переглянулись, потом Шини пожал плечами, сделал шаг через порог… и едва успел отскочить, потому что на голову ему обрушилась старинная деревянная скалка с медной ручкой!

— Эй! Ты чего?! — заорал Шини неведомо кому, пятясь от двери. — Сдурел?!

— Ой… — раздалось из-за двери. — Это вы, мальчики?.. Ой, прости, Шини, я не хотела!

Из двери вышла Бонни, которая до сих пор держала скалку наперевес.

— Ты чего дерешься? — непонимающе спросил Аквист.

— Я?.. Мамочки, мальчики, тут такое!.. Такое!.. Давайте скорее внутрь и закройте дверь.

— Что ты делаешь? — Аквист топнул ногой.

— Я сижу в засаде, — сообщила Бонни, чем повергла Аквиста и Шини в полное недоумение. — Тут…

Она не договорила. Втроем они вошли в домик, и первое, что увидел Аквист, оказался Фадан, лежащий на полу подле двери. Признаков жизни Фадан не подавал.

— Ты чего, огрела его скалкой? — с ужасом спросил Аквист.

— Это не я, — замотала головой Бонни. Аквист заметил, что она без шляпки. — Это было, когда я пришла. Кто-то тут был, ударил Фадана и разнес весь домик. Вы сами посмотрите.

— Он живой? — шепотом спросил Шини.

— Живой, но почему-то вот так лежит, и всё, — удрученно ответила Бонни. — Я его и трясла, и водой брызгала. Не помогает.

— Надо врача вызывать, — с неприязнью сообщил Аквист, присаживаясь рядом с Фаданом на колени. — Никто не помнит, как звонить в «быраспас»?

— Я помню, но телефон разломан, — Бонни кивнула в сторону аппарата. Теперь стало понятно, почему никто не отвечал. — Надо идти в корпус.

— Так, — Авист понял, что требуется взять командование на себя. — Шини, беги, звони. Бонни, давай мы с тобой приберем тут скоренько.

— Можно и не скоренько. Если в «быраспас» звонить, то они полночи ехать будут, — вздохнула девушка. — Сам знаешь, какие лентяи там работают.

— Ну это да, — кивнул Аквист. — Погоди. Если Фадану дали по башке, то… где ты была в это время?

— Так меня с самого утра Фадан заслал с этим проклятым диском к физику одному, я только час назад вернулась…

Шини, еще не успевший уйти, и Аквист тревожно переглянулись.

— Так диск цел? — зачем-то уточнил Аквист.

— Что ему сделается? — удивилась Бонни. — Вон стоит. К тележке привязанный. Мне Фадан даже авто вызывал, не пешком же его, тяжелый.

— Понятно, — протянул Шини. — Ладно. Я пошел, а вы и правда уберитесь. Бедный Фадан. Бонни, укрой его одеялом, ему холодно, небось, на полу-то лежать.

* * *

Врачей «быраспаса» на Раворе-7 не жаловали.

Во-первых, их было очень мало, во-вторых, работали они, по слухам, не ахти как, в-третьих, лечить особо не могли и не умели, да и не хотел у них никто лечиться. Существовала теория, что на жизнь и смерть есть одна воля — Триединого, а лечение — от главного врага Триединого, Злыдня Остроухого.

Нет, конечно, если речь шла о зубах или, например, хромоте или переломе, можно было пойти в кабинет какого-нибудь «постоянного врача», и получить помощь. Зуб залечивали, при хромоте давали палочку. С апчихитом или попаболью полагалось идти не к врачу, а прямиком к фармацевту, который, соответственно, продавал нужное лекарство. Так же или «постоянный врач», или фармацевт мог диагностировать и физдецому, и кирдык, буде у кого случался кирдык.

Но вот если случалось какое-то происшествие типа того, что сейчас произошло с Фаданом, полагалось вызывать «быраспас».

«Быраспас» — это была чаще всего старая ржавая машина с одним-единственным рауф-врачом, пола или мужского, или гермо. Женщин к такой работе, конечно, не допускали. В машине у этого врача имелось следующее:

— носилки для переноски тех, кому помочь уже нельзя;

— вакуумный шприц с обезболивающим на двести доз, чаще всего давно просроченным;

— мазь от ожогов (не помогает);

— мазь от обморожений (тоже не помогает);

— бинты многоразовые и бинты одноразовые, причем одноразовые врачи старались не давать никому, ведь потом придется отчитываться; многоразовые они потом у больных забирали обратно;

— примочки для ушибов;

— грелка для холодной или горячей воды;

— клизма;

— детский сироп от апчихита, приторная липкая гадость (не помогает);

— ведро гипса и набор деревянных дощечек, лубков, которые после использования тоже подлежали возврату;

— волшебный секретный чемоданчик, в котором находились «редкие лекарства», ими врачи особенно дорожили; в чемоданчике обычно имелось несколько ампул с надписью «от спазма», «от сердца», «от давления», «от головы», «от перепоя». Про этот секретный чемоданчик знали только избранные, простым смертным знать про него не полагалось. Да и лекарства для чемоданчика врачи добывали сами. Служба «быраспас» была государственной, а государство, как известно, не очень любит на что-то такое тратиться. Одно дело — помпезно открыть, например, новый Аппаратный дом. Другое — выкидывать деньги на лечение простых смертных, коих много проще нарожать новых, чем лечить старых.

Но всё же «быраспас» до сих пор существовал.

И Шини даже сумел туда дозвониться.

* * *

Врач прибыл глубокой ночью, когда они втроем уже давно прибрали в домике, а потом, посовещавшись, спрятали загадочный диск. Крошечный домик тайниками не изобиловал, но Шини предложил совершенно гениальный план, который остальные поддержали.

План был прост, и тем особенно прекрасен. Шини намешал в большом чане порцию самого расхожего теста, споро обляпал им диск, и сунул в духовку, благо, что она была большая. Через час по домику поплыл восхитительный аромат свежего хлеба, а голодные Бонни с Аквистом стали требовать, чтобы Шини испек им еще буханочку, и чтобы лхуса заварил, и чтобы быстренько! Результатом стали три буханочки хлеба, огромный чайник сладкого лхуса, и (о, чудо!) баночка рыбца, которую Шини добыл из заначки Фадана.

Про самого Фадана тоже не забыли. Шини с Аквистом положили его на бок, пристроили под голову подушку-валик с кровати и получше укрыли одеялом. Дышал Фадан вполне хорошо, но на затылке у него, оказывается, была огромная шишка, а оба глаза оказались подбитыми. Кроме того, у Фадана были ободраны костяшки пальцев — Бонни тут же заявила, что Фадан, скорее всего, дрался, потому что она в одном спектакле видела, как… Договорить ей не дал Шини, который вовремя выдал Бонни бутерброд и чашку лхуса, чем и прервал поток откровений.

— Ох и наваляют нам в общежитии, — пробормотал Аквист с набитым ртом. — Они страсть как не любят, если не ночуешь. Еще подумают невесть что.

— Могут, — покивал Аквист. — Бонни, а у тебя как с этим? Ругаться будут?

— Нет, не будут, — успокоила Бонни. — У нас же каникулы, да и потом, я девушка. Ничего мне не сделают.

— Ясно. Шини, давай скажем, что с Фаданом неприятность случилась, поэтому мы у него были, врача ждали, — предложил Аквист. — Скажем, что Фадан… ну, полез куда-то, и упал.

— И врачу надо сказать, что он упал, — сообразил Шини. — Ведь не надо, чтобы врач узнал про диск.

— А ведь верно! — дошло до Аквиста. — Нельзя врачу говорить, что на Фадана напал кто-то!.. Потом со света сживут, если до полисов дойдет.

— То-то и оно, — кивнул Шини. — Им делать нечего, лезут, куда не попадя…

Опыт общения с полисами у него был. Печальный. Когда папа спер что-то лишнее оттуда, где работал.

На улице послышался шум мотора. Аквист поспешно дожевал бутерброд, Бонни поправила прическу, а Шини побежал на кухню и закрыл на всякий случай получившийся пирог с камнем большим полотенцем.

…Врач оказался молодым, чуть постарше Шини с Аквистом, и замотанным до отупения гермо, одетым в застиранный грязно-голубой халат. Волосы у него были светлые, всклокоченные, за ухом торчал карандаш, а в руках имелся драный портфель и сильно побитый, особенно на углах, синий медицинский чемоданчик, на котором была нарисована эмблема медиков Равора-7. Две змеи со связанными хвостами, одна почему-то с лапами и ушами, другая с крыльями и клювом, и посредине цветок лиловой гербовой гицеры. Что это означало это странное изображение, знали лишь те, кто имел отношение к медицине, остальные же считали, что это просто плод чьей-то больной фантазии.

— Сороковая, — с порога сообщил гермо. — Вызывали?

— Вызывали, вызывали, — закивал Шини. — Проходите.

— Стул дайте, — распорядился гермо, грохая на стол чемоданчик и пристраивая рядом портфель.

— А зачем вам стул? — недоуменно спросила Бонни.

— Мне писать стоя? — ощерился врач. — Вам стул жалко?

— Ой, простите, — Аквист вытащил стул из-за стола и поставил туда, куда требовалось врачу. Тот споро вытащил из чемоданчика кипу бумаг, разложил их перед собой, и скомандовал:

— Имя, фамилия, возраст, причина вызова.

— Эээ… а вы посмотреть на него не хотите? — робко предложил Аквист.

— Вот напишу — и посмотрю, — пообещал врач, вытаскивая из-за уха карандаш.

— Фадан Киго, мужчина, сорок пять лет, упал, ударился головой, — методично принялся перечислять Аквист. Врач углубился в бумаги.

— Чего он там пишет? — шепотом спросила Бонни.

— Понятия не имею, — тоже шепотом отозвался Шини.

Несколько минут они с интересом наблюдали за тем, как врач заполняет бумаги. Всего он исписал двенадцать форм — листы и бланки оказались разного цвета, и в каждой он писал строк по двадцать, а то и больше. Аквист смотрел на врача с изумлением. Он не понимал, как можно столько написать, даже ни разу не взглянув на пациента.

Наконец листы закончились. Врач устало вздохнул, выудил из портфеля еще четыре листа, на этот раз белых, и велел:

— Показывайте.

Это прозвучало несколько странно, особенно с учетом того, что Фадан лежал на полу в метре от врача.

— Вот, — прокомментировал очевидное Аквист. — Лежит.

— Угу, — кивнул врач. Присел рядом с Фаданом на корточки, пощупал шишку, осмотрел синяки под глазами, потом задрал на Фадане рубашку и восхищенно покачал головой, разглядывая здоровенный синяк у того на груди.

— Упал, говорите? — протянул врач.

— Упал, — подтвердил Аквист.

— Круто он упал. На чье-то кольцо с инициалами О.Г. Хватит врать, ребята. Кто из вас так его приложил?

— Мы не прикладывали, он правда упал! — заверил Шини. — Нас дома не было. Пришли, а он лежит. И стул лежит.

Врач протяжно зевнул.

— Полисов боитесь, да? — проницательно поинтересовался он. — Правильно. Не надо полисов. Хотя по идее и надо, потому что тут нечисто дело. А, ребята? Нечисто?

— Мы не знаем, — твердо ответил Аквист.

— А я типа поверил, — хмыкнул врач. — Что вы не знаете.

— Мы правда не знаем, — Бонни умоляюще прижала руки к груди. — Нас не было. Я первая приехала, ребята следом. Он уже того… вот так лежал… Честно…

— Ладно, верю, — махнул рукой врач. — Что лежал, верю, и что не вы, верю. Потому что не хватит у вас силенок так двинуть. Тут рост нужен и вес. Не гермо его бил, и не женщина. Мужчина. Сильный мужчина.

— А что с ним будет? — с тревогой спросил Аквист. — Он поправится?

— Должен. Сейчас обезболивающее сделаю, потом давление померим, а потом примочки поставлю. И на кровать надо переложить, простудится на полу, лечи потом еще и апчихит. Вы кровать разберите, пока я ребра прощупаю. Если сломаны, то повязку сделаю. Старое белье есть какое-нибудь, какое не жалко? А то мне к вам потом за бинтами мотаться неохота, — признался он. — И так вызовов выше крыши, поесть не успеваешь…

Шини понял — врач, конечно, тоже унюхал свежий хлеб и лхус, и теперь прозрачно намекает на то, что голоден. Ну, это не проблема! Шини притащил из кухни буханку, чашку лхуса и горсть конфет-карамелек, чем заслужил благодарный взгляд врача.

— Ой, хорошо-то как, — врач блаженно зажмурился, прихлебывая лхус. — Ребят, полминуты. Допью, и переложим. Не надо вдвоем, тяжелый он, да и не поднимете вы его правильно. Вы лучше подушку еще одну найдите, нужно, чтобы голова повыше была.

— Как тебя зовут? — спросил Шини, когда они положили Фадана на кровать, и врач принялся за изготовление примочек.

— Бакли. Можно Бак, но я не люблю, когда так называют, — признался врач. — Называют и ржут еще, ацохи тупые. А вас?..

— Бонни, Шини, Аквист, — представились они по очереди.

— Ага… Так, хорошо. Вот теперь ему удобно будет лежать. Сейчас примочки поставим, а потом последим, чего и как.

— Ему не кирдык, случайно? — поинтересовался Аквист.

— Да вроде не должен быть кирдык, — успокоил Бакли. — Не так уж сильно его и треснули. Плохо то, что он до сих пор в себя не пришел. Я понаблюдаю часа два. Вам повезло. Вы у меня последние сегодня.

— А машина? — с интересом спросил Аквист.

— Так она — моя, — гордо ответил Бакли. — И даже ездит, хоть и ломается.

— Круто, — восхитился Шини. — Редко у кого бывают свои.

— Так и я про что…

* * *

Фадан очнулся ближе к утру, когда все его радетели осоловело клевали носами кто где. Бонни прикорнула в большом кресле Фадана, привычный Бакли кемарил на стуле рядом с пациентом, а Шини с Аквистом улеглись на полу в уголке. К слову сказать, рауф относятся к спанью на полу гораздо легче, чем люди — они более гибкие, немножко похожи повадками на кошек, и поэтому спать без мягкого матраса вполне могут. Хотя, конечно, предпочитают такому спанью ночевки в своей собственной кровати.

— Оооой… — простонал Фадан, открывая глаза. — Ой, мама… голова…

— Голова болит? — поинтересовался Бакли, подсаживаясь поближе.

— Ой как болит… — подтвердил Фадан. Поднял руку, попытался прикоснуться к голове. Именно попытался, потому что руку тут же отдернул.

— Еще бы она не болела, — усмехнулся Бакли. — Такая шишка! Ты бы видел!..

— Большая? — с ужасом спросил Фадан.

— Ну, не на полбашки, но большая, — со знанием дела покивал Бакли.

— А есть что-нибудь… от головы?.. — кажется, Фадан понял, что Бакли врач.

— Самое лучшее средство от головы — это топор, — сообщил Бакли. — Чего бояться-то? Тюк, и всё. Да ладно, серьезный какой. Сейчас сделаю от головы.

— Фадан, ты проснулся! — Аквист поднялся с пола, попутно толкнув в бок Шини. — Как ты себя чувствуешь?

— Похоже, мне кирдык, — мрачно сообщил Фадан.

— Бакли сказал, что никакого кирдыка, — радостно сообщил Аквист. — Правда, Бакли?

— Да какой там кирдык… полежать пару деньков, примочки поделать, и всё нормально будет. Даже ребра целы. Ну, вроде бы целы, — поправил себя Бакли. — Проверить-то нельзя. Забинтую на всякий случай.

Проверить и в самом деле было нельзя.

Медицина Равора-7, как было сказано выше, оставляла желать лучшего. Поэтому (по непроверенным слухам) рентгеновские аппараты существовали исключительно для правящего верха, а простым смертным доступа к ним не было, да и быть не могло. Впрочем, это мало кого заботило. Энтузиастов, подобных Бакли, согласных почти бесплатно работать в «быраспасе», существовали единицы, а «постоянные врачи» по сути дела врачами практически никогда не являлись — они знали пару десятков диагнозов, все же прочие болезни, которые они не знали, заканчивались именно что кирдыком, и ничем другим.

Впрочем, Фадану, похоже, действительно повезло, и он легко отделался.

— Фадан, тебя не тошнит, случайно? — спросил Бакли, вытаскивая из чемоданчика вакуумный шприц.

— Тошнит, — признался Фадан. — А что?

— Давно хочу проверить одно лекарство, — признался Бакли. — Написано, что это «от спазма», но только обычное «от спазма» желтенькое такое, а это прозрачное совсем. Сам купил, — похвастался он. — Четверть зарплаты за коробку отдал! И вот незадача…

— Какая незадача? — с подозрением спросил Фадан, косясь на вакуумный шприц. Шприц выглядел угрожающе и был похож на старинный пистолет.

— Не попадается никто с тошнотой! — пожаловался Бакли. — Езжу, езжу… порезы, ушибы, ребенок вот с лестницы свалился, руку сломал, бабка какая-то «безмятежность» стала требовать, а где я ей возьму?.. В общем, сплошной облом. И тут такая удача — ты подвернулся. Попробуем?

— Его пить надо? — Фадан всё еще смотрел на пистолет, в которой Бакли ловко вставил баллончик с препаратом.

— Не, его в попу.

— Вот этим?.. — Фадан указал на шприц.

— Нет, не этим. Этим… руку дай, чего ты боишься…

Шприц громко чпокнул, Фадан громко ойкнул.

— Ну вот и всё, — пожал плечами Бакли. — Сейчас поболит минут пять, а потом пройдет.

— Так чем то, которое от тошноты? — Шини тоже стало интересно.

— Тошнота разная бывает, — принялся объяснять Бакли. — Если съел что-то не то, то одна тошнота. Если треснули по башке, то другая. Когда съел, всё просто. Выпей угля побольше, и пройдет. А вот такая… она от сотрясения. Тут без лекарства уже не обойтись. Да не бойся ты так! Для «от спазма» у меня другой шприц есть, стеклянный. От деда достался. А иглы я сам точу, так что они ого какие острые.

Фадан понял, что от укола ему не отвертеться, и теперь обреченно наблюдал за Бакли, собирающим очередное пыточное орудие. Надо признать, что в этот раз орудие выглядело в чем-то даже красиво. Стеклянная колба, металл, плунжер с выемкой под палец — и всё это великолепие уложено в богато украшенную резьбой деревянную коробочку. Иглы Бакли держал в особом футляре, чтобы они не тупились.

— Так… это сюда… а это вон туда… теперь правильно, — бормотал Бакли, собирая шприц. — Шикарный аппарат, цены ему нет! Жалко, что мало кто понимает, что медицина — это хорошо и красиво.

— Медицина — хорошо? — растерянно спросила Бонни. — А нас наоборот учили.

— Ты греван, что ли? — с подозрением спросил Бакли. Бонни кивнула. — А, ну ясно. Триединый дает жизнь, и он же её и отбирает. А то, что нас, медиков, тоже Триединый придумал, в голову не приходило?

— Триединый придумал травы, которые помогают от болезней, — начала было Бонни, но тут Бакли её прервал:

— А пользоваться травами кто умеет? Медики!

— А я вот видела одно кино, и там было… — начала Бонни, но Аквист вовремя сообразил, что сейчас последует рассказ на полтора часа со всеми подробностями, и сумел вклиниться:

— Бакли, то лекарство точно поможет? — спросил он.

— Точно, точно, — заверил Бакли в своей обычной манере. — Что поможет, это точно. Вопрос в другом — как именно оно поможет.

Шини и Аквист переглянулись.

— Тогда, может, не надо? — с сомнением спросил Шини.

— Надо, — твердо ответствовал Бакли, набирая содержимое ампулы в шприц. — Фадан, перевернись на живот. Чего ты охаешь, как старая бабка? Всё уже, давай обратно.

— Чего-то я спать захотел, — сообщил Фадан, как только лёг обратно на спину. — Оооооууууу… Хорошо как… и голова не болит…

Он не договорил, смолк на полуслове. Бакли озадаченно глянул на коробку.

— Что-то не то, — сообщил он через минуту.

— Что не то? — со страхом спросила Бонни.

— Да быть не может, — Бакли схватил коробку. — Нет, написано, что это «от спазма», но это не оно!

— А что это тогда? — в голосе Аквиста зазвучало возмущение. — Ты что ему вколол?! Что с ним?!

— С ним ничего, он просто спит. Но это лекарство… это же «сонник»! Чёрт, это редчайшая штука! Значит, кто-то перепутал ампулы, и наклеил на них неправильные бумажки!..

— Что с Фаданом? — зло спросил Шини.

— Ты тупой? Это «сонник». Он просто спит. Выспится и проснется.

— И когда он… выспится? — ледяным голосом поинтересовался Аквист.

— Ну… — Бакли задумался. — Часов через шесть, наверное. Может, больше. У меня «сонника» никогда не было, он дорогой очень, и купить его сложно. Вот это удача!..

— Удача или нет, но ты отсюда не уйдешь, пока он не проснется, — заявил Аквист. — А если с ним что-то будет не так, я полисов вызову.

— Да всё с ним так, — отмахнулся Бакли. — Увидишь.

— Вот увижу, тогда и пойдешь!

— Ой, тоже мне, напугал. Ну и не пойду. Тут посплю, — Бакли собрал свои вещи в чемоданчик и прошествовал на кухню. — Здесь лечь можно?

— Ложись, — вздохнул Аквист. — Ничего, что под столом?

— Нормально. Я привычный.

* * *

Измотавшись за ночь, все проспали почти до полудня.

А вот полдень начался творчески.

С дикого вопля Бакли, раздавшегося с кухни.

— Ёёёёооооо! Я чуть себе руку не сломал, что это?!

Шини выскочил на кухню первым, следом за ним влетел Аквист.

— Что случилось?! — с тревогой спросил Шини.

— Вот это что такое? — с подозрением спросил Бакли, указывая на стол.

— Это… — Шини опешил. — Это… пирог. Под полотенцем.

— Да ну? — Бакли прищурился. — На этот твой пирог села муха. Я её хотел смахнуть. И чуть не сломал себе руку! Из чего этот пирог, а? Из камня?!

— Ну, типа что да, — Шини замялся. — Наверное, он засох.

— Хорош врать, — припечатал Бакли. — Он аж звенит. Что у вас тут вообще творится? Одного побил незнамо кто, другой пирог с камнем на столе держит…

В комнате раздался шорох, а затем послышался слабый голос проснувшегося Фадана:

— Аквист, пойди сюда…

Аквист пожал плечами, строго глянул на Шини и отправился на зов.

Фадану, кажется, стало лучше, по крайней мере, он уже не был таким бледным, как ночью, и сумел сам сесть, опираясь на подушки.

— Чего такое, скъ`хара? — спросил Аквист.

— Послушай. Собирай быстро наши вещи. Все, которые нужны в дорогу. Сбегай к вам в общежитие, возьми то, что понадобится, оттуда. И разбуди Бонни.

— Зачем? — удивился Аквист.

— Идиот. Затем, что они не нашли камень чудом, понимаешь? Нам надо бежать. И побыстрее. Бонни… если захочет… предложи ей поехать с нами. Если не захочет, то рассчитай её, дай денег и отправь домой. Аквист, тут всё очень серьезно, как я понял, — Фадан осторожно потрогал шишку на голове и поморщился. — Их было четверо.

— Кого?

— Один мужчина, с очень светлыми волосами, почти альбинос. Одна женщина, тощая и злая, черноволосая. И двое гермо, наглых, как я не знаю кто. Они требовали… ох… то есть она требовала камень, а этот, белый, он… он меня…

— Он тебя… пытал?! — в голосе Аквиста зазвучал ужас. — Ты… это правда?

— Да, это правда, — осторожно кивнул Фадан. — Только не вздумай звонить полисам. Не вздумай, слышишь? Нам нужно хватать камень и делать ноги.

— Куда? — у Аквиста нехорошо засосало под ложечкой.

— По дороге узнаете. Вызови машину, — Фадан снова лёг. — Ехать придется на машинах… на разных…

— Погоди-ка, — Аквист задумался. — Врач, ну, этот, Бакли… у него машина есть. Он на ней приехал. И она у него частная. Может, с ним договориться?

— Попробуй, — согласился Фадан. — Врачи алчны, сам знаешь. За деньги, думаю, он согласится.

* * *

Бонни от увольнения отказалась категорически. Еще чего! Ожидалось самое настоящее приключение, ничуть не хуже, чем в кино, а её, понимаете ли, гонят прочь, как говорится, на самом интересном месте. Она сбегала за вещами, и вернулась в результате даже быстрее, чем Шини с Аквистом. Как потом выяснилось, Бонни накидала в свой чемодан преимущественно шляпки и греванские накидки, которые шила на продажу.

Бакли согласился тоже почти сразу, правда, ему пришлось дозвониться на свою «сороковую» и наплести какой-то чуши про то, что машина сломалась, сам Бакли разболелся апчихитом, а еще у него образовалось срочное дело в теткином селе, потому что тетка потребовала, чтобы он приехал обрабатывать рибир, который она выращивает. На «сороковой» его отпустили не то чтобы легко, но и без особых проблем. Прижимая ухом трубку чудом починенного Аквистом телефона, Бакли проговорил минут пятнадцать, а потом, положив трубку обратно на аппарат, удовлетворенно вздохнул.

— Едем? — спросил его Шини.

— А то ж, — кивнул Бакли. — Вообще, на самом деле, здорово. Всегда мечтал попутешествовать, а то всё Шенадор да Шенадор. Надоело.

— А родители твои что скажут? — спросила Бонни. Она как раз вернулась со своим чемоданом, и теперь поспешно расчесывалась перед маленьким зеркалом в прихожей.

— Ууу, родители. Я с ними в контрах. Я только с дедом дружу, с тем, который шприц подарил. Они не хотели, чтобы я во врачи шел, хотели, чтобы как они… а я так не могу. Это не моё, храмы проектировать. С одной стороны, конечно, да, красиво. С другой — душа не лежит. Лечить нравится. А это, — он махнул рукой. — Не хочу я.

Шини и Аквист своим родителям тоже уже позвонили, и наврали, конечно, с три короба. Аквист на ходу придумал какую-то экспедицию, в которую их позвали поработать, и версия совершенно нормально прокатила. Мама, кажется, даже обрадовалась. Шини соврал примерно то же самое, и удовлетворенно услышал отцовское «да катись ты, куда хочешь, охламон». Бонни звонить никому не стала. Видимо, с семьей у неё отношения были так себе.

В машину Бакли погрузили пожитки, которых оказалось не очень много, а потом уселись сами. Фадан, по праву главного, рядом с Бакли, для этого ему пришлось сильно отодвинуть переднее сиденье, а все остальные — в кабине, предназначенной для перевозки оборудования (которого не было) и больных (которых никто не возил).

— Бакли, а Бакли, вот скажи, а почему машины у «быраспаса» такие странные? — спросил Шини, когда Бакли завел мотор, и машина тронулась. Говорить приходилось громко, в кабине оказалось очень шумно.

— Какие это — странные? — проорал Бакли.

— Ну такие, длинные, с кузовом!

— А как в другую машину носилки запихнешь? Или помрет кто?.. Дурак ты, Шини, — Бакли вывернул руль, притормозил, а потом нажал на газ — и машина покатилась по университетскому городку. — Фадан, куда мы едем?

— Выезжай на окружную, а потом выходи на второй радиус, — распорядился Фадан. — Мы едем в поселок Красный След.

* * *

— Ага, — сказал Скрипач, дочитав. — Значит, он всё-таки поверил в то, о чем рассказывал Вайши, да?

— В смысле? — прищурился Ит.

— Ну, там же было о том, что есть некая линия с красными камнями. Ох, Итище, что-то ты темнишь… И что-то чертовски знакомое есть в этом всём. Такое знакомое, что прямо руки чешутся взять тебя, и крапивой…

— Господи, рыжий, это же транспортные полосы, — Берта села, поправила легкую ажурную шляпу. — И Холм Переноса. Ит, я права?

— Ты права, но всё не так просто, как хотелось бы, — Ит хмыкнул. — Полосы были. Очень давно, как ты понимаешь.

— Но что там могло случиться? — Берта задумалась. — Планета, скажем так, примерно на уровне развития той же Терры-ноль, то есть либо средняя двойка, либо…

— Это низкая двойка, малыш, — возразил рыжий. Ит согласно кивнул. — Поверь старому агенту. Это классическая низкая двойка. Которая недалеко ушла от единицы. Но один момент. Двойка — всегда либо нестабильна, либо…

— Деструктивна, — подсказал Ит. Теперь настала очередь Скрипача кивать. — Двойка очень хитрая штука. Грань. Порог. Дверь осознания. И с двойкой всегда происходит одна и та же штука. Либо цивилизация открывает некую гипотетическую дверь, либо не открывает.

— И это зависит от чего именно? Уровня науки, социалки, от государственных политик? Или от всего сразу?

— Прежде всего — от самосознания обитателей двойки, — хмыкнул Скрипач. — Хорошая двойка может тройку миновать, и сразу на четверку рвануть. А плохая двойка может серьезно отыграть целый конклав, который по недосмотру её в себя примет.

— Или сделает главной. Онипрея, конклав «Алмазный венец», помнишь, рыжий?

— Парни, но ведь Онипрея…

— Правильно, это место рождения Джессики, — согласился Ит. — Так что двойка двойке рознь.

— Но что случилось именно на этой? Почему она такой стала? — с интересом спросила Берта.

— О… ты хочешь всё и сразу. Не пойдет, — покачал головой Ит. Взял блокнот, сунул в пляжную сумку. — Всему своё время. Пошли купаться, ребята. Жарко сегодня.

Часть II