Apple (и эквивалентных программ компьютеров Windows): выпадающие списки, полосы прокрутки, окна, которые можно растягивать и сжимать, а также перетаскивать по экрану с помощью мышки, и многое другое. [Dawkins 2004, pp. 155–156]
Все это помогает нам понять, почему специалисту так просто распознать геном млекопитающего. В нем содержится инструментарий млекопитающего, в который, помимо специальных инструментов для создания млекопитающего, входят также инструменты для создания рептилий, рыб и даже червей. Самыми старыми инструментами из этого набора располагают все живые организмы, включая бактерии.
37. Древо жизни
Генеалогия существующих сегодня геномов восходит к родителям, бабушкам и дедушкам и так далее до самого зарождения жизни на Земле. На этом изображении древа жизни показано, как каждый человек состоит в относительно близком родстве с любым другим человеком, имея общих предков с любым человеком на горизонте последней сотни тысяч лет, а также имея общих предков с любой собакой и китом на горизонте последних двух сотен миллионов лет и с каждой маргариткой и секвойей на горизонте последних двух миллиардов лет.
Есть много способов изобразить древо жизни. На этой схеме в настоящее устремлены внешние концы его ветвей. Внешней границы достигают только те линии наследования, которые до сих пор живы. Показано, что динозавры (за исключением птиц, которые произошли от них) вымерли более 60 миллионов лет назад. Все ветви в итоге соединяются у истоков жизни, но подробнее об этом позже. Если увеличить эту схему в триллион раз, мы увидим родословное древо каждой мухи, рыбы и лягушки, которые когда-либо жили на земле, и сможем рассмотреть, какие из них умерли бездетными (само собой, таких большинство), а какие оставили потомство.
38. Подъем в проектное пространство: небесные крюки и подъемные краны
Жизнь удивительна. Когда задумываешься о миллиардах солнечных систем, которые почти наверняка лишены жизни, невольно удивляешься, что в мире вообще существует хоть одно живое существо. Удивляет и количество жизненных форм – от бактерий до рыб, птиц, маргариток, китов, змей, кленов и людей. Но сильнее всего, пожалуй, удивляет жизненная сила всех этих организмов, которые находят тысячи способов цепляться за жизнь и размножаться, выживать, несмотря на существенные препятствия, используя миллионы хитроумных приспособлений и схем, от витиеватых каскадов белковых машин в каждой клетке до эхолокации летучих мышей, слоновьего хобота, способности нашего мозга размышлять на любую тему на свете и многого другого. Появление этих поразительных механизмов выполнения конкретных задач требует объяснения, поскольку такое не происходит по случаю или чистому совпадению. Объяснений у нас только два: теория разумного замысла или эволюция путем естественного отбора. Какое бы из них ни оказалось верным, проводится огромная проектная работа, которую либо чудесным образом осуществляет высший разум, либо методичным, недальновидным, скучным, но совершенно не чудесным образом проводит естественный отбор. Это проектирование можно назвать НИОКР (стандартная аббревиатура научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ), а НИОКР всегда требуют средств. Они отнимают время и силы. Прелесть великой идеи Дарвина в том, что он увидел, каким образом миллиарды лет работы и чудовищное количество “лишних движений” (миллионы миллиардов приводящих к ошибкам проб) могут привести к автоматическому конструктивному совершенствованию системы без вмешательства высших сил, без конкретного намерения, без всяких ожиданий и без четкого понимания. Эту мысль красноречиво выразил один из самых непримиримых критиков Дарвина Роберт Беверли МакКензи:
В теории, с которой нам приходится иметь дело, роль создателя играет абсолютное невежество, а следовательно, фундаментальный принцип всей системы может быть сформулирован следующим образом: ЧТОБЫ СОЗДАТЬ СОВЕРШЕННУЮ И ПРЕКРАСНУЮ МАШИНУ, НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗНАТЬ, КАК ИМЕННО ЕЕ ДЕЛАТЬ. При ближайшем рассмотрении это утверждение в сжатой форме выражает суть всей теории и в нескольких словах объясняет постулаты мистера Дарвина, который, следуя странной логике, похоже, считает, что абсолютное невежество вполне способно занять место абсолютной мудрости во всех достижениях творческого дара. [1868]
Именно так. Как только Дарвин предложил эту потрясающую идею, скептики принялись гадать, достаточно ли прошло времени, чтобы вся эта созидательная работа была осуществлена методичным образом. Удобно представить необходимую проектную работу в качестве подъема в проектное пространство. Что такое проектное пространство? Как и в случае с Вавилонской библиотекой и библиотекой Менделя, лучше всего представить его многомерным. Фактически проектное пространство содержит в себе обе эти библиотеки и гораздо больше, поскольку оно включает в себя не только все (спроектированные, написанные) книги и все (спроектированные, развившиеся) организмы, но и все остальные объекты, прекрасно описываемые конструктивной установкой (см. главу 18), такие как дома, мышеловки, боевые топоры, компьютеры и звездолеты. Подобно тому как большая часть Вавилонской библиотеки представляет собой тарабарщину, большинство областей проектного пространства заполнено мусором, объектами, которые вообще ни на что не годны. Если мы с вами похожи, представить вы можете лишь три измерения зараз, однако чем больше вы играете с этой идеей в своем воображении, тем проще вам думать, что знакомые три измерения заменяют собой целое множество. (Этот инструмент мышления оттачивается с опытом.)
Представив древо жизни помещенным в библиотеку Менделя, мы получаем возможность разглядеть, что все живые организмы, когда-либо существовавшие на этой планете, связаны друг с другом линиями родства. Эти линии показывают, как естественный отбор внедрял конструктивные усовершенствования, сохраняя достижения самых ранних НИОКР для использования во всех последующих живых организмах. (“Механизм” каждой клетки, от бактерий до клеток мозга, включает в себя тысячи блестяще спроектированных наноустройств, работающих более трех миллиардов лет, и представляет собой фундаментальный моторный отсек жизни, который мы делим с деревьями, птицами и дрожжевыми клетками.) На многоклеточном уровне мы находим сердца, легкие, глаза, руки, ноги и крылья, проекты которых впервые были разработаны “всего” два миллиарда лет назад и с тех пор повторяются и совершенствуются снова и снова. Однако, помимо отдельных элементов организмов, существуют и продукты деятельности этих организмов, например паучьи сети, гнезда птиц и плотины бобров. Они также демонстрируют неоспоримые свидетельства НИОКР, причем плоды этих НИОКР каким-то образом передаются по тем же самым линиям родства – либо генетически, либо через копирование потомством поведения родителей. Время от времени появляется нечто новое – посредством мутации, в результате эксперимента или по случайности. Если новое способствует совершенствованию организма, оно подвергается многократному копированию. Результаты провалившихся экспериментов искореняются. Здесь опять действует принцип “публикуй или погибнешь”.
Существуют и продукты человеческой деятельности: пахотные орудия, мосты, соборы, картины, пьесы, стихи, печатные станки, самолеты, компьютеры, газонокосилки и… инструменты мышления. Что насчет них? Разве они не висят на ветках той части древа жизни, которая описывает происхождение человека? Каждый из этих продуктов обязан своим существованием как минимум одному автору или изобретателю, но к НИОКР по созданию большинства из них руку приложили тысячи и миллионы людей. Бетховену не пришлось изобретать жанр симфонии, который существовал и до него, а Шекспиру не пришлось изобретать сонет. Цепная пила состоит из десятков и даже сотен “готовых” элементов – уже изобретенных и оптимизированных. Некоторые продукты человеческой деятельности, вероятно, скопированы с продуктов деятельности других животных. Вдохновила ли конструкция гнезда ткачика появление ткачества? Был ли приподнятый пол эскимосского иглу, который позволяет выпускать холодный воздух через утопленный вход, скопирован с подобного приподнятого пола в берлогах полярных медведей – или же они появились независимо друг от друга? (Или это полярные медведи скопировали все у эскимосов?)
Поразительное сходство принципов работы сердец и насосов, эхолокации летучих мышей и сонара и радара, плотин бобров и ирригационных плотин, глаз и фотокамер не случайно, ведь все эти продукты появились и столетиями совершенствовались с помощью подобных исследований, то есть НИОКР. Нужно поместить их в единое пространство – проектное пространство, пространство всех возможных проектов.
Этот шаг вызывает противоречия среди биологов. Причины этого мне, кажется, понятны, хоть они меня и расстраивают. Многие биологи всячески противятся идее “проектирования” живых организмов, поскольку полагают, что она оправдывает и поддерживает сторонников теории разумного замысла, этой фиктивной, псевдонаучной, крипторелигиозной кампании по подрыву во всех смыслах заслуженного авторитета эволюционной биологии. (Среди этих противников и двое моих уважаемых коллег и друзей, специалисты по эволюционной биологии Ричард Докинз и Джерри Койн.) Рассуждая о наличии цели и проектирования в природе, мы (очевидно) даем фору сторонникам теории разумного замысла, в связи с чем некоторые полагают, что лучше неумолимо поддерживать эмбарго на подобные темы и настаивать, что, строго говоря, в биосфере ничего не проектируется, если только проектирование не осуществляет человек. По их мнению, природа создает сложнейшие системы (органы, закономерности поведения) совсем не так, как это делают технические специалисты, а потому нам не следует использовать для описания этих процессов тот же самый язык. Так, Ричард Докинз говорит (при случае – например, 1996, p. 4) о кажущихся спроектированными чертах организмов, а в книге “Рассказ предка” (2004, p. 457) замечает: “Создаваемая дарвиновским естественным отбором иллюзия проектирования поразительно убедительна”. Я не согласен с его суровой политикой, которая может привести к катастрофическим последствиям. Недавно в баре я стал свидетелем беседы двух юношей, которые рассуждали о чудесных наномашинах, обнаруженных в каждой клетке. “Как вообще можно верить в эволюцию, наблюдая, как работают все эти фантастические маленькие роботы!” – воскликнул один из них, и второй со знанием дела кивнул. Почему-то у этих ребят сложилось впечатление, будто специалисты по эволюционной биологии полагают, что жизнь не так уж сложна, а ее компоненты не так уж замечательны. Такой скептический взгляд на эволюцию высказывали не какие-то неотесанные работяги – ребята были студентами-медиками из Гарварда! Они существенно недооценили силу естественного отбора, поскольку специалисты по эволюционной биологии снова и снова повторяли им, что в природе нет настоящих проектов, а есть лишь их