в интересующем нас смысле.
Упорный биолог, мешающий сфексу, чтобы продемонстрировать его сфексовость, представляет собой образец агента-манипулятора, которого мы по праву боимся. Мысленные эксперименты многих философов задействуют именно такого кукловода или подлого нейрохирурга, который втайне запрограммировал кого-то играть себе на руку. По-видимому, мораль этих страшилок в том, что, даже если кукловода на самом деле не существует, тот факт, что наше поведение обусловливается различными характеристиками окружающей среды, анализируемыми нашими системами восприятия и мозгом, показывает, что кукловод с таким же успехом мог бы и существовать. (На обложке небольшой книжечки Сэма Харриса “Свобода воли” [2012] изображены нити марионеток.) Но этот напрашивающийся вывод явно нелогичен. Если “контроль” среды осуществляется с помощью наших отлаженных систем восприятия и незамутненного сознания, бояться нам нечего. На самом деле нам даже в высшей степени желательно, чтобы объекты и события вокруг нас провоцировали наше сознание генерировать истинные убеждения о них, которые мы могли бы использовать для корректировки своего поведения в свою пользу! Фотоны, отскакивающие от полостей в приливной зоне прямо ко мне в глаза, могут заставить меня схватить корзину и грабли и выйти на охоту за моллюсками. Если в этом случае мои действия контролирует среда, я ничуть не возражаю. Как и большинство людей, я не пугаюсь и не чувствую, что мной манипулируют, когда друзья предлагают мне роскошные блюда, прекрасно зная, что я не сумею устоять перед искушением полакомиться.
Встречая в литературе о свободе воли примеры с кукловодом и нейрохирургом, вы также заметите, что вмешательство всегда – всегда – происходит тайно. Почему? Потому что сделать вывод о том, что наша воля не свободна, можно только в том случае, если другой, тайный агент заставляет нас действовать определенным образом, хотя мы сами этого не осознаем. Причину этого долго искать не надо – она отсылает нас к наблюдению, лежащему в основе теории игр: если агент знает о попытке манипуляции со стороны другого агента, он начинает принимать ответные меры и как минимум корректирует свое поведение, чтобы справиться с этим открытием. Конкурентное взаимодействие двух агентов предполагает предоставление обратной связи на множестве уровней, а следовательно, ослабление “контроля” потенциального манипулятора. Если же вмешательство не только не является тайным, но и затребовано “куклой”, ситуация полностью меняется.
Мы можем продемонстрировать это, просто скорректировав стандартные примеры и покрутив регуляторы насосов интуиции. Философ Гарри Франкфурт (1969) сконструировал насос интуиции, где за человеком следит тайно имплантированное устройство нейростимуляции, контролируемое нейрохирургом, который обеспечивает, чтобы человек принимал решения в соответствии с желаниями нейрохирурга. Если вы, будучи этим человеком, выбираете вариант А вместо варианта Б и если именно этого и хотел нейрохирург, он ничего не делает; если же его приборы показывают, что вы собираетесь сделать выбор в пользу варианта Б, он нажимает на кнопку, не позволяя вам выбрать вариант Б, и вы в результате выбираете вариант А. Вы ничего не чувствуете. Был ли ваш выбор свободным в каждом из случаев? За годы философы исписали сотни страниц, рассуждая о многочисленных вариациях “случая Франкфурта”, но, насколько мне известно, один поворот регуляторов никогда не исследовался, хотя он существенно меняет дело. Вот он:
Желая подавить свою страсть к калорийным десертам, вы обратились к хорошему врачу, который имплантировал вам описанное устройство. Вы щедро платите ему, чтобы он следил за каждым вашим приемом пищи и страховал вас от заказа мороженого с шоколадным соусом и чизкейков. Вы оба надеетесь, что ему ни разу не придется нажать на кнопку, и вскоре вы почти забываете, что он или его ассистент всегда находятся рядом с вами в электронном виде. Вы излечились: устройство фиксирует стабильную последовательность сотен случаев выбора в пользу варианта А (“Нет, спасибо, мне только чашку черного кофе”). Если это не примеры вашего ответственного и свободного выбора, то почему? Разве вы не поступили мудро, когда решили подстраховать свою не слишком надежную силу воли?
73. Мальчики из Бразилии: еще один упорный башмак
В 2004 г. психологи Джошуа Грин и Джонатан Коэн написали статью “В глазах закона нейробиология меняет все и не меняет ничего”, которая была опубликована в престижном журнале Philosophical Transactions of the Royal Society. В этой авторитетной статье авторы воображают правовую революцию, вызванную научными открытиями.
Закон гласит, что он допускает не более чем метафизически скромное представление о свободе воли, которое полностью совместимо с детерминизмом. Однако мы утверждаем, что интуитивная поддержка закона в конечном счете основывается на метафизически амбициозном, либертарианском [индетерминистическом] представлении о свободе воли, которому угрожает детерминизм и – более демонстративно – когнитивная нейронаука будущего. [p. 1776]
Их позиция нетривиальна – но так и должно быть, ведь они признают, что существует множество аргументов в поддержку компатибилизма (отстаиваемого мною на этих страницах), но при этом хотят показать, что на самом деле в вопросе о свободе воли “все мы стоим на перепутье”. Они предлагают мысленный эксперимент, который должен продемонстрировать зависимое положение повседневного практического представления об индетерминизме. Обратите внимание, что именно об этом я только что и просил: покажите нам, пожалуйста, что нам должно быть дело до индетерминизма и почему. Их мысленный эксперимент вдохновлен фильмом “Мальчики из Бразилии”, в котором рассказывается о нацистских ученых, растящих клонов Гитлера (созданных с применением сохранившейся ДНК). Вот описание эксперимента:
Допустим, группа ученых сумела создать человека – назовем его Марионеткой, – который по умолчанию втягивается в преступную деятельность: скажем, совершает убийство во время неудачной сделки по покупке наркотиков. [p. 1780]
Вот что они говорят о своем эксперименте:
Да, он столь же рационален, как другие преступники, и да, его действия основаны на его желаниях и убеждениях. Однако эти убеждения и желания были сформированы извне, а потому на интуитивном уровне мы понимаем, что он заслуживает скорее сострадания, чем морального осуждения… Чем мы отличаемся от Марионетки? Очевидно, что Марионетка – жертва коварного заговора, а большинство людей, как мы полагаем, жертвами не являются. Но важно ли это? Мысль о том, что Марионетка не несет полной ответственности, основана на представлении, что его действия были предопределены извне… Но тот факт, что эти силы связаны с желаниями и намерениями коварных ученых не относится к делу, верно? Важно лишь то, что эти силы неподвластны контролю Марионетки и ему не принадлежат. [p. 1780]
Что вы думаете? Подходит ли этот насос интуиции для обозначенной цели? Забавно, что авторы также считают этот вопрос достойным рассмотрения: “Дэниел Деннет может возразить, что история Марионетки – некорректный «насос интуиции»”. О да. На мой взгляд, это упорный башмак. Но они отмахиваются от этого и продолжают: “Нам кажется, что чем больше становится известно о Марионетке и его жизни, тем меньше хочется считать его в полной мере ответственным за свои действия и признавать его наказание самоцелью”.
Давайте внимательнее присмотримся к этому насосу интуиции и покрутим его регуляторы, чтобы разобраться, как он работает. Я предлагаю повернуть четыре регулятора. Во-первых, давайте избавимся от коварного заговора – тем более что сами авторы настаивают, что он не имеет значения. Я удивлен, что они столь беспечно вводят “подлого нейрохирурга” и считают свой шаг совершенно невинным, ведь этот ход оспаривается годами, однако мы можем проверить их убежденность, заменив “группу ученых” “нейтральной средой”:
до: Допустим, группа ученых сумела создать человека – назовем его Марионеткой, – который по умолчанию втягивается в преступную деятельность: скажем, совершает убийство во время неудачной сделки по покупке наркотиков.
после: Допустим, нейтральная среда сумела создать человека – назовем его Марионеткой, – который по умолчанию втягивается в преступную деятельность: скажем, совершает убийство во время неудачной сделки по покупке наркотиков.
Второй регулятор: поскольку заговорщиков больше нет, нужно заменить “по умолчанию” на “с высокой вероятностью”:
до: Допустим, группа ученых сумела создать человека – назовем его Марионеткой, – который по умолчанию втягивается в преступную деятельность: скажем, совершает убийство во время неудачной сделки по покупке наркотиков.
после: Допустим, нейтральная среда сумела создать человека – назовем его Марионеткой, – который с высокой вероятностью втягивается в преступную деятельность: скажем, совершает убийство во время неудачной сделки по покупке наркотиков.
Третий регулятор: я хочу изменить мотивацию преступления – пусть это будет убийство, но в других обстоятельствах. (Это ведь не должно играть роли?)
до: Допустим, группа ученых сумела создать человека – назовем его Марионеткой, – который по умолчанию втягивается в преступную деятельность: скажем, совершает убийство во время неудачной сделки по покупке наркотиков.
после: Допустим, нейтральная среда сумела создать человека – назовем его Марионеткой, – который с высокой вероятностью втягивается в преступную деятельность: скажем, совершает убийство, чтобы замести следы растраты имущества.
Четвертый регулятор: давайте изменим имя злоумышленника. В конце концов, это всего лишь имя.
до: Допустим, группа ученых сумела создать человека – назовем его Марионеткой, – который по умолчанию втягивается в преступную деятельность: скажем, совершает убийство во время неудачной сделки по покупке наркотиков.