– А надо ли… – заикнулся было председатель.
– Верно! – крикнули Шуберт и Дранкин. – Пусть докажет!
– И докажу! – сказал Осмомыслов.
Он вылез на трибуну и начал популярно излагать школьный курс основ дарвинизма.
– Викентий Измайлович! – не выдержал председатель. – Переходите ближе к существу – у нас совещание о рентабельности изделий.
– Мне истина дороже! – отрезал Осмомыслов.
Тогда председатель, воспользовавшись паузой, объявил большой обеденный перерыв.
– Не убедили вы их, – сказал Осмомыслову Шуберт и побежал в буфет за пивом.
– Аргументов маловато, – на ходу подзюзюкнул Дранкин и устремился за Шубертом.
– Будут аргументы! – крикнул ему в спину Викентий Измайлович.
Весь обеденный перерыв он просидел в общественной библиотеке: читал литературу по естествознанию и периодическую печать.
Как только совещание возобновилось, Осмомыслов поднял руку:
– Есть сообщение!
– Я не даю вам слова! – поспешно сказал председатель.
– Ничего, я с места, – успокоил его Осмомыслов. Он встал и, перекрывая недовольный ропот, сообщил о том, что в английском городке Твикросе, а точнее, в тамошнем зоопарке, проживает обезьян Дженни, который сумел освоить мотоцикл и теперь катает на нем свою обезьяниху Рози.
Осмомыслов победоносно оглядел зал и спросил:
– А кто из вас может водить мотоцикл?
Присутствующие растерянно молчали. Мотоцикл никто водить не умел.
– Та-ак, – сказал Осмомыслов и перевернул страницу густо исписанного блокнота. – Следующее доказательство…
…Когда он привел четырнадцатый сногсшибательный факт из газеты «Таймс оф Индиа» о том, что английский профессор Роберт Хинде работает над составлением обезьяньего словаря и уже перевел около шестидесяти звуков, движений и жестов, председатель малодушно сказал:
– Товарищи, я считаю, нам следует согласиться с Викентием Измайловичем относительно его утверждения по поводу обезьяны. Как, товарищи, согласимся?
– Согласимся! – крикнули молодые специалисты Шуберт и Дранкин, радостно поглядев на часы.
– Требую голосования! – непримиримо сказал Осмомыслов.
Проголосовали. Большинством голосов подтвердили, что обезьяна думает.
Подпужнянский от голосования воздержался.
…Вопрос о борьбе за рентабельность изделий перенесли на следующую пятницу.
Мои дорогие штаны
Я принес в мастерскую химчистки брюки.
– В покраску? В чистку? – спросила девушка-приемщица и протянула руку.
– Минуточку, – сказал я, прижимая сверток к груди. – Вообще-то в чистку… Только скажите – это долго, нет?
– Как обычно – десять дней, – ответила девушка. – Но, если хотите, можете оформить срочным заказом. Тогда – пять дней.
– Пять ничего. Это меня устраивает. А какие гарантии?
– То есть? – не поняла девушка.
– Ну, чем вы гарантируете, что именно пять, а не шесть или семь?
– Такой срок, – сказала девушка. – Не я устанавливала. Обычно мы его выдерживаем.
– Хм… допустим… Это что же – в субботу можно будет забрать?
– Да.
– Суббота – короткий день, – намекнул я.
– Ну и что же? – спросила девушка.
– Вдруг не успеете.
– Постараемся, – заверила она. – Приложим все силы.
– Хорошо, – вздохнул я и отдал брюки. – Только учтите – вы мне обещали.
– Разумеется, – согласилась девушка, кинула туда-сюда штанины и сказала: – Износ – пятьдесят процентов.
– Да вы что! – обиделся я. – Значит, осталось их только выкрасить да выбросить. Пятьдесят!.. Когда же это я успел их так износить?
– Не знаю, – тихо сказала девушка. – Но износ все-таки пятьдесят процентов. Да вы не волнуйтесь. Это ни на чем не отразится. Просто формальность. Так положено.
– Ладно, пишите, – сказал я – Пишите… Вы организация – за вами сила…
Девушка тихонько вздохнула и стала выписывать квитанцию.
– Общее загрязнение, – отметила она.
– Конечно, я топтал их ногами, – буркнул я.
– Вы не так поняли, – снова вздохнув, сказала девушка. – Это значит, нет особых пятен, клякс и так далее. Просто легкое загрязнение. Почти чистые… Посчитайте-ка лучше пуговицы.
– Что, разве теряются пуговицы-то? – встревожился я.
– Мы их отпарываем, – пояснила девушка. – Потом обратно пришиваем. Четыре копейки с пуговицы.
– Четыре копейки! Ничего себе – сервис!.. Раз, два, три… А если какая-нибудь все же потеряется?
– Поставим свою, – сказала девушка.
– Свою?! Хотел бы я знать, где вы ее возьмете? Это же импортные пуговицы, немецкие… пять, шесть, семь… мелкие тоже считать?
– Считайте все.
– Ага… восемь, девять, десять… Интересно, а эта для чего здесь? Никогда ее не застегиваю… Вот черти драповые – понашьют пуговиц с неизвестной целью… одиннадцать, двенадцать… Тринадцать штук. Ужас! На одних пуговицах пятьдесят две копеечки теряю…
Я забрал квитанцию и вышел.
Потом вернулся.
– Так, значит, в субботу? – еще раз переспросил я. – С утра можно прийти или лучше к обеду?
– Можно с утра, – сказала девушка. – Но лучше к обеду.
– А поточнее вы не можете сказать?
– Сейчас не могу, – ответила она.
– Что ж, заскочу завтра, – сказал я.
– Ну, как наши дела? – спросил я, заявившись на другой день. – Что вы на меня смотрите? Не узнаете? Брюки я вам вчера сдал. Серые. Пятьдесят процентов износа, как вы тут мудро установили.
– В производстве, – сказала девушка.
– Ишь ты! – удивился я. – Звучит-то как! Можно подумать, что у вас здесь машиностроительный гигант. В производстве, стало быть. А на какой стадии?
Девушка пожала плечами.
– Тэк-с, – сказал я. – Кстати, если какая-нибудь пуговица все-таки закатится бесследно, я тут в одном магазинчике присмотрел очень похожие. Запишите-ка адрес и как доехать: Юго-Западный поселок, Вторая Газобетонная…
– Да почему же она закатится? – возразила приемщица. – Раньше не закатывались…
– Что было раньше, меня не касается, – сказал я. – Пишите-пишите адрес – пригодится… Вот так-то лучше… Между прочим, вечером вас где найти можно?
– Это для чего еще? – вспыхнула девушка.
– Ну мало ли… Знаете ведь, как бывает: в обед еще ничего неизвестно, а к вечеру, глядишь, что-нибудь и прояснилось.
– Вечером я пойду в театр, – сказала она.
– Вы – в театр, – вздохнул я. – А мне, по вашей милости, не до театра. Ближайшие пять дней. А то и все десять…
Поздно вечером я все-таки дозвонился к ней – разыскал домашний телефон через справочное бюро.
– Какие новости? – спросил я. – Пока никаких? Жаль, жаль… А я тут кино смотрел по телевизору. «Фитиль». Знаете ли, история аналогичная моей. Тоже сдал человек в химическую чистку брюки, а получил обратно одну штанину. Что? У вас так не случается? Обе штанины будут на месте? Ну посмотрим, посмотрим. Завтра зайду – поинтересуюсь…
Назавтра, когда я зашел в мастерскую, приемщицы там не оказалось. Вместо нее за барьерчиком сидел маленький грустный инвалид.
– Папаша, – обратился я к нему. – Тут раньше девушка была…
– Была-была, – сказал инвалид. – Была, а теперь сплыла.
– Обедает? – спросил я.
– Может, и обедает, – хмыкнул инвалид. – Кто же ее знает?
– Уволили? – сообразил я.
– Сама ушла, – сказал инвалид и горестно моргнул глазами. – Доел ее тут один гад… из клиентов… Какого работника потеряли! Можно сказать, на ней вся мастерская держалась. Теперь опять начнем штаны населению дырявить да пуговицы терять…
Страшная месть
Машкин долго вертел в руках рубль, хмыкал, пожимал плечиком и смотрел на меня прозрачными глазами бессребреника.
– Ну что ты жмешься?! – не выдержал я. – Бери! Твой это рубль.
– И когда я тебе давал? – сомневался Машкин. – Убей – не помню.
– Зато я помню. Ты давал его мне в позапрошлую пятницу, возле дверей столовки, там еще Зина Федоровна стояла… Зина Федоровна! Правильно я говорю?
Зина Федоровна подняла голову от бумаг и сказала:
– В позапрошлую пятницу? Это когда в буфете пельменное тесто давали? Да, что-то такое было. Сумму не заметила, но помню – кошелек вы доставали. У вас ведь желтый кошелек?
Машкин вынул кошелек и удивленно посмотрел на него, будто впервые видел.
– Действительно, желтый, – наивно сказал он.
– Слава тебе господи! – вздохнул я. – Теперь-то припоминаешь?
– Нет, – сказал Машкин и покачал головой. – Не помню, старик. Там еще кого-нибудь рядом не было?
– O-o! – застонал я и выскочил из комнаты.
Я выскочил из комнаты и чуть не сбил Гришкина, топтавшегося у дверей.
– Слушай, – забормотал Гришкин. – Не в службу, а в дружбу – отдай за меня Машкину пятерку, – он протянул деньги.
– Нашел дурака! – обозлился я. – Еще за пятерку к этой скотине не пойду!
– Да-а, – поскучнел Гришкин. – Вот это ситуация!.. А может, ты возьмешься? – обратился он к подошедшему Яшкину.
– Ну его к черту! – сказал Яшкин. – Я ему вчера полтинник аж домой возил. С тремя свидетелями. Свидетелей туда-обратно на такси пришлось катать. Полчаса гада уламывали. Не признавался.
– Ах, угнетатель! – Гришкин даже плюнул. – А давать любит. Хлебом не корми.
– Любит, – подтвердил я. – Только потом делает вид, что не помнит.
– Как же, не помнит он! – сказал Яшкин. – Рассеянным прикидывается. Все жилы вымотает, оконфузит при людях с головы до ног. Ух, я бы ему устроил!
– Не брать – и все, – предложил я.
– Мало! – кровожадно блеснул глазами Яшкин. – Надо другое что-то придумать.
И мы придумали…
Перед зарплатой нахватали у Машкина кто сколько мог. Еще подговорили Кошкина с Пашкиным. И те по десятке одолжили.
– Здорово, Машкин! – сказал я в день получки. – Держи-ка, брат, трешку!
– Трешку? – как обычно, изумился он. – Какую? Что-то я не помню…
– Ах да! – спохватился я. – Это же не ты, это Файнберг мне занимал! Ну извини.
Машкин кисло улыбнулся. Следующий удар нанес ему Гришкин.
– Брал я у тебя семь рублей или не брал? – потирая лоб, спросил он. – Вот зарежь – не могу вспомнить…