Заведующий клубом Володя развернул передо мной сравнительную статистику, перечислил количество безлошадных крестьянских дворов и с цифрами в руках убедительно доказал, что в иные годы у некоторых хозяев не только на колобок, а и на просвирку муки не набралось бы.
– Так что, товарищ писатель, этого самого Колобка, я думаю, вообще не было. А возник он, скорее всего, как миф, как легенда, порожденная мечтой беднейшего крестьянства о материальном достатке, о будущей светлой жизни.
Наконец, в городе уже, разбирая архив полицейского управления, наткнулся я на донесение станового пристава Глотова полицмейстеру Квартириади, в котором среди прочих содержалась и такая фраза: «Довожу до сведения Вашего превосходительства, что Бабка опять пекла колобоки…»
«Колобоки… колобок-и… Что это, описка? Или господин пристав просто не очень грамотно произвел множественное число от слова “колобок”?» Размышляя над этой загадкой, я шел по улице, как вдруг носом к носу столкнулся с главным агрономом Деревни, приехавшим в город на курсы повышения квалификации.
– Все ищете, товарищ литератор? – спросил агроном, пожав мне руку. – С Бабкиной сестрой-то уже встречались?
– Сестрой? – опешил я. – Какой сестрой?!
– Ну как же, – сказал агроном. – Сестра у нее здесь, сродная. Лет уж пять в городе живет. Перевезла ее дочка – за внучатами доглядывать. Неужто не знали?
– Голубчик! – взмолился я. – Ведите меня к ней!..
– Два Колобка было, батюшка, два, – сразу же подтвердила старуха. – Как сычас помню: прибегла я к ним утречком, а Колобки-то на окошке студятся – рядышком.
– Скажите, – заволновался я, – скажите, умоляю, куда же девался второй?!
– А съели они его, батюшка. Тем же утром и съели – куды ж ему было деваться.
– Ба! – подала голос внучка-пионерка. – А раньше ты рассказывала, что они его странничку отдали.
– Цыц! – прикрикнула старуха. – Странничку они хлебца вынесли!.. Не слухай ее, батюшка, – зашептала она, повернувшись ко мне, – глупая она ищо. Съели – истинное слово. Шибко они, родимые, колобки обожали. А уж за тем, который упал ды разбилси, так плакали, так плакали…
Круглый дуракСказка
Жили-были старик со старухой. И было у них три сына: двое умных, а третий дурак.
Очень это обстоятельство старика со старухой огорчало. Умные что ни сделают – все ладно, все хорошо. А дурак за что ни возьмется – все не так, все по-дурацки.
– Ох, горе луковое! – вздыхает мать. – И в кого ты уродился?
– Хы! – говорит дурак и – палец в нос.
– Как дальше-то жить будешь, голова еловая? – спросит отец.
– Хы! – отвечает дурак.
Бились-бились родители, колотились-колотились, видят: никакого толку от дурака нет.
Собрались они тогда и пошли к одному знакомому старичку-волшебнику.
Так и так, говорят, есть у нас три сына, двое умных, а третий – дурак. Умные что ни сделают – все ладно, все хорошо. А дурак за что ни возьмется – все не так, все по-дурацки. Сделай милость, поправь ты нашего младшенького.
– М-да, – говорит волшебник. – А что, мамаша, сынок ваш окончательно круглый дурак или так себе – придурок?
– Ох, круглый, батюшка! – отвечает старуха. – Такой круглый, дальше некуда.
Подумал волшебник и говорит:
– Есть средство. Присылайте вашего сынка. Раз круглый – можно попробовать. Вот с придурками – с теми много труднее. Только одна Баба Яга и берется их пользовать.
Ну, прислали родители дурака, волшебник ему и говорит:
– Научу я тебя одному слову – волшебному. Оно тебя с другими людьми выравняет. Постой, да ты, может, такой дурак, что и слово-то волшебное не запомнишь?
– Небось запомню, – отвечает дурак. – Давай называй слово, не скупердяйничай.
– Ну слушай. Что бы у тебя ни спросили: про себя, про других или в смысле оценки явлений, – отвечай одно: а я, мол, дурак. Дурак, и точка.
– Хы! – говорит дурак. – Чо тут помнить-то!
– А ты не скалься, – отвечает старичок. – Лучше на ус мотай. Да еще помни: в больших ли, в малых чинах будешь – спаси тебя бог закобениться, сказать, что умный. Как такое брякнешь – тут тебе и конец.
Запомнил дурак волшебное слово и пошел домой. Ну, понятно, из-за дурости своей не прямо пошел, а дал крюка версты четыре. И так получилось, что угадал он мимо царского дворца. А там как раз сидел на крылечке царский конюший. Сидел, семечки щелкал и разные проблемы обдумывал. А самую главную он проблему обдумывал – кто же теперь будет на царской конюшне работать, поскольку младшего конюха кобыла залягала?
И тут видит конюший – идет мимо парень. Из себя здоровый, морда красная.
– Эй ты, онуча! – закричал конюший. – А ну, подь сюда!
Подошел дурак.
– Ты кто такой есть? – спрашивает его конюший.
– Дурак я, дяденька, – отвечает дурак. – Дурак дураком.
Конюший даже семечкой поперхнулся.
– Ага, – говорит, – понимаю… того, значит…
А про себя думает: «Нет, он не дурак. Дурак разве про себя такое додумается сказать? Возьму-ка я его младшим конюхом». И взял.
Прошла неделя-другая – на конюшне новая беда: два лучших жеребца сдохли. Сам министр двора заявился – белый, как молоко, и щека дергается. Отозвал дурака в сторонку, давай пытать: отчего да почему такое приключилось, не ворует ли конюший овес и не говорил ли он, что собирается в Турцию сбежать?
– Не знаю, – отвечает дурак и смотрит на министра прозрачными глазами. – Вроде как говорил чего-то, и матерно говорил, и по-всякому. А что, зачем – не смыслю. Дурак ведь я, ваше превосходительство.
Мигнул тут министр дураку – дескать, не беспокойся, все понимаю, – а сам думает: «Ну, в точку я угадал: конюший-то и правда сукин сын. А этот ловок. Ох, как ловок! Ишь, куда гнет: дурак, мол, я… Назначу-ка я его конюшим». И назначил.
Проходит какой-нибудь месяц – и вызывает дурака царь. Является он, а там уж министр двора стоит и трясется весь, аж зубы стучат. А кроме него еще с десяток разных советников и генералов топчутся.
Оказывается, Его Величество у своих приближенных личное мнение спрашивает. Собрался он в гости к соседнему государю и желает знать, как ему карету закладывать: четверней, пятерней или шестерней?
Переминаются советники с ноги на ногу, друг дружку локтями подталкивают, пот с них градом катится. Каждому хочется поумнее свое личное мнение высказать. Так, чтобы легло оно под личное мнение Его Величества, не пошло вразрез с личным мнением Ее Величества, да еще потрафило личному мнению Ихнего Высочества, наследника престола. Задача!
А дураку горя мало. Подходит его очередь, он и рапортует:
– Не могу знать! Дурак я, Ваше Величество!
«Вот, – думает царь, – умный ответ. И тактичный. Согласно своему чину в присутствии других, более высоких чинов. Таких людей беречь надо. Произведу-ка я его во вторые министры, тем более что должность как раз свободная». И произвел.
А сам в гости укатил. Туда ничего доехал, а на обратном пути перевернулся в овраг. И разбился до смерти, вместе с царицей и наследником.
Ничего не поделаешь, надо нового царя ставить. Приходят к дураку первый и третий министры – посоветоваться.
Спрашивают:
– Какое мнение Вашего Превосходительства?
– Никакого мнения не будет, – отвечает тот. – Дурак я, разве не знаете.
Тут первый министр, который в одной компании о покойном царе безмерно горевал, думает: «Ой-ой-ой! Что-то он про меня знает! Еще стукнет новому царю, как я по старому убивался…»
А третий министр, который в одной компании про покойного царя говорил: «Туда ему, собаке, и дорога», думает: «Ой-ой-ой! Что-то он про меня знает. Не так просто ваньку гнет. Еще стукнет новому царю, как я о коронованной особе отзывался!..»
Перемигнулись первый и третий министры: дескать, обвел вокруг пальца, шельма: сам-то промолчал и чистый вышел. Надо его царем выбирать – от греха подальше.
И выбрали.
Надел дурак царскую корону и вроде как задумался.
«Если я дурак, – думает, – то почему я царь? Значит, я не царь вовсе, а дурак? Но как же я не царь, когда царь. А если я царь, то почему дурак? Значит, я не дурак вовсе, а умный».
И велел он издать приказ: «Мы, Наше царское Величество, приказываем полагать Наше царское Величество умным и не считать дураком. Помимо того, повелеваем считать отныне всех прочих предполагаемых дураков умными, а всех умных – дураками».
И как только издал он этот приказ, все тут же сообразили, что дурак-то действительно дурак, а никакой не умный.
Сообразили, да поздно: дурак уже на троне сидит.
Кот ХрапычСказка
Про кота Храпыча рассказывают такую историю. На четвертый день после рождения, еще слепым котенком, он вылез по нужде из гнезда, но вместо того, чтобы расположиться на ковре, прямиком проковылял к песочному ящику и там будто бы оформил все на уровне опытного годовалого кота.
Вот какие, значит, у него были задатки.
В это можно поверить, поскольку и в дальнейшем за Храпычем неблаговидных поступков не замечалось. Скажем, сметану там ополовинить, колбасой со стола поинтересоваться или в марте, по примеру всех прочих котов, закуролесить Храпыч себе не позволял.
Словом, это был кот во всех отношениях положительный. В свое время он закончил гуманитарный факультет при кошачьем университете, дважды был на курсах усовершенствования, затем сам читал лекции на кафедре вкрадчивости и даже защитил кандидатскую диссертацию: «К некоторым вопросам влияния вышепролетающего ветра на нижерасположенное обоняние».
Вот благодаря своим многочисленным заслугам кот Храпыч и оказался к началу нашего повествования на этой должности. Как эта должность называлась, сформулировать затрудняемся, а только известно, что Храпыч приставлен был охранять хозяйский дом изнутри. И в этом смысле он считался как бы начальником над псом Хрипычем, который должен был стеречь тот же дом всего-навсего снаружи. Само собой разумеется, и содержание им положено было разное: и в смысле приварка, и в смысле всего прочего.