— Я сейчас расплачусь. — И она весело блеснула глазами.
Лютер фыркнул. Заметил, что на них многие глазеют. Он взял Нору за руку, и она потянула его за собой, скрипач с аккордеонистом заиграли, и она вывела его на самую середину крыши, и рука у нее была теплая. Он чувствовал ее тепло и видел, как бьется жилка у нее на шее. От нее пахло спиртным, и жасмином, и той самой что ни на есть несомненной белостью, которую он заметил, еще впервые обняв ее: словно на этой коже никогда не выступала даже капля пота. Крахмальный запах.
— Вот уж странный мир, разве не так? — спросила она.
— И то верно.
От выпивки ее ирландский акцент усилился.
— Мне так жалко, что ты работу потерял.
— Я новую нашел.
— Правда?
Он кивнул:
— На скотобазе. Послезавтра начинаю.
Лютер поднял руку, и Нора, разворачиваясь, проскользнула под ней и снова оказалась перед ним.
— Ты самый верный друг из всех, какие у меня когда-нибудь были. — Она снова сделала оборот, легкая, как само лето.
Лютер рассмеялся:
— Да ты пьяна, девочка.
— Так и есть, — весело отозвалась она. — Но ты все равно часть нашей семьи, Лютер. Для меня. — Она кивнула на Дэнни. — И для него. Мы ведь твои родные, как по-твоему, Лютер?
Лютер посмотрел ей в глаза, и остальная крыша словно испарилась. Что за странная женщина. И странный мужчина. И странный мир.
— А то как же, сестренка, — ответил он. — А то как же.
В день свадьбы старшего сына Томас Коглин пришел на работу и обнаружил, что в приемной, перед стойкой дежурного сержанта, его поджидает агент Рейм Финч. Финч встал, держа в руке канотье.
— Хотелось бы поговорить.
Томас провел его через общую комнату в свой кабинет. Снял пальто и фуражку, повесил их на вешалку и спросил у Финча, не желает ли тот кофе.
— Спасибо, не откажусь.
Томас нажал на кнопку внутренней связи:
— Стэн, два кофе, пожалуйста. — Он посмотрел на Финча: — Добро пожаловать. Вы к нам надолго?
Финч неопределенно передернул плечами.
Томас размотал шарф, повесил его поверх пальто и сдвинул влево пачку рапортов о ночных происшествиях, лежавшую возле пресс-папье. Стэн Бек принес кофе и вышел. Томас через стол протянул чашку Финчу:
— Сливки, сахар?
— Ничего не надо. — Кивнув, Финч взял чашку.
Томас добавил сливки в собственный кофе.
— Чему обязан?
— Насколько мне известно, у вас имеется обширная сеть сотрудников, которые посещают собрания радикальных групп. Кое-кто даже внедрился в них. — Финч подул на кофе, сделал крошечный глоток, облизал губы. — И, как я понимаю, вы составляете некие списки, хотя заставляли меня поверить в обратное.
Томас отхлебнул кофе.
— Ваши амбиции выше вашего «понимания», друг мой.
Финч сухо улыбнулся:
— Хотел бы получить доступ к этим спискам.
— Доступ?
— Их копии.
— А-а.
— Это для вас проблема?
Томас откинулся на спинку кресла и отчеканил:
— В данный момент я не вижу, какую пользу могло бы принести Бостонскому управлению полиции межведомственное сотрудничество.
— Возможно, вы смотрите на вопрос слишком узко.
— Едва ли. Впрочем, я всегда готов взглянуть шире.
Финч чиркнул спичкой о край стола и закурил.
— Давайте представим, что будет, если наружу просочатся сведения о том, что нечистоплотные представители Бостонского управления полиции торгуют списками получателей радикальных изданий, продавая их коммерческим фирмам, вместо того чтобы делиться ими с федеральными властями.
— Разрешите исправить одну крохотную ошибочку.
— У меня абсолютно достоверная информация.
Томас сложил руки на животе:
— Ошибка, друг мой, заключается в слове «нечистоплотные». Вряд ли мы такие. Станете ли вы бросать в меня камень, да и в других людей, с которыми я сотрудничаю в этом городе? Тогда, агент Финч, стоило бы бросить целую дюжину камней и в вас, и в мистера Гувера, и в генерального прокурора Палмера, и в это ваше едва вылупившееся и слабо финансируемое бюро. — Томас протянул руку к чашке. — Я порекомендовал бы вам быть осторожнее.
Финч положил ногу на ногу и стряхнул сигаретный прах в пепельницу, стоявшую рядом с креслом.
— Намек понял.
— Считайте, что вы успокоили мою душу.
— Как я понимаю, ваш сын, тот, который убил террориста, для моего дела потерян.
Томас кивнул:
— Да, теперь он профсоюзный деятель. С потрохами.
— Однако у вас есть и другой сын. Насколько мне известно, он юрист.
— Не стоит говорить о моей семье, агент Финч. — Томас потер загривок. — Вы сейчас как канатоходец над огнем.
Финч поднял ладонь:
— А вы просто выслушайте меня. Предлагаю вам поделиться с нами своими списками. Я не говорю, что вы не можете получать от них побочный доход. Зарабатывайте на этом сколько угодно, мы не против. Но если вы поделитесь своими данными с нами, я в ближайшие месяцы обеспечу вашему сыну очень выгодную работу.
Томас покачал головой:
— Он — собственность окружного прокурора.
— Сайласа Пендергаста? — Финч покачал головой. — Пендергаст — подпевала районных властей, к тому же все в курсе, что вы вертите им по своему усмотрению, капитан.
Томас развел руками:
— Излагайте.
— Дело в том, что первоначальная версия, будто взрыв резервуара с мелассой — террористический акт, была нам на руку. Попросту говоря, стране надоел террор.
— Но этот взрыв не был терактом.
— Однако, к нашему великому удивлению, гнев не прошел. — Финч усмехнулся. — Мы думали, что вынесенное нами поспешное суждение по вопросу мелассы уничтожило нас в глазах общества. Но нет, совсем напротив. Людям не нужна правда, им нужна стабильность. — Он пожал плечами. — Или ее видимость.
— И вы с мистером Палмером собираетесь этим воспользоваться.
— В настоящее время мне поручено заниматься депортацией радикалов. Принято считать, что это исключительно федеральная прерогатива. Однако мы, то есть генеральный прокурор Палмер, мистер Гувер и я, считаем, что власти штатов могут участвовать в депортации более активно. Вы не хотели бы узнать, каким образом?
Томас задумчиво смотрел в потолок.
— Видимо, в рамках антисиндикалистского законодательства.
— Как вы пришли к такому выводу?
— Я никуда не приходил. Простой здравый смысл, друг мой. Законы написаны еще много лет назад.
— Вы никогда не рассматривали для себя возможность поработать в Вашингтоне? — поинтересовался Финч.
Томас постучал костяшками в окно:
— Видите, что там, агент Финч? Улицу видите? Людей?
— Да.
— Я провел пятнадцать лет в Ирландии и потом еще месяц в море, чтобы найти вот это. Найти мой дом. А человек, который способен бросить свой дом, — это человек, который бросит что угодно.
Финч стукнул шляпой о колено.
— Чудной вы тип.
— Какой уж есть. Так что там насчет антисиндикалистских законов?
— Они открыли дверь процессу депортации, ту дверь, которую мы долгое время считали закрытой.
— На местном уровне.
— Да. И на уровне штата.
— Иными словами, вы уже двинулись в поход.
Финч кивнул:
— И мы хотим, чтобы ваш сын принял в нем участие.
— Коннор?
— Да.
Томас отхлебнул кофе.
— Насколько активное?
— Ну, мы подключим его к работе с человеком из Минюста или из местного…
— Нет. В Бостоне он будет главным по этим делам или вообще не станет этим заниматься.
— Он молод.
— Постарше вашего мистера Гувера.
Финч замялся.
— Если ваш сын успеет на этот поезд… при его жизни рельсы никогда не кончатся.
— Да-да, понимаю, — отозвался Томас, — но я хочу, чтобы он ехал в кабине машиниста, а не трясся в заднем вагоне. Спереди вид получше, вы не находите?
— Что-нибудь еще?
— Да. Когда будете его нанимать на работу, вызовите в Вашингтон. И проследите, чтобы при этом присутствовал фотограф.
— А в обмен группа генерального прокурора получит доступ к спискам.
— Да, — согласился Томас. — Но доступ будут предоставлять по специальным запросам, утверждаемым мною лично.
Томас наблюдал, как Финч обдумывает это предложение, словно у агента имелся выбор.
— Принято.
Томас встал. Протянул руку. Финч встал тоже. Ответил на пожатие.
— Итак, уговор, — произнес он.
— Контракт, агент Финч. — Томас крепко стиснул его ладонь. — И не подлежащий пересмотру.
Лютер давно подметил, что Бостон существенно отличается от Среднего Запада: начать с того, что люди тут потешно разговаривают, а еще — все тут наряжаются, даже дети, так, словно каждый день собираются отобедать в ресторане, а потом вдобавок отправиться в театр.
Но скотный двор — везде скотный двор. Та же грязь, та же вонь, тот же шум. И та же работа для цветных — самая что ни на есть грубая и простая. Уолтер Грандж, друг Исайи, провел здесь пятнадцать лет и дослужился до старшего при стойлах, но любой белый, проработав тут столько же, уже давно стал бы управляющим всем заведением.
Уолтер встретил Лютера, когда тот вылезал из трамвая. Уолтер был маленький человечек с огромными белыми бакенбардами, которые, как решил Лютер, возмещали отсутствие шевелюры. Грудь у него была колесом, ножки — коротенькие и тощие, как у птицы. Он повел Лютера по Маркет-стрит, и его толстые ручищи раскачивались в такт переступающим ногам.
— Мистер Жидро говорит, ты со Среднего Запада?
Лютер кивнул.
— Значит, ты уже такие вещи повидал.
— Работал на скотных в Цинциннати, — ответил Лютер.
— Ну, не знаю, как там в Цинциннати, а в Брайтоне только и делают, что занимаются скотиной, это не район, а, почитай, целый город. Тут все связано с этим бизнесом.
Он указал на гостиницу «Животновод» и на ее соперницу — «Приют скотовода», разместившуюся через улицу, потом махнул рукой в сторону мясоперерабатывающих и консервных заводиков, мясных лавок и всевозможных закутков для проживания здешних рабочих и торговцев.