Наставники — страница 18 из 53

Однако были те, которые хотели стать; благодаря им, их слесарному мастерству, умению осуществлять генеральные ремонтные работы, погибла большая часть человечества, а другая, меньшая, в том числе и мы, осталась в целости и сохранности, что, впрочем, прямо следует из этого рассказа.

Как мы выносили мусор

Я жил в семье, семья состояла из многих членов, все они копили вещи, необходимые для жизни: пищу, фотографии, воспоминания. Все члены моей семьи все время что-нибудь приносили домой; мы эти вещи рассматривали и показывали другим. У моей семьи, которая полным своим составом жила в одном доме во время большой войны между гитлеровской Германией и нами – остальным человечеством, была куча полезных вещей и лишь несколько сломанных, никуда не годных, – это и был мусор, или, проще говоря, дерьмо. У нас был специальный желоб для сбрасывания мусора, внизу ждали люди в кожаных фуражках, очень небритые. Дедушка бросал в желоб кости, а также использованную бумагу, тряпье, снизу вопили: «Хозяин, да что ж ты все на голову норовишь!» Дедушка вздыхал: «Такая уж у вас служба!» По соседству господин и госпожа Мирковичи обращались друг к другу: «Сердечко мое! – и гораздо чаще: – Говно сраное!» Дедушка вздыхал: «Красота-то какая, а?» Дядя сказал: «В России даже из дерьма делают полезные вещи посредством прессования!» Отец сказал: «Не бреши!» У нас было много прекрасных вещей, но были и совершенно негодные к употреблению. Эти последние смердели, разлагались на мелкие детали в результате процесса гниения. Мама смотрела на мусорщиков, выносящих нашу золу и по ошибке заплесневевший хлеб, и вздыхала: «И почему люди должны этим заниматься?» Дедушка отвечал: «Не твое дело!» Мама продолжала: «Впрочем, я ведь тоже мою унитаз и тому подобное по всей квартире, и ничего, даже песни пою!» Дядя сказал: «Вот видишь!» Дядя еще сказал: «Многие великие поэты написали поэмы, посвященные экскрементам и всякой гнили, и все-таки вошли в историю!» Тетки вздохнули и сказали: «Везет некоторым!» Отец сказал: «Все нам трудом достается!» Дедушка глянул на него и спросил: «Думаешь, от тебя меньше воняет, чем от мусорщиков, которые честно делают свое дело?» Мама сказала: «Я с любой грязью справлюсь, даже когда человек в штаны наложит, но не дай Бог увидеть дохлого мышонка, меня сразу вырвет!» Дедушка резюмировал: «Твоя забота!»

Мама по всей квартире мыла окна, натирала паркет, драила плиту, закончив работу, говорила' «Блестит как зеркало!» Мама старалась удалить из квартиры каждую пылинку, стереть следы мусора но вскоре стали падать осколки русских снарядов и куски штукатурки с потолка. Дедушка строго спросил: «А кто все это убирать будет?» Прежде накануне Нового года выходили люди с баграми, воняющие от неприятной работы, люди протягивали ладони и говорили: «Мы ваши мусорщики!» В этот раз появились русские и партизанские всадники, кони перешагивали через немецкие трупы и битый кирпич, капитан Вацулич сказал: «Мы пришли расчистить мусор истории, которого много накопилось!» Дедушка сразу же сказал: «Пожалуйста, пожалуйста!» Мама сказала: «Хватит мне в одиночку уборкой заниматься!» Вацулич сказал: «Ну-ка, быстро зарыть фрицев, которых мы настреляли, а то они уже заваливать стали!» Мы взялись за лопаты и принялись зарывать, повязав лица платками, но это не помогало. Вацулич сказал: «Ну-ка, быстро прибрать следы войны и других боевых действий, и чтоб в каждом горшке цветы были!» Мама вздохнула: «Пошли!» Дедушка спросил: «Что, я тоже, что ли?» Вацулич ответил: «Кто-то же должен убирать дерьмо!» Это звучало как цитата из книги. Вацулич вообще говорил будто одними цитатами из очень серьезных книг, дедушка потом даже сказал: «Вот уж не думал, что есть учебник по уборке дерьма!» Дядя подтвердил: «Есть, есть!»

Это рассказ о профессии мусорщика, весьма уважаемой, хотя и нелегкой, неприятно пахнущей и вызывающей дурные мысли. Эту историческую профессию все мы освоили в великом сорок четвертом, несмотря на пол, возраст и политическую ориентацию. Мама сказала: «Посмотрите, чем мы всю жизнь занимаемся!» Вацулич подтвердил: «Вот именно!» Мне все это напоминало поэзию, только непонятную. Обо всем этом я написал сонет, сонет я часто читал ассенизаторам старого мира, отправляемого на свалку медленно, но верно.

Как мы жили с соседями

Пришла соседка Ольгица, дочка полицейского писаря, и сказала: «Папа велел вам одолжить нам следующие вещи!» У Ольгицы был список, в списке значились мясорубка, корыто, кофейные чашки. Все это было выписано прекрасным почерком, мама сказала: «Ну, если так, то ладно!» Все в доме презирали списки полицейского писаря, составленные с целью изъятия из домашнего обихода различных предметов, а также презирали немцев, виновников этих изъятий. Это происходило именно в то время, когда моя семья взялась за опись профессий, имеющих отношение к моей семье, то есть происходило в военное время.

Наши соседи были людьми, как и все остальные люди, только были очень бедно одеты в результате невыхода на улицу. Дядя спросил одного из них, когда тот пришел просить в долг чайную ложку сахара: «А что бы тебе, приятель, по улице не пройтись немного?» Дядя спросил еще: «Тебя что, полиция ищет, а может, ты какой горничной ребенка заделал и теперь боязно встретить, а?» Сосед глянул на него печальными глазами и сказал: «Ботинок у меня нет!» Отец поднес ему стаканчик и подытожил: «Ну, это совсем другой разговор!» Я сразу же отметил контраст: «Одни – господа и генеральские сынки, другие – соседи, у которых даже ботинок нет!» По моему мнению, это были два рода занятий, очень похожие, хотя и диаметрально противоположные по фактическим признакам. Мама сказала: «Давайте лучше о чем-нибудь повеселее!» В сорок третьем военном году мы постоянно пытались найти более веселую тему, но безуспешно. Дядя сказал: «Если соседи зарегистрируются как члены сиротского кооператива, может, им вообще платить станут!» Дедушка изумился: «Да ну?» Дедушка признал уже многие профессии, но соседство как ремесло воспринимать не желал. Он говорил: «Любую малость заработать надо!» – и другие слова, но в том же духе. Некоторые дела, которыми занимались наши соседи, назывались своими настоящими и известными именами, в других делах вообще нельзя было разобраться, это страшно раздражало дедушку, как и других членов семьи, всех нас. Мама говорила: «У них только и дел, что взять у нас в долг чашку сахара и не отдать никогда!» Я сказал: «Мы писали сочинение на тему „Соседи в горе и радости!", я написал о них только хорошее!» Дедушка сказал: «Я бы тебе за это кол влепил!» Наши соседи были люди без определенных занятий, их работа состояла в занимании у нас чашки сахара из наших скудных запасов, а также в других требованиях, предъявляемых нам. Наши соседи являлись и спрашивали: «У вас свет только что не отключался?» Мама с достоинством отвечала: «У нас – нет!» Дедушка добавлял: «А может, вы не заплатили и вам отрезали?» Потом он долго бормотал: «Какое им дело, у кого свет отключался?» Иногда соседи спрашивали про воду, а также изредка и о более серьезных вещах – например, не протекает ли потолок. Дедушка все время порывался сказать: «А ну валите!» – но сдерживался. Мама сказала: «При крестьянском образе жизни все соседи как братья, а эти только и смотрят, как бы выцыганить последнюю крупинку сахара!» Дедушка вопрошал: «Что бы они без нас делали?» Мама отвечала: «Даже представить не могу!»

По соседству жили какие-то люди, абсолютно нищие, как в смысле питания, так и вообще, но кое-кто работал на вражеских оккупантов, приносил домой немецкие пироги «бухтле», пироги эти они ели на балконах, чавкая и как-то уж чересчур наслаждаясь, непрерывно восклицая: «О, о!» – как бы в знак полного удовольствия. Но все-таки кофейные чашки, взбивалки для сливок и прищепки для белья были только у нас, все приходили к нам просить эти необходимые предметы, причем ежедневно. В нашей жизни все было расписано, как в бухгалтерских книгах: вещи, находящиеся во временном пользовании у соседей, и вещи, которые пока у нас оставались. Дедушка говорил: «Такая двойная бухгалтерия только дураку в страшном сне привидеться может!» Дядя отвечал: «Ну и что?» Дедушка горячился: «И все это благодаря условиям военного времени!» Отец подвел черту: «И всех-то делов!»

По соседству проживало много людей, но предметов для поддержания жизни у этих людей не было, это приводило их к нашим дверям, всегда открытым. Когда объявились бойцы Двадцать первой сербской освободительной бригады, отец сказал: «Наконец-то и мы у них одолжимся, я имею в виду свободу!» Капитан Вацулич вывел во двор полицейского писаря и расстрелял его из своего убийственного английского автомата. Дядя посмотрел на членов семьи расстрелянного писаря, смертельно перепуганных, потом сказал: «Вот товарищи из бригады одолжили у вас папеньку, пусть вам его Адольф Гитлер вернет или еще кто!»

Это краткая хроника одолжений, рассказ о виновниках этих причиняющих взаимные неудобства действий, рассказ о соседстве как ремесле. Рассказ не очень длинный, но и не слишком веселый, скорее наоборот.

Как нас стригли

В сорок третьем году генерал Милан Недич сказал: «Зачем нам эти парикмахерские и прочие бордели, когда сербская девушка должна идти и собирать виноград, то есть вернуться в лоно природы!» Все это генерал Недич произнес на митинге, после чего парикмахерское ремесло, мучительное, но прекрасное, замерло и очень быстро угасло. Безработные парикмахерши ходили по домам и оплакивали свою печальную оккупационную судьбу, слушатели запрещенных передач английского происхождения говорили: «За все заплатят, когда наши вернутся!» Дядя сказал: «У меня такие запасы бриллиантина, что война может хоть десять лет тянуться, а стричь меня будет одна моя подружка частным образом!» – на что мама вздохнула: «Хорошо тебе!» Парикмахерша Ружица Миливоевич говорила: «Дивная жизнь в парикмахерских салонах, так похожая на мечту, точнее, на съемки в Голливуде, безвозвратно ушла!» Ружица Миливоевич описывала прекрасную вывеску с надписью: «Для дам и господ!». Дядя сказал: «Так только на клозетах пишут, не пойму, что ты все выпендриваешься!» И еще спросил: «А это правда, что все цирюльники гомики и друг друга за задницы хватают?» Парикмахерша Ружица Миливоевич только вздрогнула и сказала: «Ни в жизнь, и не мечтай!» Мы вздохнули с облегчением.