Няня рассказала, что когда-то в большом замке жила молодая леди из высшего дворянства. И она была так красива, что все джентльмены хотели жениться на ней, потому что она была самой красивой дамой, которую кто-либо когда-либо видел, и она была добра ко всем, и все думали, что она очень хорошая. Но хотя она и была вежлива со всеми джентльменами, желающими на ней жениться, она отвергала их и говорила, что не может решить и не уверена, что вообще хочет замуж. И ее отец, который был очень знатным лордом, рассердился, хотя и сильно любил ее, и спросил ее, почему бы ей не выбрать хоть одного из тех красивых молодых людей, которые пришли в замок. Но она сказала только, что не любит никого из них настолько сильно и что она должна подождать, а если они будут настаивать, то она пострижется в монахини. Тогда джентльмены сказали, что они уйдут на год и один день, а когда год и один день пройдут, они вернутся и спросят, за кого из них она выйдет замуж. Итак, день был назначен, и они все покинули замок, а леди пообещала, что через год и один день будет ее свадьба с одним из них. Но на самом деле она была королевой тех людей, что танцевали на холме летними ночами, и в положенные ночи она запирала дверь своей комнаты, и вместе со своей служанкой тайком ускользала из замка по проходу, о котором знали только они, и уходила на холм в одичалой пустоши. И она знала о тайных вещах больше, чем кто-либо другой, и больше, чем кто-либо знал до или после, потому что она никому не открывала самых сокровенных тайн. Она знала, как делать ужасные вещи, как уничтожить юношу, как проклясть человека – и многое другое, чего я не могла понять. И хотя ее настоящее имя было леди Эвелин, танцующие люди звали ее Кассап – это значит «кто-то очень мудрый» на одном из древних языков. И была она белее их всех и выше, и глаза ее сияли в темноте, как горящие рубины; и она могла петь песни, которые никто другой не мог петь, и когда она пела, все падали ниц и поклонялись ей. И она умела делать то, что они называли шиб-шоу, – самое чудесное заклинание. Она говорила знатному лорду, своему отцу, что хочет пойти в лес собирать цветы, и он отпускал ее, и она со своей служанкой шла в лес, куда никто не ходил, а служанка караулила ее. Тогда леди Эвелин ложилась под деревья и начинала петь определенную песню, и она протягивала руки, и со всех концов леса сползались огромные змеи, шипя и скользя между деревьями, и, выпуская свои раздвоенные языки, подползали к ней. И все они приползали и обвивались вокруг нее, вокруг ее тела, и ее рук, и ее шеи, пока извивающиеся змеи не покрывали ее полностью, так что оставалась видна только ее голова. И она говорила с ними, и пела им, и они извивались вокруг и вокруг, все быстрее и быстрее, пока она не приказывала им уйти. И все они тотчас уползали обратно в свои норы, а на груди у нее оставался самый необычный красивый камень, по форме напоминающий яйцо и окрашенный в синий и красный, желтый и зеленый, с отметинами, похожими на змеиную чешую. Его называли «глейм-камень», и с ним можно было творить всякие чудеса, и няня сказала, что ее прабабушка видела собственными глазами глейм-камень, и он блестел ярче всего в мире и был покрыт чешуей, как змея. И эта леди могла делать очень много подобного, но она твердо решила, что не выйдет замуж. И было очень много джентльменов, которые хотели на ней жениться, но самыми главными были пятеро из них: сэр Саймон, сэр Джон, сэр Оливер, сэр Ричард и сэр Роланд. Все поверили, что леди сказала правду и действительно выберет одного из них себе в мужья спустя год и один день, и только сэр Саймон, очень умный, заподозрил, что она обманывает их, и поклялся следить за ней и попытаться вызнать правду. Он притворился, что, как и остальные, не станет возвращаться в замок год и один день, и заявил, что отправляется далеко за море, в другие страны. Но на самом деле он отъехал совсем недалеко – и вернулся в замок, переодевшись в служанку, и был принят посудомойкой (хотя он был мудр не по годам, его молодое гладкое лицо походило на девичье). И он ждал и смотрел, слушал и молчал, прятался в темных углах и вставал среди ночи – и был настороже. И он слышал и видел такие вещи, которые показались ему весьма странными. И так он был хитер, что открылся горничной, сказав, будто бы переоделся в девушку, потому что любит ее и хочет быть с ней рядом, и польщенная горничная выдала ему множество секретов, и он больше прежнего уверился в том, что леди Эвелин обманывает его и всех остальных. И так он был умен, и так хитроумно лгал горничной, что однажды сумел спрятаться в спальне леди Эвелин за занавесками. И он стоял тихо и неподвижно – и наконец дождался ее появления. Она наклонилась, приподняла камень под кроватью и из тайника под ним достала восковую куклу, точь-в-точь такую, как мы с няней делали в чаще. И все это время глаза леди горели как рубины. Она достала маленькую восковую куклу и прижала ее к груди, она шептала и бормотала, и она брала ее и клала обратно, поднимала вверх и опускала вниз, и снова клала обратно. И она сказала: «Блажен тот, кто породил епископа, который рукоположил священника, который обвенчал мужчину, который женился на женщине, которая сделала улей, в котором поселилась пчела, которая собрала воск, из которого сделан мой истинный возлюбленный». И она достала из шкафа большую золотую чашу, принесла большой кувшин вина из кладовой, налила немного в чашу – и с огромной нежностью положила куколку в вино и обмыла ее со всех сторон. Затем она открыла буфет, достала маленький круглый пирог и приложила его к губам куколки, а затем бережно отнесла ее на кровать и накрыла одеялом. И хотя сэр Саймон был ужасно напуган, он смотрел не отрываясь – и видел, как леди поклонилась и протянула руки, шепча и напевая, и как рядом с ней появился прекрасный юноша, который поцеловал ее в губы. И они вместе пили вино из золотой чаши и вместе ели пирог. Но когда поднялось солнце, юноша исчез; осталась лишь маленькая восковая кукла, и леди снова спрятала ее в тайник под кроватью. Итак, сэр Саймон прекрасно знал, что представляет собой эта леди, и ждал и наблюдал, пока время, которое она назвала, почти не истекло и через неделю исполнился бы год и один день. И однажды ночью, спрятавшись за занавесками в ее комнате, он увидел, как она сделала еще пять восковых кукол и спрятала их. А на следующую ночь она достала одну из них, наполнила золотую чашу водой и, взяв куклу за шею, держала ее под водой. А после произнесла:
Сэр Дикон, твой век сочтен,
Спишь на дне ты вечным сном.
И на следующий день в замок принесли весть, что сэр Ричард утонул, переправляясь через реку. А ночью она достала другую куклу и повесила ее на гвоздь, повязав на шею фиолетовый шнурок. А после произнесла:
Сэр Роланд, твой пришел конец:
Висит на дереве мертвец.
И на следующий день в замок принесли весть, что сэр Роланд был повешен грабителями в лесу. А ночью она достала другую куклу и вонзила ей кинжал прямо в сердце. А после произнесла:
Сэр Нолл, сэр Нолл, кончайте жить,
Кинжал вам в грудь пора всадить.
И на следующий день в замок принесли весть, что сэра Оливера незнакомец заколол ножом во время драки в таверне. А ночью она достала другую куклу, держала ее над горящими углями, пока та не расплавилась. А после произнесла:
Сэр Джон, вернись, стань прахом вновь,
Пусть жар твою иссушит кровь.
И на следующий день в замок принесли весть, что сэр Джон неожиданно скончался от лихорадки. Тогда сэр Саймон покинул замок, оседлал лошадь и поскакал к епископу – и рассказал ему все. Епископ послал своих людей, и они схватили леди Эвелин, и открылось все то, что она совершила. И когда истекли год и один день, в тот день, когда она должна была выйти замуж, ее протащили через весь город в одной рубашке, привязали к большому столбу на рыночной площади и живьем сожгли перед лицом епископа, вместе с восковой куклой, висевшей у нее на шее. И люди говорили, что восковой человечек кричал, сгорая в пламени. И я думала об этом снова и снова, пока лежала без сна в своей кровати, и мне казалось, что я вижу леди Эвелин на рыночной площади и вижу, как желтые языки пламени пожирают ее прекрасное белое тело. И я думала об этом так долго, что словно бы сама попала в эту историю, и представляла, что я и есть леди и что за мной пришли, чтобы сжечь заживо на глазах у всех жителей города. И я гадала, было ли ей страшно после всех тех странных вещей, которые она делала, и насколько больно сгореть у столба. Я снова и снова пыталась забыть нянину сказку и вспомнить тот секрет, что открылся мне днем, и что было в тайной роще, но я могла лишь видеть темноту и сияние в темноте, а затем я убегала и видела лишь, как я бегу, а большая луна восходит над темным круглым холмом. Потом мне вспомнились все старые сказки и странные песенки, которые пела мне няня; и была среди них одна, начинающаяся с «Холзи прекрасная, Хелен ужасная», которую она очень тихо напевала, когда хотела, чтобы я заснула. И я начала напевать ее себе в голове – и уснула.
На следующее утро я была очень сонная и уставшая, и толком не могла заниматься, и очень обрадовалась, когда уроки закончились и пришло время обедать, потому что я хотела пойти на прогулку и остаться одна. Был теплый день, и я пошла на красивый холм, покрытый дерном, и села на старую мамину шаль, которую специально взяла с собой. Как и вчера, небо было серым, но сквозь облака просачивалось белое сияние, и с того места, где я сидела, я могла видеть весь город – тихий, спокойный и белый, словно нарисованный. Я вспомнила, что на этом холме няня научила меня играть в одну старую игру под названием «Троя», в которой надо танцевать и извиваться особым образом в траве, и если протанцевать так достаточно долго, то будешь отвечать на заданные тебе вопросы, хочешь того или нет, и, что бы тебе ни сказали делать, ты будешь вынужден исполнить. Няня говорила, что раньше много было подобных игр, о которых немногие знали, и была такая, при помощи которой можно было превращаться в кого угодно, и ее прабабушка, когда была маленькой, видела одного старика, который знал девушку, превратившуюся в большую змею. А еще была другая очень старая игра, где надо было танцевать, извиваться и переворачиваться; с помощью этой игры можно было забрать у человека душу и не возвращать так долго, как захочешь, а его тело будет ходить пустым и бесчувственным. Но я пришла сюда подумать о том, что произошло вчера, и о тайной роще. С того места, где я сидела, я могла видеть далеко вокруг, даже расщелину за городом, которую я нашла, – там маленький ручеек привел меня в неизведанную местность. Я представила, будто я снова иду вдоль него, и прошла в голове весь путь, и наконец нашла рощу, и пробралась в нее сквозь кусты, и тогда в сумерках я увидела то, отчего словно бы наполнилась огнем изнутри, словно я хотела танцевать, и петь, и взлететь в воздух – от того, как я изменилась и стала необыкновенной. Но мое видение нисколько не изменилось и не потускнело, и я снова и снова гадала, как такое могло произойти. Неужели нянины сказки были правдивы, потому что днем на открытом воздухе все казалось совсем не таким, как ночью, когда я была напугана и думала, что меня сожгут заживо? Я однажды рассказала папе одну из ее сказок – ту, что была о привидении, – и спросила, правда ли это, а он ответил, что это полная чушь и только простые необразованные люди могут верить в подобный вздор. Он очень разозлился на няню за то, что она рассказала мне эту сказку, и отчитал ее, а после я поклялась ей, что никогда ни слова не ск