Окружающий люд как-то призадумался над услышанным, а беломагический выродок, подавшись вперед, с проникновенной хрипотцой произнес:
— Ну извини, любимая, я был занят… — В синих глазах вспыхнуло бешенство: — Снимал твое заклинание!
Окончательно взбешенная, я, зло прищурившись, поинтересовалась:
— Повторить?!
Вокруг белого заискрилась магия. Угрожающе заискрилась!
Потомственная черная ведьма вскинула руку и щелкнула пальцами — те же сине-голубые искры окутали и меня, недвусмысленно указывая мэтру Октариону, что отпор будет. Причем жестокий отпор.
Вот только белый не собирался играть честно.
Сверкнула на солнце победно-торжествующая улыбка, Арвейн выпрямился в седле, снисходительно глядя на меня, и едва до моего сознания начала доходить неправильность ситуации, усмехнулся и провозгласил:
— Незарегистрированная белая магиня без печати и идентификации уровня силы.
Я мгновенно опустила руку. И даже вороватым движением за спину спрятала. А мэтр Октарион улыбался все шире, продолжая победно смотреть на меня. Мне же, понизив голос, и сообщил:
— Как старший член ордена Света в Бриджуотере я обладаю полной и неограниченной властью над всеми белыми магами данной территории. Как зарегистрированными, так и свежеобнаруженными. Полной и неограниченной властью, Аэтелль. Ты моя.
Сердце дрогнуло и перестало биться…
Ужас ледяной рукой сковал душу…
И почему-то взгляд испугано метнулся к Джонатану, даже не знаю почему. Но едва я посмотрела на него, как мэр совершенно по-хулигански мне подмигнул, а затем, будто ни к кому не обращаясь, произнес:
— У этих белых совершенно никакого пиетета к черной магии. Даже черных ведьм уважать перестали… непорядок.
И вот к чему это было сказано?!
Я уже собиралась было поинтересоваться, как продолжающая стоять возле меня госпожа Торникай возмущенно выкрикнула:
— То есть один раз получить по роже ему было мало!
— Да что же это такое! — заорал кто-то в толпе. — Никакого уважения к нашей черной ведьме!
— Да наша ведьма тут вообще всех спасла! — еще один вопль.
— Не дадим своих в обиду! — заорал престарелый кузнец Греви и, не раздумывая, запустил в белого мага свое странное шипастое оружие.
Это оказалось только началом! Следующим, что полетело в мэтра Октариона, стала скалка, за ней сковородка, после метла и молоток и вообще все, что местные жители приволокли с собой. Согнувшись под градом предметов, маг натянул поводья, вынуждая коня отступить, но едва попытался призвать магию, поднявшийся гвалт перекрыл голос господина мэра:
— Позвольте напомнить, мэтр Октарион, без соответствующих распоряжений с моей стороны вы не вправе применять магию в отношении жителей города.
И призванная энергия образовала лишь защитный контур, который оградил белого от праведного народного гнева, так что помчавшийся на встречу с беломагической рожей молоток завис в воздухе и свалился на землю. Народ недовольно зароптал, маг взбешенно смотрел на мэра Бриджуотера, а я…
— Пошла я, — решила потомственная черная ведьма.
— Куда, позвольте спросить? — мгновенно поинтересовался мэр.
Я обошла толпу, подняла свою валяющуюся шляпу, отряхнула, нахлобучила и, направившись к воротам, с достоинством ответила:
— Разбираться с расчлененной девственницей!
Гардэм, прекратив смущаться влюбленного в дерево сумасшедшего, в несколько прыжков покинул парк и догнал меня. Вслед нам из толпы послышалось:
— Котов ей кормить пора и этого тигру.
Нет, ну никакого пиетета к черной магии!
Вечером последние новости стали известны всему Бриджуотеру. Как оказалось, студента-недоучку господин Амански нанял не совсем легально, за что и поплатился. Спустя три дня семейство хоронили всем городом, мы с поправившейся Люсиндой тоже сходили на поминки. Черная ведьма стала необыкновенно молчалива, о случившемся ничего не помнила и была уже совершенно не против печати, которую мэтр Октарион отказался накладывать ввиду того, что Люсинда лишилась части силы и уже не имела возможности войти в рассвет черноведьминского могущества.
Расстроенная всеми этими событиями, я потратила несколько дней на то, чтобы привести медведя в подобающий вид. Для начала отвела его к лучшему чучельнику Бриджуотера, где и упокоила. После долго выбирала форму его дальнейшего существования — превращать умертвие в банальную шкуру на пороге показалось мне кощунством. Все-таки медведь отчаянно пытался меня убить, а я уважаю врагов, пусть даже и бывших. В результате у меня появился дворецкий, в чьи обязанности входило открывать двери и брать у посетителей шляпы, зонты или плащи. Некоторая проблема состояла в том, что если посетитель являлся без всего вышеперечисленного, Борун пытался отобрать что-нибудь взамен, но обязательно возвращал при уходе. Некоторые были не слишком рады тому, что у них насильственно изымают парики, очки и тому подобное, но быстро приспособились и завели несколько дежурных зонтов под ступеньками у меня на пороге, кои и вручали медведю.
В общем и целом жизнь постепенно входила в прежнее русло, разве что я перестала бегать по утрам да и вечерами предпочитала отсиживаться в своей лавке за учебниками. Впрочем, проснувшаяся прилежность к учебе объяснялась просто — мэтр Октарион. К моему искреннему сожалению, я точно знала, что все белые — психи и не любят отказываться от задуманного, а значит, мне еще предстояло как минимум одно выяснение отношений. Не давали расслабиться и букеты черных роз, что неизменно появлялись у меня на пороге каждое утро…
К моему счастью, пока что белый маг был занят расследованием случившегося. Как сообщали мне информаторы из мэрии, приносившие сведения вместе с просьбами о выдаче успокоительных зелий, под угрозой отлучения от любимого дерева, страсть к которому у студента не ослабевала, маг-недоучка максимально подробно поведал о случившемся. Исходя из его рассказа, он прибыл в Бриджуотер для обучения младшего сына господина Амански, но вскоре обнаружил древнюю рукопись, в которой описывался ритуал усиления белого источника. Не сумев удержаться от соблазна (дармовая сила — она вообще очень соблазнительна), парень провел нужный ритуал и обрел… точнее, утратил разум окончательно. В смысле первого пропавшего белого мага убил как раз студент, собственно, для того, чтобы усилиться. Чему их в беломагических академиях обучают, совершено непонятно, к примеру, у нас в магистериуме первой заповедью было — не трогай ближнего своего, то есть коллег по черномагическому промыслу, а тут… Впрочем, белых никогда не понимала.
Мадину также убил сошедший с ума недоучка. Ее кровь нашли на алтаре, выстроенном в подвале особняка Амански, и выяснилось, что именно маг около двух недель медленно выпивал ведьму. После того как рассказавший мне это господин Эхерн, секретарь мэра, ушел, я проревела весь вечер, утешаемая Дохраем и Гардэмом, под синхронные завывания камышовых котов. Было очень больно за Мадину, еще больнее от того, что уже ничего не исправить.
Люсинду также пытался убить он, к слову, звали белого Орхус Маддейн, точнее, все еще зовут. После разбирательств, как поведал мне все тот же господин Эхерн, психа увезут в столицу, где юноша будет… выпит. Да, белые от дармовой силы вообще никогда не отказываются. К слову, сам студентик о будущем своем не переживал ни капли — ему пообещали, что любимое дерево поедет вместе с ним.
А вот лично у меня с будущим имелись сложности.
Спустя неделю после событий и через сутки после завершения разбирательств с Орхусом Маддейном на моем пороге нарисовался мэтр Октарион собственной персоной. К этому моменту мне уже было известно, что между мэрией и орденом идут ожесточенные переговоры по поводу черной ведьмы Аэтелль Герминштейн, но… откровенно говоря, я и так знала, что с этой беломагической рожей будут проблемы.
Маг начал с не слишком вежливого:
— Откроешь или мне двери выломать?
Мы с Дохраем переглянулись, и я кивнула Боруну. Медведь с достоинством прошел к двери, галантно ее распахнул и отступил, впуская белого. Мэтр Октарион в простой белой рубахе и неожиданно черных брюках шагнул за порог, остановился, передал дворецкому подхваченный при подъеме на ступеньки общественный зонт и посмотрел на напрягшуюся за стойкой меня. Затем несколько минут демонстративно оглядывал лавку, чтобы в итоге произнести:
— К слову, ты белая, Телль.
Потомственная черная ведьма молча сложила руки на груди.
Мэтр Октарион по-хозяйски прошел в мою лавку, с самым наглым видом уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и продолжил:
— Так уж вышло, что твоя мать выбрала не того мага — Ангус Дерион на момент твоего зачатия уже был в звании мэтра, о чем Самаэль Герминштейн не имела понятия. Соответственно, белый источник перекрыл черный многократно.
И маг широко мне улыбнулся. Он держал эту наглую улыбку несколько секунд, ожидая моей реакции, которой не последовало. Затем продолжил:
— Если бы Самаэль не скрыла факт твоего рождения, ты воспитывалась бы как белая магиня, но, к сожалению, мэтр Дерион слишком поздно узнал о существовании своей дочери — ты уже прошла обучение как черная. К еще большему сожалению, у твоего отчима оказались связи при дворе, и король удовлетворил его ходатайство и ходатайство неожиданно поддержавшего прошение Аримарха Дериона, приходящегося тебе дедом, и тебя оставили матери.
Я продолжала молча смотреть на Октариона, чувствуя, как растет непреодолимое желание превратить его во что-либо крайне отвратительное… Проблема в том, что я понятия не имела, что может быть отвратительнее конкретно этого белого мага.
— Но ты все равно белая, Телль, — продолжил Арвейн. — И сейчас в столицу будет отправлено мое заявление, которое, несомненно, будет поддержано ныне верховным магом ордена Ангусом Дерионом… твоим отцом. Объяснить, что это значит?
Да я и так догадывалась — белые предвзято и с удовольствием признают меня белой магианной. Соответственно, полной собственностью отца. А далее моя судьба будет зависеть от того, кого моя мама столь неосмотрительно выбрала на роль моего родителя. То есть здесь мне все понятно. Необъяснимым для меня оставался лишь один момент.