— Граф Александр Орлов к вашим услугам!
В этот момент в класс вместе со звонком, шурша длинными юбками, вплыла остроносая учительница.
— Почему вы не на своем месте, граф? — нахмурилась она. Орлов побежал к парте. — Здравствуйте, дамы и господа!
Девочки присели, мальчики ответили дружными кивками.
— Мадемуазель Воронцова? Садитесь пока… ну хотя бы вот сюда!
Столы в классе были расставлены в шахматном порядке, углами друг к другу: по четыре справа и слева и один в середине, перед столом учительницы. За него и предлагалось сесть Дашеньке.
— Итак, литература. В последний день занятий мы писали сочинение на свободную тему. Мадемуазель Ананьева, ваше сочинение — верх минимализма. Вынуждена поставить вам шесть баллов. Аракчеев — неплохо, но не стоит увлекаться деепричастными оборотами. Восемь баллов. Вяземский, встаньте, пожалуйста.
Из-за последней парты у окна поднялся невысокий мальчик. Он смотрел на учительницу так, словно она собиралась сказать нечто смешное. Заметив взгляд Дашеньки, мальчик кивнул ей, будто соучастнице по какой-то шкоде. Девочка тут же отвернулась — еще чего не хватало!
— Князь Вяземский, вы окончили шесть с половиной классов старейшего российского лицея. Я ожидала от вас лучшего знания основ русского языка. Как вы могли написать слово «шиш» с мягким знаком? Уже не говорю о допустимости просторечий в художественном тексте!
— Тамара Владимировна, я вынужден вас огорчить, — с сожалением произнес Вяземский. — В моем случае «шишь» — существительное женского рода и не является просторечием.
— Поясните, Павел? — заинтересовалась учительница.
— Ну разве вы не знаете? Шишь — это африканская мышь. Мы по зоологии проходили. Очень злая.
Тамара Владимировна клюнула длинным носом в тетрадь Вяземского, вчитываясь в контекст. Видимо, африканская мышь по смыслу подходила. Учительница на мгновение задумалась, а потом побледнела, осознав, что над ней издеваются.
— Александр Орлов! Вы знаете о таком животном, как «шишь»?
— К несчастию моему, нет, — вскочил граф. — Я уверен, что князь Вяземский, обладающий великолепной фантазией, просто выдумал его.
— Вяземский, садитесь, три! — прошипела Тамара Владимировна, доставая следующую тетрадь. — Дашков, великолепный язык, потрясающая образность. Одиннадцать баллов.
Дашенька следила за взглядом учительницы, выставляющей оценки. К ее удивлению, сидящие слева получали оценки ниже, чем сидящие справа, хотя это могло быть и случайностью.
— Орлов. Ну, что я могу сказать? За один урок вы не просто написали сочинение, но сделали это в стихах. Великолепно! Высший балл! Двенадцать!
Послышались хлопки. Дашенька с недоумением обнаружила, что аплодируют только сидящие справа. Левая сторона класса молчала и вообще по большей части занималась своими делами — кто-то рисовал, кто-то тихо переговаривался.
Вывод напрашивался сам собой. Справа — успевающие, слева — неудачники. С одной стороны, Даше не хотелось попасть в число аутсайдеров, с другой — сидеть неподалеку от графа Орлова она тоже не стремилась.
После сочинений Тамара Владимировна перешла к теме урока — роману «Война и мир» графа Льва Николаевича Толстого. Его ученики должны были прочитать на каникулах.
Дашенька сразу поняла, что учительница от графа Толстого не в восторге. Безбожный вольнодумец вошел в русскую литературу так, что изъять его оттуда оказалось невозможно, но люди высшего света сочинения Толстого не любили, считая его чтивом для мещан.
После звонка Дашенька сразу за учительницей вышла из класса, рядом тут же оказался Орлов.
— Что, не понравилась литераторша наша?
Он вальяжно оперся плечом на торец открытой двери, искоса глядя на Дашеньку. Только сейчас она рассмотрела на лацкане его пиджака значок с портретом Дениса Давыдова.
— В Эривани, на мой взгляд, русскую литературу преподают лучше, — спокойно ответила девочка.
— Лучше, чем Тома Берг? Величайшая современная поэтесса? — издевательски поинтересовался мальчик.
Дашенька пораженно вскинула на него глаза. В голове не укладывалось, что эта блеклая, усталая женщина может быть той самой Тамарой Берг, чьи стихи о любви Даша тайком выписывала в тетрадь.
— В нашем лицее, — высокомерно отчеканил Орлов, — только лучшие…
Но что или кто лучшие в лицее, так и осталось загадкой, поскольку, не договорив, Александр Орлов пошатнулся и едва не упал.
Причиной этого конфуза оказался Павел Вяземский, закрывший дверь.
— Последний ученик, выходящий из пустого класса, обязан закрыть дверь, — словно извиняясь, мягко сказал мальчик. — Это есть в «Обязанностях лицеиста».
И, убедившись, что Орлов на него не смотрит, подмигнул Дашеньке.
Следующим уроком оказалась физика. Класс еще копошился, доставая учебники и тетради, когда в кабинет влетел низенький лысоватый человечек в огромных, как линзы телескопа, очках и с внушительно торчащими передними зубами.
— Лично я слышал звонок! — заявил он под аккомпанемент раскатистой трели, жестом разрешая садиться.
На этот раз Дашенька узнала преподавателя: это был известный профессор Могилевский, автор теории абсолюта. Ей не раз доводилось видеть учёного по телевизору.
«Вот он-то и есть та самая шишь!» — отчего-то подумала девочка, не сдержав смешок.
Профессор тут же обернулся к Дашеньке, сверля ее хищным взглядом бусинок-глазок.
— Ага! — радостно воскликнул он. — Новенькая! Мадемуазель Воронцова, кажется? А что вы знаете о конденсаторах?
Он спросил это с таким торжеством, словно хотел показать: «Уж я-то знаю все про конденсаторы. А где уж тебе»!
Дашенька поднялась, лихорадочно соображая:
— Конденсатор состоит из двух пластин…
Не забыла и про заряд, и про слой диэлектрика. Профессор радовался, как ребенок, потирая руки.
— Отлично, мадемуазель! Садитесь. Сегодня мы собираем электрическую цепь. На столах перед вами находятся: амперметр, вольтметр, реостат, катушка индуктивности… Ростова! Из чего состоит катушка индуктивности?
Встрепенулась девушка, сидевшая рядом с Орловым. Пока она вставала и открывала рот, профессор уже «побежал» дальше:
— Репнин!
Вскочил рыжий-прерыжий мальчик, сидевший перед Вяземским:
— Из обмотки и сердечника! — с чувством проговорил он.
— Превосходно! Ростова, а расскажите-ка нам, как с помощью этой самой катушки возникает магнитное поле? Орлов! Вы что, подсказываете?
— Разрешите, я отвечу! — вскочил Александр.
— Э, нет. Нам хотелось бы, — профессор обвел взглядом левую половину класса, словно ища поддержки, — услышать Ростову, не правда ли?
«Левые» довольно закивали.
— Ну, так что же? Переменный ток… Продолжайте!
Несчастная Ростова хлопала длинными ресницами и молчала.
— Вызывает магнитный поток…
Девушка чуть не плакала.
«Ведь это проходили в начале прошлого семестра, и, уж конечно, никто не повторял за каникулы, зачем он к ней прицепился?» — подумала Дашенька.
Тем временем нетерпеливый физик сам закончил фразу и уже горел новой идеей: чертил на доске схему обмотки.
— Куда в этом случае будет направлена ЭДС индукции? А, мадемуазель Ростова? Вы что, не помните правило Ленца? Вяземский! — призвал он.
— Согласно правилу господина Ленца, ток в обмотке приобретает такое направление, чтобы препятствовать своим магнитным действием причине, её вызывающей, — чётко ответил Павел.
— Правильно! Эх, мадемуазель Ростова! Вы, кажется, собираетесь в Институт благородных девиц?
Профессор сдвинул очки к переносице.
Девушка, покраснев, кивнула.
— Вы что же, полагаете, там физика не нужна? А вы как считаете, господа и дамы?
Он повернулся к левой половине класса. Все наперебой загалдели, что «конечно, нужна» и «без нее никуда».
— Именно! — профессор поднял вверх указательный палец. — Вы можете спорить о литературе, решать, необходимы ли вам мертвые языки, до хрипоты обсуждать: победили бы большевики, если бы подняли мятеж не в тысяча девятьсот шестнадцатом, а на год позже. Но физика была, есть и останется неизменной! Она не зависит от человеческих прихотей! Садитесь, Ростова, один балл. Только за присутствие. А мы приступим к составлению электрической цепи.
Девушка села, Орлов что-то зашептал, явно утешая. «А ведь они дружат», — поняла Дашенька.
Между тем, парочка и остальные «правые», казалось, не спешили соединять вольтметры с амперметрами. Они откровенно бездельничали и даже запускали друг в друга бумажными самолетиками. Левая же половина усердно корпела над заданием, с головой погрузившись в царство клемм и проводников.
«Должно быть, класс делится на физиков и лириков», — догадалась Дашенька. — Но мне-то нравится и то и другое! Значит, стоит заняться цепью…
Последовавшие, однако, латынь, история и два урока математики не подтвердили её догадку. «Левые» (Дашенька окрестила их командой Вяземского) шпарили на языке древних римлян, как Цезарь со товарищи, но «плавали» в исторических вехах. Хотя Дашенька готова была поклясться, что учитель нарочно запутывает Ананьеву и Репнина, но помогает Дашкову и Аракчееву.
Правые, в свою очередь (команда Орлова), не желали отличать синус от косинуса на алгебре, зато на геометрии прекрасно решали с ними задачи. Причем обе партии смотрели друг на друга весьма косо и до смешного старались не быть похожими. В буфете одни пили чай, другие — какао и даже пирожки выбирали с разной начинкой.
«Да у них тут какие-то серьёзные заморочки», — сделала вывод Дашенька и совершенно этому не обрадовалась.
После уроков к новенькой решительным шагом приблизился Орлов и поинтересовался, какой факультатив она намерена посещать: танцы по понедельникам или театральный кружок по вторникам. Сегодня были как раз танцы.
— А разве обязательно выбирать что-то одно? — удивилась Дашенька.
Юный граф заявил, что иначе просто быть не может. Дашенька на секунду растерялась, не замечая, как на них украдкой поглядывает Вяземский.