Магазинчик клацнул замком и захлопнул ставни.
– Все равно поздно уже, – пробурчала Майра, приглашая гостя в комнатку, что служила одновременно и подсобкой магазину, и жилищем для хозяйки.
Энтон попал сюда впервые, хотя в магазинчик Майры заходил чуть ли не каждый день. Не потому, что хотел отовариться. Можно ли купить улыбку? Эн помнил, как впервые увидел Майру, как радостно улыбнулся ей. Раньше он наталкивался только на сочувствующие, реже – непонимающие взгляды. Тут же случилось невероятное – губы хозяйки дрогнули, огромные глаза едва заметно сощурились и… лицо Майры застыло, как прежде, повязка на лбу засмеялась желтыми мордахами – зашли новые покупатели.
С тех пор Эн наталкивался на магазинчик – или магазинчик на Эна? – каждый день, заходил, улыбался, получал улыбку в ответ… И вот сегодня решил поговорить. Больше спросить не у кого – доктор Клео на все расспросы твердит лишь, что нельзя из дома без эмоций выходить, а налобник этот только жмет, жжет и думать мешает. Родители вообще стараются не замечать странностей сына. Да и самого сына – тоже.
– Присаживайся, я чай заварю, – Майра собрала в охапку разноцветные плакаты, что валялись на диванчике, и выбежала в соседнюю комнату, видимо, кухню. Странно, а с улицы магазин казался таким маленьким…
Эн огляделся. Никогда не мог понять, чем торгует Майра. Визит в святая святых самой востребованной в Городе продавщицы ясности не добавил. Энтон задумчиво разглядывал шкафы со всякой всячиной. И кто это покупает? Юноша слабо себе представлял, как отдает 70 еренов за круглую, полосато-зеленую, помятую с нескольких сторон штуковину, да еще и с глазами! Эн хмыкнул. Не иначе, как «эмоция» чья-то… А кому, спрашивается, может понадобиться нечто среднее между почерневшим от огня стаканом и треснутым кувшином? Надпись под странной утварью так и гласит: «Абсолютно бесполезный кувшин». Стоит сотню еренов! Да на эти деньги можно жить неделю, ни в чем себе не отказывая!
– Ты о чем-то хотел спросить? – Майра вернулась с чаем.
Эн растерялся. Действительно, хотел. Но вопросов столько… с чего же начать?
– Ты говорила об оправдании.
Женщина села рядом. Поколебавшись, отключила налобник. Повернулась к парню. Старательно улыбнулась. Было видно, что «корчи» даются ей с трудом.
– Скажи мне, Энтон, если б ты увидел на улице совершенно голого человека, как бы себя повел?
– Ну… – Эн поднял брови.
– Вот и я бы удивилась! А если бы чудак начал кричать, что прав он, а не тот, кто ходит в одежде?
Эн вздохнул.
– Кажется, я понял.
– Энтон, прости, но ты слишком долго… болел. И об этом знает почти весь Город. Но если без эмоциональной повязки в обществе появится, гм, здоровый человек, да еще и начнет корчиться…
Эн вздохнул еще раз. Об этом он наслушался от доктора Клео, заявившегося в отсутствие родителей – перед самой смертью по лицу человека пробегают все чувства, которые когда-либо отражались на его эмоциональных повязках. Именно по корчам лица можно понять, что человек при смерти. А если оно корчится всегда?
«Думаешь, мать твоя этого не понимает? Не замечает?» – хмурил брови докторский смайл.
– Майра! Ты тоже видишь сны?
– Тоже? – Майра медленно подняла бровь. – Кажется, видела. Когда-то. Расскажи-ка о своих.
Энтон говорил. О бегущей по траве девушке, о растрепанных волосах, о летящих из-под ног попрыгунцах. О незнакомке, которая его, по сути, исцелила. О том, что ему просто необходимо найти эту девушку – не во сне, наяву. Зачем? Энтон не знал. Возможно, она в беде. Или в беде он сам.
Парень продолжил рассказ. О странном мире, где все похоже на их Город, но в то же время – совсем другое. О маленьком мальчике, до боли напоминающем самого Эна. Если Эна уменьшить где-то до пятилетнего возраста.
– Он – точная моя копия! – Энтон рассказывал, отчаянно жестикулируя. – У нас даже имена похожи – Антон! Его так зовут. У него что-то с ногами, он все время ездит на странной коляске. И, я точно знаю, ему – одиннадцать лет, как и мне. Только выглядит он совсем ребенком… Может, из-за коляски? Хотя во снах все какие-то не такие… Эта девушка – ей двадцать четыре, а она кажется моей ровесницей.
– Но зато, – добавил он очень быстро, – там все люди смеются и плачут, хмурятся, удивляются без дурацких налобников. И не выглядят умирающими. Майра, мои сны – бред? Может, я и правда болен? Может, правы те, кто в одежде?
Женщина вздохнула.
– Может, и бред. Вот только я ведь раньше тоже была «в одежде».
Энтон смотрел непонимающе.
– Ты увидел, как я улыбаюсь, и решил, что я – такая же, как ты, – Эн кивнул. – Но до тебя я не улыбалась! И даже не подозревала, что такое возможно. Нам с детства твердят про предсмертные корчи, но то, что есть у нас с тобой… Помнишь о старых легендах?
– Майра, я много чего не помню… Шесть лет, знаешь ли, не прошли даром.
– Прости. Но! – в голосе прорезались возмущенные нотки. – А твои родители? Они что… Они твою жизнь обустраивать думают?
Парень невесело улыбнулся.
– Мне кажется, они только и ждут, когда я снова впаду в безумие. Да и вообще, их больше моя сестра занимает.
Майра негодующе фыркнула. Впрочем, можно ли осуждать тех, кто впервые за шесть лет столкнулся с чудом и теперь отказывается в него поверить? Вернее, даже не пытается, бросив все силы на двухлетнюю дочку.
– Но они получают на меня пособие, – быстро добавил Эн, – так что…
Майра неопределенно хмыкнула.
– Так вот, о легендах. Наши предки верили, что за Пограничным Миром есть другие… миры. Некоторые очень похожи на наш. Только гораздо больше – у нас Город, у них – города! Говорят, раньше и границы никакой не было. И предки наших предков общались с теми, Другими. Но потом пришли Хранители. Они построили Дорогу Жизни, создали Пограничный Мир. Они назвали Других носителями смерти и запретили с ними общаться.
– Но многолетнюю связь так просто не разрушишь. – Майра хлебнула чаю. – А связь – более чем крепка. Говорят, все люди нашего и иных миров делятся на два вида, каждый из которых – еще на два. Первый – это близнецы миров.
– Я и Антон?!
– Да. Но большинство из них не догадывается друг о друге. И это, если верить легендам, и хорошо, и плохо. Дело в том, что жизненной силы порой хватает лишь на одного близнеца, а второй…
– …впадает в безумие на шесть лет, – мрачно закончил Эн.
– Не обязательно, – Майра улыбнулась, почти без усилия, – иначе толпы людей бродили бы за гранью разума. Просто… судя по всему, у вас с Антоном связь намного сильнее, чем у других близнецов. Чем сильнее связь, тем труднее ее вынести. Кто-то рано или поздно сломается, не выдержит, – она помолчала, сдвинула брови.
– С другой стороны, ты шесть лет провел за гранью разума, но не выглядишь… эгм… отставшим от жизни человеком. Ты можешь общаться, читать, писать, ориентироваться на местности…
– Благодаря Антону?
Женщина кивнула.
– Благодаря связи с ним и его миром. Будь эта связь немного слабее, ты бы проснулся с интеллектом пятилетнего. Будь она слабее намного, ты бы никогда не впадал в безумие.
– Майра, – юноше вдруг стало страшно, – это ведь просто легенда, да?
– Да, – она вздохнула, торопливо включила налобник, – а твоя улыбка – лишь побочный эффект от долгой болезни.
Эн вернулся домой поздно вечером. Магазинчик Майры таки успел утопать далеко от его домика – двухэтажного, в четыре квартиры, точной копии остальных домов Города. Пришлось ловить повозку с кобылицами, что юноша всегда делал, скрипя зубами и зажмурив глаза. Вид здоровенных полуголых теток с растрепанными волосами, безумными глазами и необычайно длинными пальцами на руках и ногах нагонял тоску. Чтобы не сказать хуже. Во снах про девушку и Антона не было никаких запряженных кобылиц, чтоб их! Да и не запряженных тоже. Были странные повозки на колесах, но они не выглядели так омерзительно. Трясясь по темным улочкам, Эн припомнил, как кто-то говорил, что кобылицы не принадлежат их миру. Миру Антона, судя по всему, – тоже.
Впрочем, сегодня он встретил повозку почти без брезгливости.
«Как бы ты себя повел, увидев на улице совершенно голого человека?» – спросила Майра. Кобылицы, вот, почти обнаженные – узенькие полосочки, прикрывающие грудь, и растрепанные набедренные повязки одеждой не назовешь. И чем не люди. Внешне, во всяком случае. А он – кто?
Сотни мерцающих мохнаток бились в стенки стеклянного колпака, тускло освещая улицу. Соседская девочка Нима сидела на балконе и задумчиво рассматривала Эна. То есть это смайл на ее лбу выглядел задумчиво, от лица самой малышки Энтон вздрогнул. Отсутствующий взгляд ребенка вызвал приступ тошноты. Впрочем, чего это он? В его мире все так выглядят. В его…
Пересилив себя, парень улыбнулся соседке. Девочка продолжала рассматривать его с сосредоточенным равнодушием. Эн вздохнул. Майра была права – шесть лет с Антоном не прошли даром. Он не деградировал за годы болезни, но и таким как надо не стал.
Эн еще раз покосился на Ниму. Заходить в подъезд перехотелось. Возникло вдруг желание прогуляться по темным безлюдным улицам. А лучше – вернуться в заповедник. Впрочем, соваться ночью в загадочный зеленый остров, наверное, не стоит, а вот просто пройтись… Эн свернул в первый попавшийся переулок. С огромным наслаждением топнул по одиноко блестевшей луже – так всегда делали люди из снов. Энтон никогда не понимал – зачем, но зрелище ему нравилось! Рядом что-то замерцало. Мохнатка! Вырвалась из-под колпака и радостно бросилась прочь, трепыхая пушистыми крылышками. По правилам надо поймать ее и посадить в ближайший светильник. Эн поймал. И какое-то время даже простоял перед сияющим колпаком с сотнями светящихся узниц. Задумывался ли кто-то из людей, каково это – ночами напролет биться в равнодушное стекло только ради того, чтобы некий полуночник не сбился с пути? Эн посадил беглянку в карман куртки, мохнатка, словно почуяв защиту, затихла. Или заснула.