– И что?
– А то. Возьмем, доберемся до дома, а потом вернем. Крутить педали будем по очереди. Или – как ты ехать собралась? Автобусы уже и не ходят небось.
– Но это же чужое!
– Мы вернем.
– Мы в поселке заблудились, а ты хочешь до Кашинблеска самостоятельно ехать?
Виктор подошел к веломобилю, присмотрелся.
– Тут навигатор есть. Усаживайтесь, и поехали быстрее, и так уже от родителей влетит.
Дальнейшее Эльфенок помнил как в тумане. Веломобиль оттащили сначала в лес, где более-менее разобрались с навигатором, но не успели они проехать и половину пути, как их остановила полиция мигов. Где бы ни был хозяин веломобиля во время их визита, пропажу он заметил быстро.
По Соглашению о совместном проживании горе-угонщиков сдали полиции человеческой. Эльфенок сперва не сильно волновался. Он думал, сейчас они расскажут о том, как заблудились в Милимилльском лесу, как выбились из сил, как собирались непременно вернуть веломобиль…
Но Виктор ничего этого не сказал. Он заявил, что мобиль угнал сам Эльфенок, которого они перед этим поймали за кражей яблок из их сада. Они хотели доставить его домой, чтобы еще чего у мигов не начудил, и гонялись за ним по всему поселку и лесу. А потом он впрыгнул в веломобиль, и им с сестрой пришлось бежать-догонять, а потом ничего не осталось, как сесть в мобиль и смириться с кражей – лишь бы добраться домой.
Эльфенок открыл рот, чтобы возмутиться и сказать, что все это ложь, но вдруг увидел всю их маленькую компанию глазами двух полицейских – молодого парня и красивой темноглазой женщины постарше. Двое приличных деток – чистеньких, ухоженных, и он, тощий грязный оборвыш с голодными глазами.
Эльфенок закрыл рот и сглотнул. Все, что он мог – молча смотреть на красивую женщину-полицейского и стараться не разреветься. Она глядела на него с сочувствием. Во всяком случае, ему хотелось верить, что это – именно сочувствие.
А потом она повернулась к Матильде:
– Твой брат говорит правду?
Матильда всхлипнула и кивнула.
– И с чего же я должен куда-то увозить родную сестру военного министра и почетную гостью Кашинблеска?
Доан, подняв бровь, смотрел на рыжую Риту.
– Ее убьют, как только будет подписано очередное мирное соглашение. Может, завтра, а может, послезавтра – как пойдут переговоры. А вину свалят на мигов. Сам догадайся, зачем.
– Что ты несешь?
Рита взяла его под локоть и отвела по тропинке в заросли серых кустов и там, в глухой тени, активировала свой ручник, протянула Доану наушник.
– Не веришь мне – послушай вот это.
На экране появилось лицо молодого военного – из окружения Виктора Гранта. Доан помнил его – нижний чин, вроде как мальчишка на побегушках, а там – кто его знает. Звали «лицо» Антуан Нальчин, и на видео этом оно не отличалось особой свежестью: глаза выпучены, лоб вспотел, щеки красные, все время хихикает, как дурак…
И, тем не менее, Нальчин довольно внятно излагал все то, о чем Доану только что говорила Рита, называя задуманное «Операция: принцесса и мир». Доан слушал, и разговор с Матильдой представал в новом свете. Очаровать мига, значит, ей поручил братец… И желательно – на званом ужине, на глазах у всех… И все же подобное слишком даже для Виктора.
– Что это значит? – Доан кивнул на застывшее на экране лицо. – И что с ним такое? Он же откровенно не в себе.
Рита усмехнулась, медленно обошла вокруг Доана.
– К нам, в дом наслаждений, приходит много военных. Расслабиться, отвлечься. Многие заказывают не только девушек, но напитки, кальян… Но не все знают, что при правильном подходе курительные смеси на планете Феодоре получаются очень интересные. С побочными эффектами. О которых сам курильщик наутро и не вспомнит.
Доан пожал плечами:
– Хочешь сказать, он тебе военную тайну сдал? Да может, он просто бредил под кайфом.
– Спроси его.
Найти Нальчина оказалось несложно.
Как и обещала Рита, едва закончился банкет, юный боец устремился в дом наслаждений. Однако до оных у него сегодня дело не дошло – Доан встретил его на подходе к серо-желтому двухэтажному домику с резными перилами над порогом и отвел в просторную беседку, увитую серой лианой и усыпанную подушками.
– Какого черта? – скривился словно от кисляка Нальчин. – Вы что, и за постелями нашими теперь наблюдать будете?
– До вашей постели, лейтенант, мне дела нет. Но вы мне сейчас расскажете все, что касается операции «Принцесса и мир».
Нальчин побелел, но тон выдержал наглый:
– Я понятия не имею, о чем вы…
– Код сто сорок два.
– Что?!
– Код сто сорок два, лейтенант. Отвечайте на вопрос.
– Вы не можете…
– Еще как могу, – Доан незаметно активировал видеорежим на своем ручнике. – Отвечайте.
– Почему я? Да меня убьют за это.
– На вас никто никогда не подумает. А за отказ в подчинении экстренному коду я имею право убить вас прямо сейчас. Выбирайте.
– Да откуда вы вообще могли узнать…
– Рассказывайте! Но имейте в виду, что я уже многое знаю. Будете врать…
И он рассказал. Полностью подтвердил слова Риты и свои же – на видео.
– Вялые перемирия лишь истощают планету. А наши люди устали, многие не видят смысла в войне, в победе, в этой планете. Принцессу решено принести в жертву будущему миру. Потеряем Матильду, получим Феодору, – закончил он с кривой ухмылкой.
«И ведь ты действительно в это веришь. Что такою ценой можно купить мир. И эту планету», – подумал Доан и отключил видеорежим на ручнике. А потом выстрелил.
Через семь минут он снова вышел на связь.
– Вы все видели, принцесса?
Матильда на экране молча кивнула.
После разговора с Ритой он сбросил ей сообщение по личному каналу, где велел уединиться в номере и в любую минуту быть готовой выйти с ним на одностороннюю связь.
– Что ты сделал с этим лейтенантиком, Доан? – Ее брови поползли вверх. – Ты убил его?
– «Район удовольствий» очень опасен. Здесь каждую ночь кого-то убивают. Именно потому военным запрещается сюда ходить.
– Доан!
– Ради бога, принцесса, подумайте лучше о своей жизни.
– Ради бога, перестань мне «выкать»!
– Хорошо. Мы уедем с тобой, сейчас же. Гостиница наверняка охраняется. Ты должна выйти из нее, не вызвав подозрений. Вещей не бери, поверх одежды надень пеньюар, в котором сейчас. Скажи, что хочешь подышать перед сном.
– Доан, нам не выехать из Кашинблеска! Город закрыт, да и брат охраны наставил. Это невозможно.
– Только не для специального наблюдателя с Земли.
Их запихнули в камеру в подвале, где уже сидело трое таких же, как Эльфенок, беспризорников.
Там, в кабинете, в последнюю секунду ему захотелось броситься к красивой женщине полицейскому, повиснуть у нее на шее, прокричать, что он не виноват, рассказать, как все было на самом деле. И он даже сделал к ней шаг, но на пороге уже возникли двое новых мужчин в форме, которые и спустили их в подвал.
Камера оказалась сырой, холодной, с большой решетчатой стеной, отчего больше походила на клетку и ощущалась тесной, несмотря на то, что была немаленькой. Эльфенок представил, что здесь, в этих давящих клетко-стенах, придется остаться надолго, быть может – навсегда, и содрогнулся. Он сел на пол у стены и обхватил колени руками. Матильда с Виктором пристроились на некоем подобии больничной койки, похожей на ту, где умирала мать, только еще более грязной.
Матильда упорно не хотела на него смотреть. А он сам не решался к ней подходить. В один миг лучшая подруга вдруг превратилась в совершенно чужого человека – далекого и холодного. Зато к Эльфенку подошел Виктор.
– Если ты откроешь свой поганый рот, если ты хотя бы пикнешь, слышишь? – Его лицо перекашивалось от ненависти и злобы. – Если из-за тебя у меня и моей сестры будут неприятности, тебе все кости переломают, понял? Да я тебе…
Эльфенок отвернулся к стене.
– Ты меня слушаешь, мразь?
– Виктор! – крикнула Матильда и вскочила с койки. – Если ты сейчас же не отойдешь от него, я сама все расскажу.
С другого конца камеры на них заинтересованно зыркали беспризорники. Виктор покосился на них, сплюнул Эльфенку под ноги и поплелся к сестре. А она, напротив, быстро подошла к Эльфенку и так же быстро и еле слышно сказала:
– Я должна была защищать брата.
И вернулась к Виктору.
Потом она сидела, все так же избегая взгляда Эльфенка. Потом улеглась, свернулась клубочком, кажется, плакала, а может – просто лежала, уткнувшись носом в стену, и дрожала от холода.
Потом, часа через два, когда беспризорники позасыпали в своем углу, за Матильдой и Виктором приехали родители. Они стояли у решетчатой стены камеры и напряженно всматривались внутрь, в то время как человек в форме отпирал тяжелый и ржавый замок, а затем выводил к ним сына с дочкой, которая все же успела задремать. И на миг у Эльфенка мелькнула надежда. Матильдины мама и папа – особенно мама – всегда смотрели на него с сочувствием. А еще – они умные люди, они обязательно поймут, что он, Эльфенок, ни в чем не виноват. И помогут ему выбраться отсюда. Ему ведь не нужно от них ничего – только бы выйти из этих кошмарных стен и вернуться на улицы, к Горелому, куда угодно, только бы не оставаться здесь.
Впервые за все два часа Эльфенок поднялся на ноги, приблизился к выходу и попытался заглянуть Матильдиным родителям в лицо. Мать даже не взглянула на него. Отец посмотрел с нескрываемым отвращением.
Заскрипел замок, теперь уже закрываясь.
И Матильда ушла.
Не обернувшись. Не попрощавшись. Не бросив самого коротенького мимолетного взгляда.
Очень скоро она будет дома, в тепле, в мягкой постели. А случившееся забудет. Или станет вспоминать со смехом: «Ха-ха-ха, как здорово прогулялись. Есть что вспомнить».
А он останется здесь. Навсегда. Он знает, что бывает с подобными ему. Мать рассказывала. За пределами Кашинблеска с «дворнягами» не нянчатся. Пинками отправляют на принудительные работы – на благо Юстиниании. И взрослых, и детей. «Вечных детей» – как говорила мать. Потому как до взрослых лет не доживают. У Горелого хотя бы еще никто не сдох.