Но он уже с шумом всосал костный мозг из декоративной пластиковой косточки и ухмыльнулся, наклонившись к женщине.
– А что об этой ситуации говорил папа ваших малюток?
Спросил, намеренно дыша ей в лицо, обдавая вонью сырого мяса из большой желтозубой пасти. Ярко-красный язык шевелился в ней, как шмат говяжьего фарша.
Оборотень никогда не дышал вот так в лицо подозреваемым. Только виновным.
– Папа моих малюток никогда не видел моих малюток, – произнесла Аза сквозь стиснутые зубы.
Вулф пожал плечами, а Угун постучал пером по кровильнице и строго уточнил:
– Выездное увлечение? Изнасилование? Социальное обязательство?
– Эксперимент, – буркнула она. – Магический.
Угун постучал по кровильнице громче, раздраженней.
Аза переплела пальцы, сжав их добела, сухо объяснила:
– Магические способности могут передаться внукам магов, даже если их дети получились бесталанные. Мамысь считала, что при смешении видов эта возможность увеличивается. Потому, как только я подросла, мамысь стала подкладывать меня под разных тварей. Надеялась, что я нарожаю ей полный дом внучек-магичек до того, как достаточно вырасту, чтобы послать в драконовую сраку и мамысь, и тех хреноносцев, которых она притаскивала в дом.
Угун аккуратно записывал.
Вулф снова вытащил порткост. Он видел, как морщит лоб гоблин, силясь понять: что же такого углядел детектив во дворе сверх того, что видел он сам? Вулф ухмыльнулся. Гоблин многого не понимал. Потому и был простым писарем.
Хотя нет, даже если бы Угун все на свете понял, включая тайны неба и земли, а также ответы на главные вопросы всего-превсего – он бы тоже остался писарем.
Думай-думай, гоблинский лоб.
Смятый снег. Кровь. Обломки наста и льда. Бесформенная туша, раскидавшая короткопалые жирные руки. Вмятина в виске – словно след от вбитого в землю клина. Кровь на снегу – густая, красно-бурая. Что же заметил оборотень и чего не заметил гоблин?
Думай-думай об убийстве, писарь. И не думай о странном поведении детектива.
– В каком-то смысле все получилось, – Аза смотрела на Вулфа, прищурившись, – мои дочки имеют магические способности. Но их папашу-оборотня я никогда больше не видела.
Перо чиркнуло по бумаге, оставив тонкую красную полосу, и звук показался Вулфу оглушительным.
Две пары глаз уставились на Азу. Она стояла, уперев руки в бока, и смотрела на детектива.
– Женщины не могут рожать детей от оборотней, – медленно проговорил он. Во рту стало сухо, и язык с трудом отлеплялся от неба.
Аза пожала плечами и вышла из кухни.
Угун, опустив голову, бездумно рассматривал красную полоску на бумаге. Поднять глаза на Вулфа он не мог.
Вернулась Аза, протянула детективу бумагу с печатью. Он пробежал глазами по строкам, моргнул. Вернулся к началу, прочитал еще раз, медленно. Ощутил, как поднимается дыбом шерсть на загривке.
Уведомление о рождениях. Магический анализ, видовые особенности. Медицинское заключение, рекомендации по кормежке, прививкам…
– Как видите, могут, – едко сказала женщина. – Просто обычно не пытаются. И очень хорошо делают.
Вулф медленно положил бумагу на стол, и ее тут же перехватил Угун. Оборотень деревянно мотнул головой, показывая, что эти данные не нужно переписывать.
– И знаете, – вкрадчиво добавила Аза, – именно с тех пор я не выношу запах сырого мяса. Так что не могли бы вы… засунуть ваш порткост куда-нибудь, куда считаете удобным?
Вулф заторможенно убрал поркост во внутренний карман. Он смотрел на женщину и не мог собрать мысли в кучу.
Это ж как можно было додуматься до такого видосмешения? Ладно, Азу никто не спрашивал – а оборотня-то как на это подписали?
– Я не могла позволить мамысь забрать моих детей. Она бы просто угробила их.
Человек – лишь постыдная веха в развитии оборотней, веха тем более омерзительная, что окончательно преодолена была совсем недавно.
Благодаря травомагичкам. Травомагички придумали вакцину от трансформации, которую теперь кололи каждому новорожденному оборотню – строго говоря, теперь-то они и оборотнями не были.
Поэтому, относясь к обычным людям с откровенным пренебрежением, они очень уважали магичек – насколько вообще были способны уважать существ иной породы.
И поэтому преступления против магичек всегда расследовали нюхливые сообразительные оборотни. Не знающие ни промашек, ни жалости.
– Даже если бы мамысь хотела уберечь их – она бы не смогла вырастить их нормальными. Она сама была ходячим воплощением ненормальности. Как любая гребаная магичка. Я не хочу, чтобы мои дети превратились вот в это.
Вулф еще раз с омерзением оглядел женщину. Гладкая кожа, длинные волосы, бледный нос – тьфу! И какая же она маленькая, просто крошечная! Какой же она была тогда, восемь лет назад? Что с ней делал тот неведомый Вулфу оборотень и как именно это делал – ему даже думать не хотелось. Омерзительна была сама мысль, что сильный благородный зверь мог совокупляться с этим гладкокожим недомерком!
– Три года назад я доверила ей сводить детей погулять. Она тогда почти не пила, и я подумала, что мы сможем как-то поладить… Они пропали на неделю. Я тут оббегала все ее любимые забегаловки, а оказалось, они были в соседнем городе. Дети говорили, мамысь напилась уже в дороге. Она таскала их по кабакам и кормила всякой дрянью с закусочных столов. Покупала какие-то игрушки и думала, что она прекрасная бабысь. Прекрасная бабысь, которая никогда не трезвеет, горланит песни в ночи и блюет радугой с моста.
Оборотню спариться с человеком – все равно, что человеку спариться с обезьяной. Немыслимо. Удел совершенно больных на голову извращенцев.
Детектив смотрел на Азу остекленевшими желтыми глазами и думал, что его старший щенок – именно больной на голову извращенец, который случается с чем попало. Возможно, даже с людьми.
Восемь лет назад этот чокнутый дуралей был уже вполне половозрелым.
– Она так тягала их целую неделю. Я тут с ума сходила. Она все пила и пила, гуляла с подругами и водила детей за собой. Старухи рассказывали детям, как сделают из них настоящих магичек. Что им будут подвластны стихии… вся эта магическая муть.
Гоблин громко прочистил горло, привлекая внимание детектива, но тот слушал только Азу, и морда у него становилось все более растерянной. Того и гляди, прижмет уши и заскулит. Вулф понимал, что походит сейчас на большую собаку, которая потеряла в толпе хозяина, но ничего не мог поделать.
– А что трансформация энергии высасывает жизненные силы и превращает женщину в истеричную безвольную тварь – этого они детям не рассказывали. Малышки неделю слушали бредни пьяных магичек и ели всякую дрянь. Я знаю, детектив, что бывает с оборотнями от неправильной пищи – и с полуоборотнями тоже. У детей потом зубы шатались… С тех пор они избегали мамысь, а та думала, что это я их науськиваю. И ненавидела меня еще больше.
Это жалкое существо перехитрило его. Аза нарочно привела их именно в кухню, где на стене горела магическая надпись. Нарочно рассказала про эксперименты. Она знала, что оборотень не допустит, чтобы щенят, пусть и неполноценных, отдали в случайные руки.
Для оборотня ничего не может быть важнее другого оборотня.
– Наверное, у всей этой компании были планы на моих детей. У других магичек нет внучек с магическими способностями, мамысь им не говорила про смешение видов. Я думаю, через пару лет они бы всерьез взялись за детей. В крайнем случае, кто-нибудь из этих старух бы меня убил – мамысь ведь не могла. Им нужны мои дети, всем им. Эти чокнутые хотели использовать их и вернуть себе… хоть тень прошлого. И что, детектив, теперь моих дочек отдадут кому-то из этих старых алкоголичек, да? Или родственникам, которые знать их не захотят?
Вулф, окончательно приобретший сходство с обескураженной овчаркой, склонил голову набок. Уши его стояли торчком.
– Или в приют, где живут брошенные дети и гоблины? – Аза повысила голос, и в нем звучали обвиняющие ноты. – В любом случае, их будут кормить какой-нибудь гадостью и обходиться с ними как попало. Сложность в том, детектив, что внешне они – почти люди. Сейчас только зубы, ногти на ногах и шерсть на спине… Кто кроме матери будет возиться с детьми-оборотнями, которые выглядят почти как люди? Что с ними случится, пока я буду сидеть в охранном участке и слушать всю эту чушь? Старухи орут, что я пристукнула мамысь невидимым оружием. Сумасшедшие идиотки.
Детектив снова взял уведомление о рождениях и принялся его изучать. Он очень хотел не верить этой бумаге и отчаянно выискивал, к чему придраться. Так смотрел и сяк, даже обнюхал и печать ногтекогтем поскреб.
– Ну что? – Аза прищурилась, и в ее голосе Вулф услышал насмешку. – Что вы мне скажете, детектив, а? Обвиняют меня или нет? Было у меня невидимое оружие?
Детектив медленно положил уведомление о рождениях обратно на стол.
– Нет, – голос его звучал хрипло, будто он долго-долго лаял на морозе. – Разумеется, нет. Идем отсюда, Угун.
Гоблин топтался возле патрульного дракона. Верещащая компания из трех магичек только что уехала в охранный участок на другом драконе: Вулф сказал, что хочет подробно опросить каждую из них об обстоятельствах дела.
То есть попросту сбагрил их от дома.
– И о чем ты будешь их спрашивать? – пробормотал Угун.
Интересно, наорет на него детектив или нет? Не наорал. Стоял, пялился на драконов-уборщиков, которые приводили в порядок место убийства. Медленно тянул мозг из пластиковой косточки.
– Придумаю что-нибудь, – рассеянно сказал он.
– Хочешь задержать этих старух достаточно долго, чтобы она, – Угун кивнул на дом, – успела увезти детей? И куда она с ними поедет?
– Понятия не имею. Пусть едет куда хочет или остается на месте. Она свободна в своих передвижениях.
– Ты ведь не собираешься исподтишка помогать ей с продажей дома и все такое?
– Заткнись, – отрезал Вулф и щелчком отбросил опустевшую косточку.