Именно у них дней десять назад видели человека, похожего на Йена Мак-Келлена. Проводник Кинацин Моралес долго разглядывал фотографию и тряс головой, но точной даты вспомнить не мог.
Но Джон был рад хоть какой-то зацепке.
Деревушка, до которой пришлось идти минут двадцать, выглядела довольно обыденно – тростниковые хижины посреди густых зарослей, длинное деревянное здание, похожее на барак, из-за которого торчал венчавший маленькую церковь крест.
В пыли валялись вывесившие языки собаки, бегали смуглые дети.
Пройдя немного по единственной улице, Джон обнаружил строение, напоминавшее салун из малобюджетных вестернов. Проржавевший кусок жести с надписью «Pepsi» смотрелся на нем так же, как реклама «Форда» на изуродованном лике египетского сфинкса.
Солнце палило, так что логично было предположить, что спасающиеся от жары аборигены находятся именно здесь. Уайтхед осторожно толкнул прогнившую насквозь (если судить по виду) дверь и оказался в прохладной полутьме.
На него уставились пять пар изумленных глаз. Одна принадлежала бармену, другие – устроившимся за угловым столиком мужчинам в одинаковых широкополых шляпах и белых рубахах.
Повисла тишина, нарушаемая только жужжанием кружащихся под потолком мух.
– Добрый день, – на всякий случай сказал Джон и шагнул к стойке. – Пива, пожалуйста…
Из рассказов того же Кинацина Моралеса он знал, что экскурсии тут бывают редко. На юг Анагуака люди приезжают, чтобы увидеть Монте-Альбан, а не уменьшенную копию храмов Теночтитлана. Поэтому не удивился, когда его появление восприняли как Второе Пришествие.
Но чего Уайтхед никак не ждал – что здесь не понимают испанского!
Бармен выпучил глаза и уставился на посетителя так, словно тот заквакал.
– Э, – Джон несколько растерялся. – П и в о!
Один из сидевших за столом сорвался с места и выскочил на улицу, точно за ним гнался ягуар. Уайтхед посмотрел ему вслед и выразительно пощелкал указательным пальцем по горлу. Потом обхватил ладонью воображаемый стакан и поднес ко рту.
До бармена, похоже, дошло. Он торжественно кивнул и выставил на стойку бутылку коричневой жидкости, мало похожей как на кофе, так и на пепси-колу.
– Что это? – подозрительно спросил Джон.
– На вашем месте я бы не стал рисковать, – глубокий, сильный голос донесся от двери, – вряд ли это вам понравится…
Уайтхед повернулся. На него, улыбаясь, глядел невысокий мужчина в одежде священника. Выбритые щеки его лоснились, а из-за плеча робко выглядывал недавно сбежавший из «салуна» тип.
– Вы полагаете? – спросил Джон.
– Я знаю, – священник сделал шаг вперед. – Отец Хуан, к вашим услугам. Что вы забыли в нашей глуши?
– Я ищу одного человека. – В ход вновь пошла фотография, несколько измявшаяся и засалившаяся за последние дни. – Говорят, его видели у ваших пирамид несколько дней назад…
Отец Хуан взял фотографию, чуть наклонился, чтобы лучше падал свет. Стало видно, что мочки его ушей исколоты и изрезаны, словно их долго царапали чем-то колючим.
– Нет, сеньор, я его не видел, – священник покачал головой. – Хотя, может быть, кто-то из них? – последовал кивок в сторону мужчин в шляпах. – У нас в деревне новости распространяются быстро, если кто заметил чужака, то к вечеру все об этом знают…
Он повернулся и что-то спросил у сидящих за столом. Те дружно замотали головами.
– Увы, сеньор, – отец Хуан с извиняющейся улыбкой протянул Джону фотографию. – Никого не было…
– Жаль, – Уайтхед вздохнул, почесал затылок. – Но для очистки совести мне хотелось бы осмотреть эти пирамиды…
Йен Мак-Келлен мог вовсе не добраться до этой деревушки. Кинацин Моралес, вероятно, что-то напутал. Но, с другой стороны, имелась возможность, что профессор из Принстона побывал в окрестностях Куилапана, но забрел не туда, оказавшись в пасти ягуара или еще какой хищной твари…
На лицо священника набежала тень.
– Сеньор, не стоит тратить время, – сказал он, – ничего интересного. Их возвели во времена ацтекской религиозной реформы в середине шестнадцатого века. Правители Теночтитлана пытались тогда унифицировать культы, чтобы противостоять натиску христианства, и строили везде, где можно, подобия столичных храмов…
– Все равно автобус назад будет только завтра, – Джон улыбнулся, – а заняться мне нечем…
– Что вы, я покажу вам достопримечательности нашей деревни, – священник оживился. – А на ночь приму вас у себя.
Джон вздохнул. Похоже, он напоролся на одного из тех энтузиастов, что помешаны на старине родного края. Таких можно встретить в Штатах, да и в любом уголке мира, где они с радостью замучат вас историями о событиях, случившихся лет эдак двести назад.
Странно только, что он не хочет вести гостя к пирамидам. Что-то тут не так…
Но сопротивляться было поздно. Уайтхеда за рукав вытащили во двор:
– Вон то здание – тельпучкалли и одновременно кучкалалько, – отец Хуан взглянул на ошеломленное лицо гостя и спешно поправился: – Школа и клуб… А вот церковь. Мало кто знает, что это одно из первых христианских святилищ в Анагуаке!
Дальше на Джона обрушился поток информации о проповедниках-иезуитах, приплывших сюда из Испании.
– Их одного за другим приносили в жертву! – трещал отец Хуан, волоча за собой Джона, который сам чувствовал себя жертвой. – Но они шли и шли! В Теночтитлане первый храм был возведен в тысяча шестьсот сорок третьем, а эта церковь – чуть позже…
Священник отцепил от пояса ключ, выглядевший как изощренное орудие убийства, и вставил его в замочную скважину. Заскрежетало так пронзительно, что у Уайтхеда заложило уши, и дверь открылась.
– Прошу вас, сеньор.
Внутри пахло ладаном и пылью. Косые лучи света врывались через узкие окошки, пронизывая воздух полотнищами из золотившейся пыли. Вдоль стен, в полутьме ниш расположились вырезанные из дерева статуи – Христос, Дева Мария с младенцем, кто-то из святых.
Блики играли на деревянных лицах.
– Это все очень древнее, – гордо сказал отец Хуан, – и нигде больше такого нет…
Джон медленно пошел вдоль статуй. Как и большинство обитателей Штатов, Уайтхед считал себя католиком, хотя не так часто бывал в церкви, но даже на его взгляд статуи выглядели необычно. Христос был изображен улыбавшимся, но из-под преувеличенно алых губ, словно измазанных кровью, виднелись клыки, а в руке он держал зеркало.
На шее Богоматери висело ожерелье, составленное из чего-то, сильно напоминавшего змеиные головы, а плечи одного из святых, в похожем на парус головном уборе, украшал оскаленный череп.
– Как-то все это странно, – сказал Джон, разглядывая алтарь, сплошь покрытый непонятными закорючками и рисунками.
– Иезуиты были умны, – отец Хуан покачал головой, – они знали, что христианство надо подать так, чтобы его поняли и приняли… А с учетом того, насколько отличались воззрения европейцев и анагуакцев, задача перед ними стояла непростая.
Уайтхеду ничего не оставалось, как молча кивать.
– А теперь пойдемте, – священник указал на выход. – Приглашаю вас к себе. Ужин и беседа – что еще нужно хорошему человеку?
Джон вздохнул и подумал, что гостеприимство порой бывает хуже открытой враждебности.
– Благодарю, благодарю, – Уайтхед выдавил самую дружелюбную из улыбок. – Я сам дойду до дороги. Прогуляюсь маленько…
– Ну, как хотите, – отец Хуан развел руками. – Всего хорошего!
– До свидания, – Джон кивнул и зашагал прочь от деревни. Спину жег пристальный взгляд радушного священника.
Принял тот гостя отменно – напоил, накормил и весь вечер развлекал занимательными рассказами о прошлом этого края. Уайтхед узнал о сапотеках и миштеках, о Монте-Альбане и Митле, о приходе сюда ацтеков, сделавших Уашаякак одной из провинций своей огромной империи.
И тем не менее он ни на миг не забывал о том, зачем сюда приехал.
Мисс Мак-Келлен не поймет, если в отчет о проделанной работе будет включено описание странной церкви и перечисление князей, правивших в какой-нибудь Саачиле, но ничего не будет о том, что именно случилось с ее мужем.
Поэтому Джон свернул с хоженой тропы, не доходя до дороги. Как он понял из рассказов отца Хуана, неприметная стежка, ныряющая в тень деревьев, вела как раз к оставшимся от ацтеков пирамидам.
Некоторое время шел сквозь настоящие тропические джунгли. Гудели насекомые, из чащи доносились птичьи вопли, одуряюще пахли крупные и яркие цветы.
Потом лес разбежался в стороны, и впереди открылись три каменных горба – пирамиды. Две были совсем небольшие, метров пять высотой, а третья – посередине, раза в два больше.
Подойдя ближе, Джон обнаружил, что строения вовсе не кажутся древними. Ведущие на плоскую вершину ступени были не сколоты, а украшающие каждый ярус жуткие хари выглядели так, словно их вытесали несколько лет назад.
Если бы не валявшаяся у подножия одной из меньших пирамид раздавленная банка из-под кока-колы, впору было поверить, что неведомое волшебство перенесло Уайтхеда на пятьсот лет назад, когда храмы действовали и тут реками текла человеческая кровь.
Если Йен Мак-Келлен и побывал тут, то не оставил никаких следов.
Чтобы осмотреть окрестности, Джон полез на большую из пирамид. Ступени были высоки, и пока он добрался до вершины, рубашка промокла от пота, а в мускулах ног появилась ноющая тяжесть.
На плоской верхушке лежал круглый камень, похожий на пуфик от исполинского дивана. Уайтхед пригляделся к покрывающему его коричневому налету и похолодел, несмотря на нестерпимо палившее солнце.
Это была кровь, причем никак не вековой давности!
Для верности Джон наклонился, колупнул пальцем. Ржавого цвета крупинки легко шелушились, с шорохом падая на серый камень. Когда выпрямлялся, заметил, как в щели между двумя блоками что-то блеснуло.
Встал на колени, сунул туда руку. Пальцы сомкнулись на разогретом металле.
Вытащенные часы сверкали позолотой, время на них застыло, показывая без пятнадцати двенадцать. Ремешок оказался разорван, а на боку красовалась надпись «Таймекс».