ь этих женщин?
Почти верно истолковав его колебания, Оки достала из короба со льдом глиняную плошку, полную мясных шариков, ловко развела огонь в аккуратном камине и поставила кефтедес греться. По комнате поплыл соблазнительный запах. Немного подождав, Оки потыкала шарик пальцем, ухватила его и отправила в рот. Айя наблюдала за ней со знакомой уже Грегу ироничной улыбкой. Стебелек на ее голове покачивался в такт движениям сестры.
— Угощайтесь! Согрелись, — пригласила Оки, поставив тарелку на низкий стол.
Грег подавил желание наброситься на еду. Словно невзначай он наклонился над плошкой, давая щупу анализатора незаметно коснуться содержимого тарелки. Судя по хмыканью Айи, незаметно не получилось, но рисковать Грег не хотел. У него было задание.
На еду он набросился, только дождавшись результатов анализа. Кефтедес оказались такими вкусными, словно он впервые ел приготовленную женщиной еду.
Руки приживались трудно. Возможно, потому что вживление крыльев подорвало ресурсы организма, а может, тело ее не хотело больше циркония.
Поначалу девочка могла только плакать, барахтаясь под тяжелыми крыльями, и ненавидеть лежащие с ней рядом руки, ледяные, никчемные. Строго говоря, пока это были только оснащенные датчиками металлические скелеты рук. Каждый раз, глядя на них, девочка чувствовала себя сломанной куклой, разве что куклам не бывает больно. По крайней мере, они не плачут. Девочка думала, что не дождется, пока ее руки обтянут мышцами и оденут в кожу из гладкого полиэтилена. Она так и умрет, и скорее бы, сколько можно.
Больше всего хотелось избавиться от тяжести крыльев, обрести равновесие. Она стремилась убрать их, снова и снова, не понимая толком, что и как пытается сделать, и однажды, повинуясь ее усилиям, крылья с шумом схлопнулись, сложившись над лопатками, подобно ажурному вееру. В сложенном состоянии они оказались не такими уж и тяжелыми. Впервые после операции девочка самостоятельно села на кровати. Руки висели плетьми, но тело обрело новый, ни с чем не сравнимый опыт. Девочка сосредоточилась, пытаясь повторить движение, только «наоборот». Ей было слишком мало лет, чтобы разум опротестовал идею обратного движения, к тому же это была очень упрямая девочка. Она сидела на кровати и считала попытки, и ей нечем было стереть текущий по лбу пот. На восемнадцатой попытке крылья расправились и снова сложились. Впервые девочка подчинила их сознательно. Теперь она не сомневалась, что и руки будут слушаться, нужно только время. Она не стала снова распрямлять крылья, чтобы удивить хирурга.
Представить только, он приходит, а крыльев нет, вот умора!
Грег не удивился, обнаружив, что Дана тоже носит очки на лице и глаза на стеблях. В остальном она совершенно не походила на сестер, была замкнутой и угрюмой, словно в пику общительным и любопытным Айе и Оки. К появлению Грега Дана отнеслась спокойно, просто вела себя так, будто его не существует. Оки тоже быстро потеряла к гостю интерес, вернувшись к привычному развлечению — изобретению новых блюд из скудного набора доступных продуктов. Возможно, она просто уступила захватившей Грега Айе.
Задание по внедрению было выполнено «на ура», теперь следовало обживаться и ждать.
Гостю отвели небольшую пещерку, которую, за необжитостью, сложно было назвать комнатой, но Грегу нравилось его новое жилье. Он натянул тент и подвесил под ним гамак, вогнав штыри в крупные валуны. Айя притащила в пещеру груду циновок и устроила из них похожее на гнездо ложе, на случай, если Грегу захочется поспать на твердом полу. Но Грега абсолютно устраивал гамак, а в гнезде они повадились сидеть вдвоем, попивая папоротниковый чай и разговаривая обо всем на свете.
Беседы с Айей доставляли Грегу истинное удовольствие, омраченное, впрочем, неприятным открытием. Он обнаружил, что совершенно не помнит, откуда он родом, как зовут мать, были ли у него братья или сестры. Обладая внушительным набором сведений о планетах, народах и обычаях, он почти ничего не знал о себе. Все представления о собственной персоне сводились к минимуму: зовут его Грег, он солдат, у него задание, первый этап которого выполнен, а сведения о втором он получит через пять… четыре… три дня. Видимо, чувствуя его несостоятельность, Айя избегала тем прошлого, и Грег был благодарен девушке. На благодарности ли этой стремительно взросло не понятое и не осознанное до поры чувство, или душа Грега стремилась восполнить недостаток чувственных воспоминаний, но он влюбился со всей страстью, на которую был способен.
Осознание обрушилось на Грега лавиной скрытых до поры эмоций, когда Айя предложила сходить на озеро, то самое, что в первую свою прогулку он обозвал лужей, да с тех пор так и не собрался исследовать.
Скафандр Грег снял, первый раз ночуя в пещере, и не смог заставить себя надеть обратно, что было вопиющим, но очень приятным нарушением инструкций. Помимо физического удовольствия от хождения босиком по колкой траве и обдувающего кожу свежего ветерка, тайное удовольствие доставлял сам факт неподчинения. Это непривычно будоражило инстинкты.
Озеро оказалось до прозрачного чистым и совсем не лужей: глубины в нем было метров пятнадцать. На раскаленном песчаном пляже Грег почувствовал себя яичницей на сковородке. Ему нестерпимо захотелось стянуть комбинезон и нырнуть в воду, но смущало присутствие Айи.
Вопреки обыкновению, она не стала вышучивать его неуверенность, а собрала стебельки вместе с волосами и затянула в узел, перевязав поясом.
— Спасибо, — поблагодарил тронутый Грег.
— Разве ты урод? — неожиданно спросила Айя.
— Нет. Но…
Грег не знал, как объяснить свое стеснение. Он даже стараться не стал, так и оставил незаконченную фразу висеть в воздухе, одним рывком сдернул комбинезон и нырнул.
Вода была ледяная, и он задохнулся от этого холода, смешанного с восторгом и острой радостью нового — тело его точно знало, что нового, — ощущения. Грег погрузился с головой и закричал, вынырнув, то ли еще от холода, то ли уже от счастья, неумело, по-собачьи выгреб на середину, нырнул еще раз, но вода не становилась теплее, и он поплыл к берегу.
Пробкой из бутылки выскочил Грег на берег и чуть не закричал снова, теперь уже от ощущения жара. Словно кровь разом вскипела, забурлила в его жилах и понеслась с бешеной скоростью.
Айя сидела там, где он ее оставил. Стянутые пояском стебельки ее висели безжизненно. Она сняла сарафан и откинулась назад, оперевшись на руки и подставляя живот солнцу. Бледные соски ее торчали в разные стороны, и Грег с разбегу остановился. В своих темных очках она была похожа на горожанку, курортницу, выбравшуюся на один из пляжей Венеры, но она была только слепой отшельницей с захолустной планеты КСТШТ-8. Она жила в пещере, спала на циновках, ела что придется и ткала полотно, чтобы сшить себе одежду. Она была такой маленькой и беззащитной, что сердце Грега оборвалось от нежности. Он подошел и сел рядом, обняв ее плечи холодной рукой, и дернулся, испугавшись, что ей неприятно, но Айя задержала его руку теплыми пальцами и потянулась лицом, подставляя губы жестом, которым просят поцелуй все влюбленные женщины вселенной.
Он целовал сладкие губы, еще и еще, и когда Айя почти задохнулась, опрокинул ее на песок, придерживая рукой за спину. Пальцы его нащупали два продолговатых горба, но ему было все равно.
— Я хочу видеть тебя, — выдохнула Айя. — Сейчас можно?
Вместо ответа он дернул поясок, стягивающий ее волосы, и стебельки дернулись, высвобождаясь, метнулись к нему. Она смотрела.
Девочка училась летать.
Когда ее столкнули с вышки первый раз, она успела уцепиться пальцами за стойку и не отпускала, пока не втянули обратно. Тогда тренер связал ее руки-скелеты на животе, чтобы не мешать размаху крыльев, и столкнул снова. Рефлекторно она распахнула крылья, но не удержала равновесия, и ее закрутило в воздухе. Девочка приземлилась на спружинивший пол, подлетела и еще раз упала на бок, больно ударившись о циркониевую руку.
— Синхронно! — крикнул тренер. — Делай!
Он никогда не разговаривал с ней нормально, всегда кричал, как на бешеную собаку. Как ни старалась девочка, она не могла понравиться тренеру. Он бил ее за малейшую ошибку и не разрешал отдохнуть, пока девочка не осваивала новую фигуру. Пике, кобра, колокол, бочка… фиксированная бочка… Тренер добивался идеального исполнения трюка и заставлял повторять еще и еще, пока после очередного падения девочка не оставалась лежать неподвижно, не в силах подняться и продолжать. Тогда он пинал ее под ребра жестким ботинком и уходил, не сказав ни слова. Отлежавшись, она доползала до двери, чтобы подняться, цепляясь за ручку, и брела в столовую, где ждала протеиновая похлебка. Большая миска остывшей протеиновой похлебки, и съесть полагалось все: девочке нужно было набирать вес.
Один раз девочку вырвало. Сиделка умыла ее, заставила выпить противорвотное и снова наполнила миску до краев.
Через два с половиной месяца девочка вытянулась и окрепла. Теперь она умела летать так, как не под силу ни одному живому существу. Но тренер так и не похвалил ее.
Они лежали на горячем песке, и ветер холодил мокрые от пота тела.
— Я хочу знать о тебе все, — сказала Айя.
— Спроси, — лениво протянул Грег и запоздало испугался: вдруг спросит? Он же не помнит ничего!
Но Айя молчала. Тогда спросил он:
— Что у тебя на спине?
Стебельки ее глаз дрогнули, словно хотели спрятаться, но она удержалась, не отвела глаз. Медленно сняла его руку со своей груди и встала во весь рост. Грег ахнул, когда за спиной Айи, лязгнув, развернулись угловатые крылья. Под лучами заходящего солнца цирконий вспыхнул белым огнем, и он зажмурился. Айя приняла его жест за отвращение, уголки ярких губ поползли вниз, но Грег понял быстрее, чем она расплакалась, вскочил, обнял, стараясь не повредить сияющее чудо за ее спиной.