Зеленый свитер отшвырнули на пол. Рубашку бросили еще дальше — та перелетела кровать и свесилась, зацепившись рукавом за спинку. Кто-то очень недоверчивый, подозревая, что Блаз может спрятать что под одеялом, перевернул постель, не поленившись даже содрать простыню.
И хуже всего — запах коньяка.
Пьяные потеки на одежде, на постели, на стенах: словно кто-то размахивал бутылкой, чтобы пойло скорей вылилось, а после бросил посудину возле комка одеял.
Кто? Зачем?
Невольно Блаз поймал себя на мысли, что выпотрошенная сумка, дурацкий обыск — это же так просто, привычно. Почти родное. Земное. Даже то, что незнакомец, не найдя искомого, пришел в ярость.
Все лучше телевизора, который сам включается, и крана, который сам выключается.
Телевизор, к слову, еще работал. Сквозь шум помех чудились обрывки разговора, нет, спора с криком и руганью. Штех не вслушивался: осторожно переступая меж вещами, он приблизился к сброшенному с кровати белью. Только теперь он углядел, что одеяла не просто скомканы в беспорядке.
Тело сделалось ватным, а в ушах гудело.
Их выложили в форме человеческой фигуры. Женской фигуры. Одеяла, подушки, веселенькое покрывальце, рубашки — в ход пошло все: их скатали и заботливо разложили, напоследок укрыв и подоткнув простыней.
Почти искусство.
Воздух стал тяжелым и душным, облепил лицо, как будто маска. Дышать приходилось с усилием.
Даже бутылка — не просто так. Словно откатилась от простертой, прикрытой покрывалом «руки». И нож. Которого с вечера не было ни в номере, ни, конечно, у Блаза в сумке.
Нож проткнул простыню там, где у «тела» находился живот.
— Ай-яй-яй, какой погром! Но шуметь-то зачем?
Блаз медленно обернулся. Перед глазами успели мелькнуть хихикающий телевизор, кровавая круговерть в раковине и чужое отражение. За короткое мгновение все мысли слиплись. «Нет, — только и подумал он. — Хотели бы прикончить — уже бы сделали».
Маленький плотный человечек, загорелый настолько, что кожа его стала коричневой, как у араба, качал головой.
— Шуметь? — зачем-то повторил Штех.
— Кричать «паскуда», «убью» и еще «лживая… пизда», — толстяк неловко замялся на последнем слове. Меж полных губ белели маленькие зубы. — В общем, да. Я называю это «шуметь»!
Нужно что-то ответить, но Блаз еще не знал, что.
Горсть мгновений они глупо молчали, просто разглядывая друг друга. Штех слышал, как колотится его сердце. Он поймал себя на мысли, что с момента пробуждения все чувства словно обострились, как у загнанного зверя.
И сейчас чутье кричало об опасности.
— Когда это было? — По спине Блаза стекла капля пота, и он содрогнулся всем телом. — Когда… кричали?
— Как знать, сынок, как знать? — Голос у толстяка был тонким и надтреснутым: стоял тот в дверях, а звук будто зудел над ухом. — Я не засекал время. Может, полчаса назад? Я выждал, пока вы замолчали, подождал и тогда постучался.
— Полчаса назад меня здесь не было.
— Тебе лучше знать, сынок. — Толстяк цокнул языком.
И снова они молчали, глядя друг на друга.
— Да я тут остановился, в соседнем номере, — вдруг начал пояснять человечек, пухлые пальцы мелькнули, словно он жестом показывал, какой у него номер. — Уже сутки, знаешь ли. Жду вот родича из-за границы. — Врет. Как есть врет! Машина Блаза была единственной на стоянке, но пусть его. «Араб» между тем продолжал: — Я очень, очень зол! Весь день отсюда то грохот, то ссоры. Я очень зол на тебя, так и знай.
Еще капля пота сбежала вдоль позвоночника. Штех и прежде чувствовал угрозу, а теперь мог поклясться, что «араб» сказал что-то еще, помимо прозвучавшего, оно словно прошло мимо него, сквозь него, а он даже слова не услышал.
— А до тебя был еще один, и я даже не знаю, кто хуже!
— К-кто? Кто был до меня?
— По-твоему, я знаю?! — Толстяк издал гортанный возглас, похожий на ругательство. — Может, мне описать, а? Может, ты его выследишь, как сыщик или полицейский? Арестуешь за то, что мешал мне спать? — Толстяк понизил голос и театрально прошептал: — Он очень большой, пузатый, и у него длинные волосы.
«Стрый. Значит, он тут был! — Блазу казалось, что кровь побежала по жилам быстрее. — А если лжет? Нет, с чего бы… Нет. Да и откуда ему знать?»
Но кто-то же разложил все тряпки — точно как лежала Алица, с ножом в животе.
— Он… он долго тут пробыл?
— А я знаю? — огрызнулся толстяк. Он помахал ладонью у лица, словно ему вдруг стало жарко. — Иди ты с расспросами! Орешь. Буянишь. Час, может… полтора, два, три — не знаю, слышишь меня? Не знаю!
И час, и два убийца мог здесь провести. Три — максимум. Хотя — почему он решил, что убийца вообще тут был? Кто этот кругленький человечек? Блаз все не мог отделаться от мысли, что стал просто куклой в представлении, которое началось, пока он спал. Актер фильма-снафф, где главный герой в конце концов погибает.
Молчание затянулось, и «араб» с нехорошей улыбкой сказал:
— Ладно, сынок. Соседний номер. Если отомстишь за мой сон, — он вдруг развязно хихикнул, — ты знаешь, где меня искать. Убей фотографа — и заходи.
«Пошел ты! — решил Штех и тут сообразил: откуда толстяку знать, что в обычной жизни ублюдок строил из себя фотографа? — И, черт, разве ты не этого хотел?» По правде, как он выезжал, как собирал вещи, когда узнал, что Надко Стрый сбежал к границе, — все провалилось так глубоко, словно было в другой жизни. Он даже помнил смутно. Помнил шум двигателя и веселый голос радиоведущего в утренней передаче. Это — единственное, что еще осталось в мире. По сути, с мига, когда он решил нагнать ублюдка, и вправду началась новая жизнь. Прошлая — даже развод и убийство — казалась размытой и ненастоящей.
Черт, толстяк что — уже ушел к себе?
Или просто… того?
Даже это Штех не мог сказать с уверенностью. Он, верно, так и торчал посреди комнаты добрые полминуты: завис, глядя на «тело». В номере как будто похолодало. Блаз потер плечи, пытаясь согреться.
В конце концов он двинулся к двери — надо же что-то делать! Надо выбираться отсюда и продолжить погоню.
Белый «Крайес»! Если тут и вправду творится чертовщина, он может выйти через дверь — или пройти каморку сторожа, честно подняться на второй этаж, в номер, чтобы там, где их раньше не было, найти тряпки, «тело» и запах коньяка… и снова выйти.
Блаз выбрал простой вариант.
Он как раз отворил створку, когда за спиной раздался крик. Женский. В следующий миг дверь ударила его по лопаткам, буквально выбросив в коридор. Замок клацнул, Штех от неожиданности упал на колени.
«Что…»
Он не успел даже додумать. Крик еще тянулся, когда дверь сотряслась от удара, а затем еще одного. С потолка посыпалась пыль.
Еще удар.
Похоже, они решили, что довольно уже поиграли с ним. Пора заканчивать.
Блаз по привычке потянулся за пистолетом, но табельное оружие — часть рабочей формы. Конечно, он выезжал «пустышкой», да и кто бы позволил взять пушку? Банковским охранникам их выдают и забирают после каждой смены.
Он был уверен, что убьет Стрыя даже голыми руками!
И дорого бы дал сейчас за тяжесть и холодный металл «Заставы».
Может, Блаз раздумывал бы — долгих две или три секунды — но удары вдруг посыпались градом. Алица кричала. Низкий, медленный, чавкающий звук за миг до каждого толчка в дверь.
Даже… Черт, и самый крупный человек не смог бы колотить с такой силой!
Он только подумал так — и в месиве щепок, облупившейся краски и пыли дверной массив пробил кулак. Миг спустя за выломанные доски ухватились вторая, третья, четвертая ладонь. И все правые.
«Потому что нож держат в правой».
Это было слишком. Через край.
Тогда-то Блаз и побежал. Лампы мигнули, но снова вспыхнули — еще тусклее прежнего. Мутно-желтый свет стал цвета крови. По обеим сторонам коридора мелькали двери, но большая их часть тонула в темноте. Оглушительный треск и грохот за спиной подсказали Штеху, что дверь его номера слетела с петель.
А вот двигалась тварь бесшумно.
Так, шелест. Как легкие шаги. Собственный пульс почти заглушал прочие звуки.
Штех не оборачивался. Круг света. Мрак. Еще круг света. Опять мрак. Полупустой мотель молчал, словно впал в кому. Но почему «полу-»? Сторож, сосед — а были ли они на самом деле? Светлые пятна под лампами стали… липкими. Он вяз в них, когда пытался пересечь. Штех несся из последних сил, но слышал, что тварь уже почти догнала его. Чуял движение воздуха. Тонкие волоски на шее встали дыбом.
Он что — тянется на километр, этот чертов коридор?
Блаз едва не расквасил нос о металлическую, с квадратным окошком, дверь. Рванул на себя, скривился от визга петель и захлопнул. На миг увидел коридор через давно не мытое стекло. Тварь аккурат пересекала темный участок, так что под лампой мелькнули только руки.
Некогда, некогда!
Железная площадка пожарной лестницы. Нет, черт возьми — балкон. Пути вниз нет, просто нет! Ржавые перильца. И только скобы в крошащемся кирпиче — но уходящие вверх, а не вниз. Надо было не в дверь выходить, а выпрыгнуть из окна. Второй этаж, не рассыпался бы! Или вовсе «перейти» вниз и искать любое окно там.
Блаз знал — там просто ждали бы другие сюрпризы.
Трепыхаться бессмысленно.
Но зачем-то он все еще карабкался наверх.
Должно быть, уже занялся тусклый рассвет, иначе с чего вдруг это бледное, разлитое в воздухе свечение? Скобы, как и коридор, тянулись слишком далеко, этажей на пять-шесть, — но Блаз уже ничему не удивлялся. Разве что когда увидел, откуда свет исходит.
Ангар для космического корабля? Для дюжины самолетов? Пальцы Штеха нащупали голубиный помет на бортике крыши — но все здание мотеля, вместе с крышей, пометом и даже стоянкой, оказалось внутри циклопической конструкции. Ни стен, ни потолка. Ничего не видно. Только бледные лампы дневного света, кажется, в полукилометре отсюда. Даже снизу было слышно, что они не только мигают, но еще и гудят.