– К счастью, мне путем размышлений удалось проследить судьбу этих знаменитых жемчужин… – Подражая самому известному частному сыщику на свете, Мира выковыривала находки, как изюм из булки. – От врат морской девы, где они пропали, до последней из шести заготовок экологически чистой глины, слепленных в бухте мыса Такиль…
– Ого! – Подобно слепцу, Юрий перебирал жемчужины, счищая крохотные комочки глины. – Сколько их тут?
Закусив губу, Волчица буравила его взглядом. Почувствует он магию нереиды или…
Нет. Море приняло нового «посейдоновца», но не выбрало. Для него пригоршня разноцветного перламутра была украшением… или уликой.
– Сядь! – Решившись, она указала на подоконник и, когда будущий сотрудник взгромоздился рядом, взяла его за руку, переплела пальцы.
– С непривычки это может… впечатлить… – предупредила она.
Стиснув её руку, такую хрупкую в его лапище, Юрий завозился на широком мраморе, пододвигаясь. Свободной рукой Мира взяла откатившуюся жемчужину:
– Смотри…
– Куда? – успел спросить он, прежде чем…
…солёные брызги застилают обзор.
Радость при виде осквернителя врат захлёстывает, как пена прибрежные камни. Трепеща от возбуждения, нереида срывает с шеи низку перлов, мечет на дно блестящие пригоршни. Так люди земли засевают скудные наделы. Только морские зёрна проклюнутся обетом, заколосятся наваждением, нальются справедливостью, поспеют местью…
– Что… Что это было? – разжав пальцы, Юрий прижался к оконной раме, словно боясь потерять равновесие.
– Ответы? – предположила Мира. – Не нравятся? Уж какие есть.
– Да я не о том…
Он вытер вспотевший лоб. Помолчал, массируя виски и хмуро разглядывая разноцветное драже.
Волчица ждала. Стадию отрицания она давно преодолела, и теперь с любопытством наблюдала, как трещат и ломаются стереотипы нового сотрудника. Наверное, прикидывает, что из съеденного и выпитого дало такой потрясающий эффект.
Резко, точно боясь передумать, Юрий сгрёб жемчужную россыпь, стиснул до дрожи предплечья… и через пару минут разочарованно высыпал на подоконник. Опасливо выбрал крупную лазоревую бусину и долго разглядывал, невнятно бормоча под нос. Поскрёб её ногтем, попробовал на зуб и еле сдержался, чтобы не запулить в стену.
– Ничего не понимаю! – признался он. – Не понимаю, и точка!
Голос Зафермана звенел такой искренней детской обидой, что Мира засмеялась. Потом вынула жемчуг из его пальцев.
Не дожидаясь просьбы, Юрий первый стиснул её руку обеими ладонями – так утопающий хватается за соломинку…
…Невидимая в переливе волн, Мэра смотрит, как перлы отравляют избранного. И чем богаче его добыча, тем большего он жаждет.
Отныне сны его наполнятся погружением в бездну, а днём зов наката будет сводить с ума.
Там, в глубине, Мэра открывается ему. В наваждении красоты, в шлейфе водорослей, в свите из рыб, встаёт перед ним и манит, манит, манит… К себе, за собой, прочь из этого мира…
Не надо быть дочерью Нерея и Дориды, чтобы понять – перлы околдовали смертного. Такое уж у них свойство. Всякий, кто коснётся их, уже не мыслит о другом. Даже объятия нереиды, её сапфировый взгляд и беломраморная кожа не затмят силу морских зёрен.
Руки смертного дрожат, то и дело тянутся к матово блестящей россыпи. Сердце трепещет в ожидании полнолуния, когда откроются запретные для других врата. Врата, за которыми испокон веков хранятся несметные сокровища. Сокровища, которые ждали его одного.
Потом избранный прозреет… Потом… И всё вернётся на круги своя.
Ещё немного, и Мэра обнимет отца, прильнёт к матери, вольётся в стайку сестрёнок-непосед…
Предвкушая возвращение, нереида раскидывает перлы, и пузырьки смеха устремляются к солнцу. Вторя её веселью, волны тревожат дремлющих чаек.
Всё идёт так хорошо!
До тех пор, пока избранный не выдерживает. Вынимает заветные перлы, пересыпает из ладони в ладонь, любуется в лунном свете их прохладным блеском.
Надо предупредить его! Обернись! Ну обернись же!
В который раз Мэра жалеет, что речь смертных ей неподвластна.
Морской рог сам прыгает ей в руку, касается губ, но…
Поздно!..
– Думаешь, этому можно верить?
Бледный сквозь загар, Юрий не спешил выпускать руку начальницы, хотя видение угасло.
– Когда мы Мэру тащили в море, – сказала она, – не припомню, чтобы тебя грызли сомнения.
– А я не в себе был! – парировал он. – Может, я бредил? Может, у нас глюки были?
– Да запросто! – поддержала Мира. – С твоего чаёчка и не так вштырить могло. Легко отделались!
Заферман фыркнул. Потом кивнул на подоконник.
– Гулять так гулять! Давай ещё.
Мира поймала жемчужинку, в раздумье замершую на краю – падать или повременить?
…Нереида, дожидаясь своего часа, наблюдает за людьми.
Осмелев, она принимает облик замеченной на берегу смертной. Хрупкостью, светлыми волосами и голубыми глазами дева земли походит на ту, что множество лун назад пленила Александроса. От девушки не отходит влюблённый – со дна видно! – мужчина, сложённый, как Геракл. Неудивительно. Такие девы всегда находят воздыхателей.
В новом обличье Мэра гуляет по берегу, проказничает по мелочам. То мягкую подстилку – её называют матрасом – в море уносит. То у зазевавшейся купальщицы сандалии стащит или, если повезёт, яблоко. С особой радостью лишает рыбаков улова, отыгрывается за пережитый в сетях страх. Рыбак тогда едва заикой не стал, узрев её истинный облик…
Как-то, не сдержавшись, Мэра долго милуется с псевдо-Гераклом. Но, загодя услышав приближение его луноликой подруги, со смехом прячется в море.
На берегу есть и другая женщина – старше, обманчиво невозмутимая. Непохожая на дочерей земли, она нравится нереиде сильнее простых смертных. Кажется, она вскормлена не молоком матери, а морской водой. В её глазах небо, а в сердце – ритм прибоя. Она не слышит ничего, кроме ветра и криков чаек. Не видит ничего, кроме пены волн и манящих глубин. Даже устремлённых на неё глаз…
Ах, как бы Мэра хотела такую подругу!
Поэтому голубой перл открывается ей – смертному подобию дочерей Нерея.
Зная, как тяжело привязываться к краткоживущим, она не ищет с ней встреч. Наблюдает со стороны, невидимая среди волн и камней. Но смертная всё равно ощущает её взгляд, и это радует и печалит Мэру. Лишь раз нереида подходит к ней, чтобы забрать обломки врат. Это доводит дочь земли до белого каления. Странно, Мэре казалось, они поняли друг дружку. Земное – земле, морское – морю. Разве нет?..
…Видение не успело раствориться в солнечных лучах, как Юрий схватил новую жемчужину и протянул начальнице.
– Кажется, я подсел, моя Волчица! – объявил он, избегая взгляда, в котором синело обманчиво невозмутимое небо.
Мира не заметила его смущения. Откровение нереиды окатило её целебной волной; так в жаркий и пыльный полдень морская прохлада смывает пыль и придаёт сил. Даже больное плечо угомонилось. Значит, ей не мерещился изучающий взгляд!
Отвлекая от размышлений, мужские пальцы сплетаются с женскими – грубые и горячие с тонкими и прохладными.
Две стихии, земля и море. Всегда вместе, всегда порознь…
…Не жемчужины, а загляденье! Каждая словно неведомая планета. Блестят себе в темноте. Манят, обещают несбыточное. Для других – несбыточное. А для него – самое что ни на есть настоящее.
Собрать, немедля собрать! Спрятать. Спрятать так, чтобы никто не нашёл. Никто не отнял. О, придумал! Никому в голову не стрельнёт, что в глине такая начинка…
Какого хрена он с грузом таскается? Так, стоп… Что… что это? Мажется, к пальцам липнет. Джем? Нет, кровь. Кровь? Откуда?!
Тело болит, точно кувалдой отходили. Он дрался? Точно, дрался. С кем? С кем он мог драться в палатке Миры? Это ведь её палатка, да? Кружка её, полотенце её. Грузы – тоже её. Ноутбук вон, с отчётом…
Неужели он…
Нет, нет! Ну не Волчица же! Она неплохая. Только на море сдвинулась. Задыхаться начинает, если из воды вытащить…
Костяй… Ну конечно! Костяй и его жемчуг. Нельзя такой жемчуг показать и спрятать. Он не для чужих глаз… Гладкие, прохладные жемчужинки. Уж он так не лоханётся. Он их спрячет, хорошенько спрячет…
Дьявол, а этого идиота теперь куда? Днём-то от него вреда никакого. Нет у жмуриков привычки под солнцем шляться. А вот ночью… Ещё притащится, станет немым укором. Х-ха!
Концы в воду, и весь сказ. Нет, не в воду. Море вынесет его обратно, зачем ему такое счастье?
Подальше от лагеря надо… Под Трезубец, да! И камнями завалить. Дождь пройдёт, грязью так запечатает, что хер откопаешь. Главное, чтобы никто не разрыл. Да дураков обычно нет, что тут искать? Гипсовые розы?
Нет, ну какое гадство! Надо было под дождь попасть… Не, всё путём, заодно и кровь смыл. А футболка сменная есть. Правда, жёлтая, а не белая. Но кто такие мелочи замечает?
Ещё бы дождаться полнолуния. Выдержать несколько дней. Тогда жемчуг приведёт его к новым сокровищам. А потом можно и ноги сделать. Море будет по колено.
Уж он-то найдёт, как распорядиться таким подарком! Он не Мира-идеалистка. Наука превыше всего, как же! И тем более не Костяй. Исследователь, блин, выискался. В Шлимана не наигрался. Уже и не наиграется…
Идиоты, как есть идиоты! Блаженные. Может, к лучшему? Пока таких самородков полно, ему все карты в руки. Свалит отсюда на хер, чего он в Крыму потерял? Да и в России, если уж на то пошло. Загранник есть, только его и видели…
Эх, жаль снаряги. Своей особенно, нет у него папочки-бизнесмена. А что делать? Иначе никто не поверит, что Костяй сорвал экспедицию. Костяй – то ещё шило в заднице. Всё может…
А с морским кладом он себе новую снарягу отхватит.