– А мне-то они…
Лодочник хмыкнул:
– Не скажи, не скажи… Ладно, давай, разберёшься.
Он пошёл к лодке, толкнул, взобрался на нос, перескочил через лобовое стекло, стал заводить двигатель.
– Слышь… – Олег подошёл к берегу. – А тебе… Тебе ничего за это не будет?
Лодочник усмехнулся.
– Не будет. Там учёта толком нету, так, видимость одна.
Тарахтение лодки затихло вдали. Олег не спеша обошёл остров. У берега песок покрывали горки засохших водорослей, в середине среди чахлой травы возвышались три голых куста. Стояли стеной заросли камыша, сухие стебли едва слышно шелестели. И туман, туман кругом…
Олег выкрутил одежду, прошёлся босиком по песку. Захотелось пить. Заметил присыпанный пластмассовый стаканчик. Зашёл в реку, хорошенько промыл, набрал тёмной воды, понюхал, осторожно глотнул. Вода оказалась горькой, Олег закашлялся, матюгнулся. Вышел на берег, сел на песок. Туман стал уже не такой густой. Показалось небо, похожее на низкий бетонный потолок.
Изредка слышался шум моторок, но где-то совсем далеко. Скоро повеяло прохладой, потемнело. Небо стало чёрное, ни одной звезды. А потом Олегу показалось, что недалеко от берега мелькнула большая гребенчатая спина. Он отошёл на середину острова, натянул влажную одежду и сел у кустов, стуча зубами. В реке что-то плескало, фыркало, Олег озирался, всматривался в чёрную поверхность. Темнота сгустилась, она наступала, давила, хотела поглотить. Всю ночь Олег не сомкнул глаз, а под утро плюнул, свернулся в позе эмбриона и заснул.
Когда проснулся, вовсю светило солнце. Сел, осмотрелся – нигде никакой земли, одна вода – и вдруг вспомнил, где он. Нетвёрдо прошёл по прохладному песку к реке. Вода показалась тёплой. Умылся, посмотрел на чистое голубое небо и вспомнил о ней… и о себе.
Солнце уже начинало припекать. Пахло водорослями. Над водой носились стрекозы, в камышах попискивала серая птичка, негромко квакали лягушки. Сквозь гладкую поверхность виднелись пушистые водные растения, у песчаного дна застыл полосатый окунёк. Всё как в детстве, на Голубых озёрах. Олегу стало жалко себя, он это понял и рассердился.
«Ну, умер, так и что теперь, плакать тут ходить?»
Он побродил по берегу, потом разделся. Вошёл в реку по грудь, окунулся с головой, фыркнул и поплыл. Но метров через пять, когда ног коснулась колючая трава, вспомнил, как что-то плавало и плескалось в реке ночью. Развернулся, судорожно погрёб и шумно выскочил на берег. Подошёл к одежде, сконфуженно огляделся. По штанине пробежала крохотная, с полпальца, ящерка. Вдалеке захохотала какая-то птица. Олег лёг на песок и скоро задремал.
Проснулся от шума моторки.
– Привет, островитянин!
Лодочник затолкал лодку в камыши, подошёл, шелестя белым пакетом. Олег поднялся, сонно моргая. Гость доставал из пакета бутылку с красно-белой этикеткой, пластиковые стаканчики, свёрток с бутербродами. Расстелил на песке пакет, разложил:
– Садись, бери.
Разлил. Выпили, не чокаясь, пожевали молча. Ветерок повалил стаканчики, Лодочник вставил их один в другой, нахлобучил на горлышко бутылки. Вздохнул задумчиво:
– А я уже и не помню ничего с той стороны. Как жил, что там было… – Он помолчал. – Снится только иногда. Просыпаюсь – и не могу ухватить, ускользает… Дорогу только помню, шоссе. И небо с облаками.
Олег сидел тихо, слушал, смотрел на реку.
Лодочник разлил по второй:
– Давай за тебя. Чтобы…
Недоговорил – выпил, захрустел огурцом. Олег тоже выпил, заел горечь полоской сырка.
Сидели, пили. Лодочник рассказывал. Что всех перевозчиков заставляют носить бороду. Что раньше в шторма сидели по домам, а теперь приходится выходить – ремонтировать лодки… а зарплата та же. Что как-то разговаривал со стариком-лодочником, который перевозил Ленина; правда, тот мог и приврать.
Иногда в лодке шипела рация, что-то кричали. Лодочник подходил, отвечал, врал, что занят, что заглох и не может завестись. Принёс из лодки вторую бутылку. Разлили и увидели: закончилась закуска. Тут и выяснилось, что Олег ничего не знает. Лодочник научил его покупать продукты. Цены были какие-то советские, на двести с лишним рублей, что оставались на телефонном счету Олега, можно протянуть очень долго. Ассортимент, правда, тоже советский, а спиртное вообще не продавалось, зато купленное появлялось мгновенно.
– Решения ждать иногда подолгу приходится, – объяснял Лодочник, открывая складным ножом банку кабачковой икры и намазывая рыжую массу на ломти тёплого хлеба. – Рассмотрение, бывает, затягивается; опять же – выходные, праздники. Вот и пригождаются деньги с мобильников. Связь, она-то через небо идёт, понятно?
– Понятно, – с сомнением кивнул Олег.
– Хрена там тебе понятно, – хмыкнул Лодочник, разливая водку. – Мы тут сами ни фига не понимаем.
Он подмигнул, окосевшие глаза весело блестели.
– А цены почему такие? – спросил Олег.
– Тут, – сказал Лодочник, – перемены тяжело идут, долго. Моторки вон всего лет двадцать как появились… А то всё вёслами гребли.
Олег понял, что опьянел. Отошёл по малой нужде, взглянул мельком на реку и остолбенел: один за одним проплывали пароходы, баржи, лодки. И на всех – люди, люди… Олег моргнул, посмотрел: нет ничего, пустая река. Показалось…
Вернулся, плюхнулся рядом с Лодочником. Поймал его окосевший взгляд.
– Расскажи ещё, как оно – тут…
– Да тебе нужнее будет, как оно – там, – серьёзно сказал Лодочник. – Тут засиживаться нельзя: неприкаянным станешь – и сгинешь.
Подмигнул Олегу:
– Ты б не дурковал, а? Давай отвезу тебя, да и всё.
Олег вздохнул. Поставил стаканчики, разлил, взял свой, осушил залпом. Посидел, глядя на реку. А потом рассказал всё сбивчиво: что нельзя любимого человека перед таким выбором ставить. Неправильно это.
Лодочник долго молчал. Потом произнёс задумчиво:
– Что ж… Жди тогда, пока она тебя там, – указал в небо, – забудет. Там, в преддверии Сияния, говорят, по-другому всё видится. Быстро забывают. А как она в Сияние уйдёт, тогда и ты попробуешь.
Он почесал лоб.
– Я, правда, не знаю… Не слыхал о таких случаях. Ты, кстати, и сам постарайся всё забыть. Это важно.
Выпили ещё. Лодочник запел: Цоя, «Наутилус» и ещё, народные. Олег неумело подпевал. Когда пели «Чёрного ворона», на словах «Чёрный ворон, я живой» Олег вдруг запнулся, замолчал. Пошёл к реке, набрал в стаканчик воды.
– Вот это правильно, – одобрил Лодочник. – И на небо не смотри.
– Почему?
– А мешает забывать.
Олег тут же посмотрел на небо, перевёл взгляд на Лодочника. Тот махнул рукой:
– Привыкнешь.
Разлили остатки, допили, закурили.
– Ты знаешь, – заговорил Лодочник, – я, наверное, при жизни водителем был, шофёром. А теперь и тут всё вожу, вожу… – Он подёргал рыжую бородку. – Может, это наказание такое, а?
Взял бутылку, поднёс к лицу, долго фокусировал взгляд.
– Нету ни хрена, – огорчился. – Ты подожди, я недолго.
Поднялся, пошатываясь побрёл к лодке. Пока разворачивал, чуть не свалился в воду. Затарахтел мотор; лодка, петляя, ушла вдаль.
Когда над рекой взошла большущая белая луна, Олег понял, что Лодочника можно не ждать. Прополоскал стаканчики и бутылки, набрал воды. Купил сосисок, булочку за девять копеек и спички, собрал сухих камышей, поджёг. Сидел, глядя в небо, – забыл, что нельзя. Созвездия были те же, что и там, дома.
Просидел почти до утра. Думал – много, настойчиво. И понял: раньше надо было думать.
В ту ночь он решил: прошлого не изменить – но теперь всё надо сделать правильно. В ту ночь он осознал, что никогда больше не увидится с ней.
Утром разбудили голоса. Недалеко кто-то сидел на песке – трое, тихонько переговаривались. Повернулись разом, и Олег отшатнулся: лица были черны, жутко сверкали глаза. Черти! Один поднялся, направился к нему. Олег резко сел, уже почти бросился бежать и тут понял: да какие, к чёрту, черти – это, кажется, шахтёры. Он видел по телевизору: лица в угольной пыли, на головах оранжевые каски с фонариками. Шахтёры…
– Извини, браток, – сказал подошедший, пожилой полноватый дядька, – не хотели будить. Спичек не будет?
Олег пошарил по карманам, протянул коробок. Дядька тряхнул перед ухом, раскрыл:
– О, полная. Я отсыплю? И обжожки чуть-чуть оторву.
Олег махнул рукой:
– Забирайте весь.
Шахтёр кивнул, на чёрном лице сверкнули белые зубы. Пошагал к своим, потом обернулся:
– Эй, а давай к нам?
Олег подошёл.
– Я Толян, – сказал пожилой. – А это Вадик и Серёга.
Вадик, высокий нескладный парень, вскочил, затряс Олегу руку. Серёга чуть привстал, здороваясь, рукопожатие его было крепким, на пальце виднелась квадратная татуировка.
– Ну что, не вижу повода не… – ухмыльнулся Толян, в руках появилась заткнутая бумажной пробкой тёмная бутылка.
Поставил бутылку на песок, рядом положил завёрнутые в носовой платок красные редиски. Олег принёс три стаканчика.
– Отлично. – Толян осмотрел бутылку на просвет, кивнул Олегу: – С нами?
– Нет, спасибо.
Толян разлил. В нос Олегу ударил запах бурячного самогона.
– Может, всё-таки?.. – Толян качнул бутылкой.
– Нет-нет. – Олег замахал руками.
Бутылку прикончили в два разлива, посидели, похрустели редиской.
– Ну что, партейку? – Толян достал из кармана колоду карт.
Бутылку и стаканчики убрали, Толян и Серёга поменялись местами: Толян сел напротив чему-то улыбающегося с открытым ртом Вадика, Серёга оказался напротив Олега. Толян быстро разбросал на четверых колоду, все взяли карты, стали раскладывать по мастям.
– У меня, – сказал строгий Серёга и походил червовым тузом. Толян бросил сверху червовую девятку.
Олег посмотрел в карты, положил на песок.
– Вы знаете, я не умею.
– Да ладно, – не поверил Вадик.
Олег развёл руками. Серёга разочарованно выдохнул.
– Надо же, – шевельнул Толян толстыми щеками. – Ну, давай, что ли, научим. А то мало ли, сколько нам тут…